6 (19) июня [1917 г.]
6/VI.
Дорогая, обожаемая Нюта, прежде всего спасибо тебе за твоё прелестное письмо от 26 мая, которое я получил. Милые вы мои, когда же обниму вас. Ну вот и слёзы на глазах! Ведь, обниму же! Будем мужественны.
Я много работаю на съезде. Третьего дня было большое и захватывающее заседание. Церетели говорил об общей политике очень благородно и умно и защищал настолько сильно и систематично свою невозможную позицию, насколько возможно.
За ним говорил Ленин.1 Говорил страстно, с большим революционным пламенем, но слишком быстро и сделал ошибку, в которую потом все противники вцепились, сказав, что «первой и важнейшей мерой подлинно революционного правительства был бы арест 50 богатейших фабрикантов».
Керенский использовал это. Говорил как Сара Бернар, позировал, модулировал. Наконец, после часовой мелодраматической речи едва доплёлся до дивана в соседней комнате — упал в обморок. Политически его речь была обывательщиной и пустым местом.
За Керенским говорил я. Многие считают мою речь за лучшую на заседании. Я внёс 2 резолюции огромной важности, вокруг которых теперь концентрируется борьба. Отчёты социалистических газет о моём выступлении я тебе вышлю, как и резолюции, завтра. За мной очень слабо возражал Ленину Скобелев.
Вчера главными ораторами были невыносимый водолей Чернов, Мартов, произнесший (правда слабым голосом, на ползала) прекрасную политическую речь и всемерно поддержавший мою резолюцию о Государственной Думе и Совете, Троцкий. Речь его была в высшей степени блестящей и по содержанию и по форме. Она увлекла даже многих противников.
Суханов резюмировал эти 2 заседания так: «Большинство безгранично предано своим министрам, и кампания заранее политически выиграна меньшевиками–оборонцами, но морально и идейно–политически оппозиция доказала, что она стоит на гораздо большей высоте, чем большинство и его министры».
Буржуазная печать растленная. Она лжёт и клевещет напропалую. Быть может начнём привлекать их к суду.
Вчера я ещё успел прочесть реферат при 1500 слушателях и иметь редсовет в «Новой жизни». Я познакомился с Бенуа, который произвел на меня самое очаровательное впечатление. Мы с ним очень сговорились. Была ещё пара футуристов, которая путала и бесилась, что Бенуа сразу стал на мою точку зрения. Они вообразили себя «революционерами» и стали что–то возражать мне в тоне несколько заносчивом. Были посажены в калошу. Тихонов, вначале холодно вежливый (при моем приезде), начинает почти лебезить передо мною. Расту. Так и должно было быть. Потому что я подготовлен к работе и работаю искренне и изо всех сил, работаю преданно делу революции, помня тебя. Расцелуй моего Тото, ненаглядная. Ваш папа.
РГАСПИ. Ф. 142. Оп. 1. Д. 12. Л. 48–50.
Автограф.
Опубликовано: «Вопросы истории КПСС». 1990. № 11. С. 30–31.
- Имеется в виду выступление В. И. Ленина 4(17) июня 1917 г. на 1 Всероссийском съезде советов рабочих и солдатских депутатов с речью об отношении к Временному правительству. ↩
