Блоку «Соловьиного Сада»
Пришелец из сада соловьиного,
Туманен негой томный взор,
И в дрожи губ у рта змеиного
Лобзанья дремлют девы гор.
Зачем ушел от роз пылающих,
Ловивших ветвями тебя,
Зачем вернулся в стан стенающих,
Живущих в прахе, не любя?
Забыл осла? И крик пронзительный
Твоим восторгам помешал?
И, бросив кубок упоительный,
Ты снова лом свой ржавый взял?
Каменотес в прошедшей младости,
Ты не ужился среди роз,
Кальян, диваны, рая радости
Не стерли след печальных слез?
Неправда! То не рев терпения
Свой груз несущего осла
Тебя исторгнул из пленения,—
То клекот вольного орла!
Тот звук, что принял ты, ласкаемый,
За доносившийся прибой,
Был зов, тобой неясно чаемый,
Зов меднокованной трубой.
И не туда сошел из рая ты
И не на то здесь смотришь ты,
Брось тропы пыльной рабьей маяты
И шум базарной суеты.
Тот звук, что долетел таинственно
В твой нежный соловьиный сад,
Был звон мечей, был шум воинственный,
Был наш призыв, прекрасный брат.
Не опускай же рук изнеженных,
Венеру обнимавших там, —
Отдайся смене вихрей бешеных
И огнедышащим страстям.
Ты видишь Незнакомку новую,
Ее горящие глаза,
И грудь стальную и суровую,
И кудри — горная гроза!
Восточных ласк, шербетом пахнущих,
Ты не напрасно убежал,
И роз в оранжереях чахнущих,
И песен пресных, как кристалл.
Счастливец, Ею уж отмеченный,
Венерой в маках и огне,
Быть может, в битве изувеченный,
Обрящешь счастие вполне!
Жди поцелуя несказанного,
Смотри, как рот богини ал
И как ее чела венчанного
Олимпоснежен идеал.
Блажен богинею целованный,
И вечный лавр ее садов,
Любимцу царственно дарованный, —
Венец бессмертных лишь трудов.
Не соловьиная трескучая
И механическая трель,
Звучит здесь музыка могучая,
Поет Истории Свирель.
И ту Свирель рукой любимою
Тебе, певец, подаст она
И вечной песней грудь томимая
Пусть разрешается до дна.
В честь Незнакомки, дамы чаянной,
Пой знойно льющийся псалом:
Органом вторит над окраиной
Весенний и веселый гром.
Блоку «Двенадцати»
Ты за сердце ухватился.
Весь с лица ты побледнел,
В их частушку слухом впился,
Голытьбе в глаза глядел.
Ох ты, удаль! ох ты, мука!
Цель неясна, смерть ясна, —
К черту буден серых скука —
Хоть минута — да красна!
Видишь, как рванулись к свету.
Это правда, что вьюга,
Что почти дороги нету,
Страх и злоба на врага!
Из тяжелого железа
Кован бедный человек:
Разбудила марсельеза —
Бросил чадный свой ночлег,
В голове хмельно без водки,
В сердце вера без креста,
Всё знобит, как от чахотки,
Жуть и радость неспроста!
Так идут державным шагом,
А поодаль ты, поэт,
За кроваво–красным стягом,
Подпевая их куплет.
Их жестокого романса
Подкупил тебя трагизм.
На победу мало шанса,
Чужд тебе социализм, —
Но объят ты ихней дрожью,
Их тревогой заражен
И идешь по бездорожью,
Тронут, слаб, заворожён…
Только знай, поэт мой чуткий, —
Сзади к армии пристал:
Не теряя ни минутки,
Ты вперед бы поспешал.
Красной гвардии колонны
Догони–ка авангард
Тяжеловооруженный,
Октябрем сменивший март.
Рдеют факелы багрово,
Путь виднее впереди,
И багровый флаг шелковый
Серебром расшит — гляди:
Славный лозунг расцветает
Пролетариям всех стран,
Цель здесь всякий твердо знает,
Всякий избран здесь, кто зван.
Кто ведет? Христос жемчужный?
Кто там зоркий и живой
Над Европою недужной
Простирает разум свой?..
Всей тоски их порожденье,
Кормчий всех надежд и снов,
Для буржуев навожденье
И Антихрист для попов.
Если б, маршем пропуская,
Видел первые ряды,
Ты запел бы, весь сгорая,
Гимн победы, не беды!
Но идешь ты только сзади,
Где волочит войско хвост,
Добр и чуток Христа ради,
Смутен, сложен, ясен, прост.
