[20 сентября (3 октября) 1917 г.]
Дорогая детка,
Все нет от тебя ни писем, ни телеграмм.
Вчера гвоздем дня была дискуссия — сперва в ЦК, куда я был для того специально приглашен, а потом в нашей фракции вопроса об участии нашем в мелкобуржуазном Предпарламенте,1 сочиненном «Либерданами».2 И в ЦК, и во фракции дискуссия была страстная. Троцкий стал на точку зрения бойкота Предпарламента, его поддерживала ровно половина ЦК. Другая — стояла за использование этой трибуны: в ЦК защищал эту точку зрения я, а во фракции — Рыков, Каменев и Рязанов. Непринятие участия могло бы быть истолковано массами, как призыв к выступлениям. С этой стороны, принятие мнения Троцкого было чревато опасностями. К счастью, оно было отклонено 78 голосами против 50.
Вчера я совсем не был на Демократическом совещании, не пойду и сегодня. Там уже все ясно. Засилье «Либерданов» и кооператоров, наша роль довольно слабой внутри, но мощной извне оппозиции. Вообще говоря, для нас теперь в 1000 раз важнее поскорее созвать съезд Советов. Для меня же — важно вернуться к муниципальной и культурно–просветительной работе. Сегодня, наконец, опять полный день посвящу городу.
Я тут было здорово устал. Но сегодня, наконец, спал хорошо и чувствую себя свежим и бодрым. Впрочем, усталость моя — вещь условная. Вчера я с ног валился к вечеру, и, все–таки могу сказать, с блеском выступил с политической лекцией перед 4 000 аудиторией.
О мире опять говорят сильно. Прими это к сведению. Если получишь это мое письмо и уже ясно тебе будет, что зазимуешь в Швейцарии, то, ради бога, возьми за правило — писать мне 2 раза в неделю. Я этого категорически требую. Имею право требовать.
Моя родная, моя родная, какое будет неимоверное счастье повидаться с вами.
Перспектива довольно мрачная. Кто поручится, что я доживу до счастливого свидания с вами? Можно лишь опасаться осложнений в политической жизни и быть может возвышения на страшные по своей ответственности в эту эпоху неизмеримой разрухи посты.
Ну, я на все готов. Лишь бы видеть вас!
Если будет заключаться мир — очень постараюсь попасть в нашу миссию за границу.
Только что приходили ко мне по делам, и я внезапно убедился, что страшно хриплю. Простудился.
Ну, моя деточка, благословляю тебя и Тото.
Начинается: один за другим приходят просители и часто по таким невозможным пустякам. Будьте счастливы, мои милые, милые, обожаемые.
Возможно, что 30 поеду на 3 дня в Москву. Впрочем, как можно загадывать? Не знаешь, в сущности, что будет завтра.
Просили тебе кланяться Бончи и Суворов. Не помню, писал ли я тебе, что Суворов теперь Ярославльский городской голова. Он — большевик, но из тех, кто ближе к «Новой Жизни», а Ленька, его мальчик, — левый большевик, ссорится с отцом, называет его оппортунистом, а отец его — анархистом. Вообще среди зеленой молодежи, слава богу, заметно сильное большевистское движение.
Целуй Тото.
Тебя целую много, крепко, нежная моя золотая мечта.
Твой Толя.
РГАСПИ. Ф. 142. Оп. 1. Д. 12. Л. 99–100.
Автограф.
Опубликовано: «Вопросы истории КПСС». 1991. № 2. С. 39.
- Вопросы об отношении к Демократическому совещанию и Предпарламенту обсуждались Центральным комитетом на заседаниях 6, 13, 21, 23, 29 сентября (19, 26 сентября, 4, 6 и 12 октября) и 5 (18)) октября 1917 г. Фракция большевиков Демократического совещания обсуждала вопрос об отношении к Предпарламенту на своем собрании 21 сентября (3 октября) 1917 г. ↩
- Либерданы — ироническая кличка, укрепившаяся за лидерами меньшевиков Либером и Даном и их сторонниками, после того, как в московской большевистской газете «Социал–демократ» № 141 за 25 августа 1917 г. появился фельетон Д. Бедного под названием «Либердан». ↩
