225. Луначарский — Ленину и надписи, подчеркивания Ленина

<11 сентября 1921 г.>

Дорогой Владимир Ильич.

Я давно уже хотел более или менее обстоятельно поговорить с Вами или представить Вам обстоятельный доклад о совершенно катастрофическом положении, в котором находится Наркомпрос. Но в данный момент я от этого воздерживаюсь, потому что знаю Ваше нынешнее недовольство моей «расточительностью» и моей «слабостью характера» и, представьте себе, даже не хочу нисколько оспаривать те пустяки, которые Вам наговорили, и тот неправильный взгляд на эту часть политики Наркомпроса, который у Вас установился.

Я не хотел бы ни спорить по этому поводу при чрезвычайно невыгодной для меня ситуации, ни делать Вам доклад, очень печальный по своим выводам и приводящий меня к признанию продолжающегося, и притом ускоренно продолжающегося, развала Наркомпроса, несмотря на фактическое управление им т. Литкенсом, — в такой момент, когда Вы, пожалуй, почтете этот доклад, давно мною подготовленный, за плод конфликта, или, как говорят, склоки, которая сейчас возникла между мной и тов. Литкенсом, ввиду совершенно, на мой взгляд, недопустимого и нетоварищеского способа отстаивания им своих никем не оспариваемых прав и привилегий. М. Н. Покровский и тов. Сталин, два единственных лица, которым я, кроме официальной бумажки в ЦК партии, показывал ответ тов. Литкенса на одно мое распоряжение, оба пришли в негодование и оба одинаково оценили это как большую наглость. Но так как ЦК оценивает это иначе и обратил внимание совсем не на то, на что надо было обратить внимание, то, действительно, дальнейшее разбирательство в этом отношении было бы склокой, и поэтому я его прекращаю. Не будем говорить об этом, а будем говорить о более или менее рациональном использовании моих и по Вашей оценке, как я уверен, недюжинных сил.

В Наркомпросе я сейчас совершенно не нужен. Очень желательно, конечно, проводить в нашем Наркомате чистую линию, но при чистой линии тов. Литкенса моя роль становится довольно смешной, а для Наркомпроса в высшей степени бесполезной. Времени у меня Наркомпрос отнимает огромное количество. К тому же предстоит целый ряд съездов, на которых мне придется выступать с программными речами, защищая не мою программу и отвечая не за свои промахи, — вещь неблагодарная ни с какой стороны не только для меня, но и для Советской власти и партии.

Ввиду этого я просил бы Вас, Владимир Ильич, взвесить такой план: освободите меня от Наркомпроса, который уже имеет своего руководителя, и используйте мои силы следующим образом: зачислите меня в Президиум ВЦИК, там людей недостаточно, и я буду полезен, прежде всего, как всякий другой член его, но, во–вторых и главным образом, я буду полезен как пропагандист. Тут уж, кажется бесспорно, я являюсь значительной силой в руках партии.

Я предложил бы возобновить мои поездки по России. Меня сейчас энергичнейшим образом зовут и в Грузию, и в Сибирь, и в голодный край, да почти повсюду; зовут из тех мест, где я уже был и где даже в короткие дни или недели приобрел друзей и оставил по себе добрую память; зовут и в те места, где я еще не был и где моего посещения хотят. В качестве такого пропагандиста и защитника всей нашей политики, которую, как мне кажется, я понимаю хорошо и защищаю умело, я принес бы партии большую пользу. Ни одна сила сейчас, при переломе нового экономического курса, при необходимости крепче, чем когда–либо, связаться с интеллигенцией, с крестьянством и т. д., не должна быть упущена.

Конечно, и сейчас партия очень часто прибегает к моей помощи, и я постоянно выступаю в Москве, но тем не менее эта, быть может, полезнейшая и мною удачно проводимая работа в общем берет у меня пять, максимум десять процентов моего времени, а надо отдавать ей чуть ли не все сто. Во время, когда я оставался <бы> в Москве (допустим, на полгода в разное время, а остальные полгода был бы в разъездах), я мог бы выполнить свои обязанности по отношению к Московскому университету, к Университету имени Свердлова, может быть, оказался бы полезным и для Института красной профессуры. Учеников ко мне стучится со всех сторон очень много. Каждая лекция, которую я читаю, собирает в университете сотни, а публичные — тысячи людей, с громадным вниманием меня слушающих. Вот настоящее дело.

Конечно, если бы я стал выступать как частное лицо, а не член правительства, — это было бы нехорошо: пошли бы слухи о какой–то опале или о каком–то моем недоразумении с ЦК, а таких слухов у нас и так уже много. Перевод же меня в Президиум ВЦИК вряд ли бы показался результатом размолвки, а вместе с тем дал бы мне больший авторитет при объезде провинции, что весьма не мешает, придал бы прежде всего характер официальный и официозный моим выступлениям, а это, конечно, сообщит им известную силу и значение. Может быть, еще правильнее было бы создать особую должность заместителя председателя ВЦИК, так как Михаил Иванович Калинин тоже бывает часто в отъезде, но об этом я упоминаю вскользь. Лично я, как Вы прекрасно понимаете, ни в каких титулах не заинтересован, и на этой идее, конечно, отнюдь не настаиваю.

Этот план мне кажется чрезвычайно рациональным, и я прошу Вас подумать над ним не с точки зрения того, что вот–де Луначарский ссорится с Литкенсом, или, что Луначарский недоволен сокращением кредитов на высшие и более тонкие культурные учреждения, которые он четыре года берег и которые теперь приходится ликвидировать.¹ — Нет, это все отстраните и рассудите только с точки зрения действительной пользы для партии.

Однако же не могу не сказать Вам, Владимир Ильич, что помимо, по моему мнению, великой нерациональности оставлять меня при нынешних условиях на посту, на котором я фактически бессилен и не нужен, но это для меня морально до крайности тягостно.

Так как Вы мой старый товарищ и, я знаю, в конце концов, хорошо ко мне относитесь, то все–таки поимейте немножечко и это в виду и не заставляйте меня продолжать оставаться в положении, которое психологически тягостно, а с политической точки зрения заставляет меня сомневаться в том, действительно ли я тащу общую телегу во всю силу моего плеча. Мне иногда кажется, что в Наркомпросе я толку воду в ступе, и это при сознании, что в другом месте я могу принести значительную пользу.

Крепко жму Вашу руку. Очень прошу Вас сообщить мне Ваше решение как можно скорей.

А. Луначарский

11/IX

Над письмом рукой Ленина: