12/V — 1921
ВЛАДИМИРУ ИЛЬИЧУ ЛЕНИНУ
Дорогой Владимир Ильич!
Вы знаете, что я не из тех людей, которые начинают скандалить по пустякам, — нервы у меня достаточно спокойные, — но меня хотят поставить в положение, которое не оставит для меня другого выхода, как просить ЦК партии освободить меня от обязанностей народного комиссара по просвещению.
Дело в том, что небольшая кучка «вчерашних» коммунистов, за неимением других людей, оказалась фактическим руководителем профессионального союза работников искусства, и вот эта кучка проводит всеми правдами и неправдами в качестве председателя Главного художественного комитета, т. е. центрального органа по заведованию искусством в стране, некоего Славинского, своего представителя. Это — пролаза, льстец, очень плохой музыкант и очень вредный демагог. Линия его заключается в так называемой уравнительности, т. е. в том, чтобы заручаться поддержкой хористов и капельдинеров и всякой мелкой бездари против людей, составляющих в конце концов основные кадры нашего искусства (это ведь дело высокой квалификации), под предлогом демократичности. Человек этот мне глубоко противен и как личность, и как политическая фигура, и я серьезно подумывал о том, чтобы поставить в ЦК ребром вопрос о том, нельзя ли убрать этого господина. Если бы Вы сделали анкету среди всех именитых художников России (правда, многие из них не советские, но многие благодаря мне прониклись к нам большими симпатиями), то Вы услышали бы единогласное мнение, весьма нелестное для этого типа.
Комиссия при ВЦИК, проверяющая главки, должна была обсудить эту кандидатуру ВЦСПС. Со своей стороны, я выдвигаю кандидатуру профессора П. С. Когана, известного марксиста, прекрасного знатока истории и теории искусства, уважаемого человека, письменно и устно поддерживавшего нас так, как, смею думать, не поддерживал нас, коммунистов, ни один человек, находящийся вне нашей партии; притом за все время с первого дня переворота. Правда, ВЦСПС и Всерабис не решились сказать ни одного слова против моего кандидата, но тем не менее на своем Славинском они настаивали. И вот, к моему ужасу, голосование, несмотря на мое заявление, самое категорическое, что я как народный комиссар прошу принять во внимание полную для меня невозможность работать с этим человеком, — дало такие результаты: тов. Аванесов (председательствовавший) и тов. Смидович — за Когана, а тт. Андреев и Кутузов, т. е. два представителя профессионального движения, ровным счетом ничего не понимающие в искусстве, конечно, за своего кандидата; если бы это был не Славинский, а какой–нибудь готтентот, они, очевидно, подали бы за него свои голоса. Пятым членом Комиссии является тов. Сосновский. Я очень люблю и уважаю этого товарища и сейчас буду стараться отыскать его, чтобы переговорить с ним и убедить его вывести меня из этого отвратительного положения, но до сих пор мои попытки отыскать его не увенчались успехом. Он может воздержаться (как он любит это делать в таких вопросах) или даже голосовать за Славинского, — почем я знаю, не пролез ли этот пролаза и туда.
Владимир Ильич, Славинский в течение всего последнего года, зная, что я отношусь к нему пренебрежительно, ведет против меня интригу, принимающую иногда характер некоторого скандала. Все эти интриги обрушиваются на его же голову ввиду моей огромной популярности и в этой среде, художественной.
Если теперь удастся поставить его в качестве моего главного помощника в этом деле, вопреки всему Наркомпросу (а вероятно и очень многим крупным художникам) и известному конфликту с ними, то это будет наносить такой моральный удар моему престижу, я даже скажу, такой удар престижу старого большевика в борьбе его против стихии примазавшихся, каким, безусловно, является Славинский, что Вы уже будьте добры тогда оказать мне по крайней мере эту услугу и освободить меня от ответственности за Народный комиссариат по просвещению.
