<26 февраля 1921 г.>
Дорогой Владимир Ильич,
Московский Комитет постоянно командирует меня то на одно, то на другое собрание рабочих, обыкновенно в места особенного недовольствия и возбуждения. Я и раньше по ордерам МК выезжал на такие собрания, сейчас они приобретают более интересный характер, чем прежде, так как рабочие сердитые и определеннее высказываются.1
Посещение мною завода Динамо, который изготовляет электрические плуги, кажется, по Вашему распоряжению, так по крайней мере говорили на заводе,2 мне показалось настолько интересным, что я решился послать Вам копию моего доклада Московскому Комитету. Такие доклады, более или менее подробные, я всегда сообщаю туда.
Если Вам угодно, я смогу всегда доставлять копии Вам.
Крепко жму руку.
А. Луначарский
26/11–21 г.
Публикуется впервые. ЦПА ИМЛ, ф. 461, оп. 1, ед. хр. 30939. К письму был приложен текст следующего доклада Луначарского в Московский Комитет партии от 26 февраля 1921 г.:
«Согласно Вашему предложению я вчера поехал в 6 часов на завод Динамо. Из расспросов завкома я узнал, что настроение рабочих вообще угрюмое, а в последнее время несколько возбужденное, ввиду преувеличенных слухов о рабочих волнениях на других заводах Москвы.
На собрание для слушания моего отчета по текущему моменту собралась приблизительно половина всех рабочих Динамо, около 500 человек.
Доклад сделан был мною как по международному и военному положению страны, так и по внутреннему экономическому. В докладе я не отрицал чрезвычайной тяжести постигшего нас кризиса, указав все его причины и утверждая вместе с тем, что он все же носит временный характер и что на этом фронте нам придется пережить, так же как мы переживали на военном, периодические потрясения, из которых в конце концов мы выйдем победителями.
Доклад (45 минут) был выслушан с большим вниманием, но в несколько угрюмом настроении, никаких протестов не было, были даже аплодисменты, впрочем, довольно жидкие. Затем подано было несколько записок, все почти толкового характера. <<…> Ответы на записки также выслушаны были с глубоким вниманием. Когда председатель спросил, есть ли какие–нибудь замечания, то сначала последовало молчание, а потом стали раздаваться голоса относительно разных школьных дел. Обратили внимание на то, что в 26 и 27 школах уже в течение года не раздается никакой обуви, между тем, как по некоторым данным в некоторых других школах Москвы обувь была роздана. Настаивали также на необходимости дать по крайней мере для 30 детей, ездящих учиться в город из Симоновской слободы, трамвайные билеты, что я также обещал наладить.
Но от этого перешли к более важным вопросам. Один рабочий, настроенный горько и довольно разговорчивый, явным образом хороший беспартийный, стал говорить о разных других злобах дня: самым важным его указанием было то, что рабочие видят ежедневно злостные хищения со складов, которые у них расположены, продовольствия, между прочим соли, и не имеют никакого права остановить иногда совершенно очевидное воровство, например, служащих этого склада, уносящих к себе домой соль мешками.
Я ответил ему на это, что рабочая инспекция как в лице своих практикантов, так и в лице своих ячеек содействия, имеет полное право в таких случаях требовать ареста соответственных лиц и т. п. На это председатель собрания, сам представитель Рабоче–крестьянской инспекции (практикант), заявил мне, что я не прав, что рабочие, участвующие в Инспекции, связаны по рукам и ногам. Он говорит, что членам ячейки содействия не дано абсолютно никаких прав и так как отдельные их указания и донесения остаются безрезультатными, то они, по его словам, «скоропостижно скончались».
Что касается практикантов, то им внушается такая мысль, что они имеют право ревизовать лишь то, что им поручено, и не смеют смотреть ни направо, ни налево.
Таким образом, если практиканты РК инспекции видят злоупотребления по иной линии, чем ему указанная, то за ними остается только право совершенно бесплодного донесения. Вся масса очень подробно реагировала на этот вопрос и со всех сторон стали раздаваться возгласы: видим злоупотреблений множество, что всегда доводим до сведения кого следует, самим запрещено принимать меры.
Вопрос этот кажется мне до чрезвычайности важным. Я считаю необходимым довести о таком настроении рабочих до сведения Владимира Ильича, который, как известно, очень интересуется вопросами правильной постановки рабоче–крестьянской инспекции. Кроме того, я обещал рабочим на следующее их собрание (через неделю), когда у них как раз пойдут перевыборы Рабоче–крестьянской инспекции, попросить приехать к ним т. Ветошкина. Может быть, Московский Комитет сделает это, это произвело бы крайне благоприятное впечатление. Тов. Ветошкин мог бы иметь там содержательную беседу и принести много пользы. <…>
Вопросы о продовольствии и снабжении я довольно скоро пресек, заявив, что в этих маленьких вопросах, непосредственно касающихся завода, я слишком некомпетентен, и так как после моего доклада должен был быть доклад завкома, который обещал всего этого коснуться, то масса не настаивала.
Мне пришлось сказать довольно большую речь, в которой я говорил о коренном плане наших врагов на почве нашего разорения восстановить самих рабочих против своей власти, расшатать рабочее настроение, вызвать уныние, а по возможности даже беспорядки. Говорил о том, с какой бдительностью надо следить за подобными планами и с какой решимостью их пресекать; указал, что обыкновенно в случаях таких арестов попадает и сравнительно невинный рабочий, втягивает в этот протест иногда действительно честных людей, протестующих справедливо, но почти всегда, утверждал я, в центре такого протеста ютятся какие–нибудь политические враги. <…>
Таким образом, у нас вышло нечто вроде довольно широкой беседы, в которой преобладали мирные тоны. В заключение рабочий, начавший эту беседу, сказал: «Вы нам наговорили много приятных вещей, но нам все кажется, что вы убаюкиваете нас, потому что положение рабочих горько. Нас, правда, на заводе кормят прилично, но на жен и детей не дают ничего и мы возвращаемся в голодные семьи».