Еще раз очень прошу Вас, Владимир Ильич, не принимать этого моего письма за ту очередную истерику, какую чуть ли не все Ваши ближайшие помощники от времени до времени Вам устраивают. Я глубоко верю, что Вы мне Вашу поддержку окажете. Мое дело не подлежит никакому сомнению. Только товарищи Андреев и Кутузов и им подобные, весьма уважаемые профессионалисты рабочие, чрезвычайно далекие от этого вопроса, могут тут быть вовлечены в заблуждение. Но мне хочется, чтобы Вы поняли всю важность этого положения. Мне хотят навязать чуть ли не единственного моего врага в Советской Республике (я других что–то не знаю), представителя пошлейшего уравнительства в деле, где уравнительство есть преступление, человека, которого называют в качестве «типа» все действительно уважающие себя художники, скажем, такие, как Станиславский, Южин, Коровин и др., когда хотят обозначить тип коммуниста–карьериста. Меня возмущает поэтому вся эта история не только с той стороны, что мой протест, протест товарища, как–никак пользующегося моральным уважением и притом ответственного за Наркомпрос, не принимается в соображение, но и то, что это вообще морально политически недопустимо.
Жму Вашу руку.
А. Луначарский
P. S. Был бы Вам очень благодарен, если бы Вы по телефону дали мне совет.
Публикуется впервые. ЦПА ИМЛ, ф. 461, оп. 1, ед. хр. 30493.
Ювеналий Митрофанович Славинский был в то время председателем ЦК Всероссийского профессионального союза работников искусств (Всерабис).
Большую, если не основную, роль в отношении к нему Луначарского сыграли постоянные жалобы комиссара московских академических театров Е. К. Малиновской, обвинявшей Славинского в потворстве забастовкам и петициям московских артистов в 1920–1922 гг. Примечательно в этом плане письмо Луначарского Малиновской 13 марта 1924 г., написанное в дни работы Комиссии ЦКК РКП(б), снявшей Малиновскую с работы:
«Ваше требование, насколько я понял Вашу записку, чтобы я заявил, будто Вы со своей стороны никаких враждебных демаршей по отношению к Всерабису не предпринимали, является, конечно, до крайности несправедливым и странным. Ведь Вы же хорошо знаете, Елена Константиновна, что как только Славинский был назначен, Вы потребовали от меня его отвода. С тех пор Вы, я это могу сказать по совести, жали с обеих сторон. Насколько Славинский добивался, как мог, Вашей отставки, настолько же и Вы всеми зависящими от Вас средствами вели борьбу против него… Вы виноваты уже тем, что у Вас столько врагов. Не мог же в самом деле Славинский, будь он хитер, как змий, восстановить против Вас решительно всех. Совершенно ясно, что у Вас нет тех черт характера, которые необходимы для занятия подобного поста»
(ЦГА РСФСР, ф. 2306, оп. 1, ед. хр. 3397, лл. 84–85).
Далее в письме речь идет о работе комиссии ВЦИК, занимавшейся проверкой и утверждением личного состава коллегий всех центральных учреждений. Комиссия состояла из членов Президиума ВЦИК А. А. Андреева, В. А. Аванесова, И. И. Кутузова, П. Г. Смидовича и Л. С. Сосновского.
7 мая 1921 г. на заседании комиссии в присутствии представителей ВЦСПС и М. Н. Покровского (от Наркомпроса) обсуждался вопрос о составе коллегии Академического центра Наркомпроса (в состав которого входил Главный художественный комитет). Членами коллегии Академического центра были утверждены М. Н. Покровский, Е. А. Преображенский, Н. К. Ульянова–Крупская и другие. Комиссия постановила:
«Предложить Наркомпросу обсудить совместно с профсоюзом другие кандидатуры, имея в виду кандидатуру т. Славинского, и доложить на следующем заседании»
(ЦГА РСФСР, ф. 2306, оп. 1, ед. хр. 624, л. 6).
Очевидно, это встревожило Луначарского, так как на следующем заседании комиссии, 12 мая 1921 г., он присутствовал лично. О ходе этого заседания комиссии ВЦИК он и сообщает в письме Ленину (протокол заседания этой комиссии см. там же, ед. хр. 624, л. 7).