По поводу этих его слов я закончил беседу указанием на действительно огромную горечь положения, но и на то, что единственным выходом его являются широкие государственные мероприятия, поддерживаемые всей энергией рабочей массы.
В общем мы расстались с собранием в высокой степени дружелюбно. После моего отъезда начался доклад завкома.
Нарком по просвещению А. Луначарский»
(ЦПА ИМЛ, ф. 461, оп. 1, ед. хр. 30938).
В феврале 1921 г., как раз накануне начала Кронштадтского мятежа, в Москве создалось тревожное положение. К концу зимы 1920/1921 г. после неурожайного 1920 г. начался голод, бывали дни, когда хлеба совсем не выдавали. Резко упала покупательная способность денег. Транспорт был разрушен. Топливный кризис и недостаток производственного сырья приводили к закрытию многих промышленных предприятий. Почти все рабочие–коммунисты в результате многочисленных партийных мобилизаций ушли на фронты гражданской войны. Оставшиеся рабочие, бывшие крестьяне или выходцы из мелкой буржуазии, бросали работу, уходили в деревню или в рабочее время занимались производством зажигалок и прочих кустарных изделий. Общая обстановка невиданного разорения и обнищания в стране вызвала «крайнюю нервность, возбуждение, недовольство рабочих» («Ленинск, сб.», т. XXXV, стр. 237) тяжестью положения. Меньшевики и эсеры, тогда еще входившие в состав Московского и районных советов, пытались использовать голод в стране в своих политических целях, подстрекая трудящихся к выступлениям против Советской власти. Часть рабочих некоторых московских заводов, поддавшись их провокации, бросала работу и бастовала.
Необходимо было принимать решительные меры. 24 февраля 1921 г. состоялось чрезвычайное совещание актива московской партийной организации. Ленин, участвовавший в работе совещания, в течение двух часов беседовал с партийными работниками районов, подробно интересовался положением в каждом районе и на отдельных предприятиях. Тут же он дал ряд практических указаний о том, как устранить недочеты в организации продовольственного снабжения, как усилить агитационно–разъяснительную работу на предприятиях Москвы и губернии. Он говорил о том, что большевики всегда находили подход к массам. Надо правдиво рассказать рабочим, обманутым меньшевиками и эсерами, о действительном положении в стране, о хозяйственных трудностях и их причинах.
Сразу же после этого собрания Московский Комитет партии направил на волновавшиеся заводы и фабрики («Гознак», «Красная Роза», «Каучук» и др.) лучших а гита торов московской партийной организации, в том числе и Луначарского.
Через несколько дней, 28 февраля 1921 г., Ленин выступил с большой речью о международном и внутреннем положении Республики на расширенном пленуме Московского Совета, заседавшем совместно с пленумами районных Советов и представителями фабрично–заводских комитетов.
«Я хотел бы остановиться на самом главном, — сказал Ленин, — на том, что, может быть, покажет нам причины нашего ужасного кризиса. Мы должны будем поставить перед собой задачу, к разрешению которой мы выберем путь. Путь этот есть, мы его нашли, но у нас нет еще силы идти по этому пути с той настойчивостью, с той систематичностью, которая требуется создавшимися тяжелыми условиями, оставшимися в наследство после войны. <…> На хозяйственной работе нужно — пусть это не совсем подходящее слово — известное „скопидомство“. А вот „скопидомничать“ — то мы еще не научились. Нужно помнить, что буржуазию мы победили, но буржуазия у нас осталась и борьба осталась. И одно из средств борьбы ее против нас — сеять панику. На этот счет они мастера, и этого не надо забывать. <…> Мы должны говорить прямо, не боясь газет, которые выходят во всех городах мира. Это пустяки, из–за этого не будем молчать о нашем тяжелом положении. Но мы скажем, что мы, товарищи, ведем всю эту тяжелую кровавую борьбу и, если против нас не могут пойти сейчас с оружием в руках, то идут с оружием лжи и клеветы, пользуются всяким случаем нужды и бедности»
(Ленин, т. 42, стр. 357–366).
Пленум принял специальное обращение к трудящимся Москвы и Московской губернии, призывавшее их к борьбе с врагами Советской власти, которые хотели использовать временные продовольственные затруднения и разруху в стране в контрреволюционных целях.
Благодаря большой разъяснительной работе, проведенной коммунистами на московских предприятиях, провокационная деятельность меньшевиков и эсеров везде начала получать отпор со стороны рабочих. А 4 ноября 1921 г. на общем собрании рабочих того же самого завода «Динамо» было принято приветствие Ленину, в котором рабочие писали:
«Шлем тебе, дорогой Владимир Ильич, свой пролетарский привет и заявляем, что при осаде капиталистического мира мы будем одни из первых укреплять участок осады электрификацией страны»
(«Правда», 6–7 ноября 1921 г. № 251).
7 ноября 1921 г. на заводе тепло встреченный рабочими выступал Ленин.
↩- Электрические плуги по заданию Ленина начали изготовлять в начале 1921 г. сразу на нескольких заводах Москвы, Петрограда и других городов. Изготовлялись они и на заводе «Динамо». ↩
