Студенчество и новая экономическая политика

Редакция журнала просила меня высказать мои мысли по поводу влияния, какое новая экономическая политика может иметь на студенчество.

Для того, чтобы ответить на это, надо спросить себя: а каково же было взаимоотношение между старой экономической политикой и студенчеством? При правильном понимании старой экономической политики она является не чем иным, как военной политикой, настолько ставившей в первую очередь неотложные военные задачи, что вполне правильного проведения основной марксистской линии в деле экономического строительства нельзя было требовать.

Со стороны же, для людей, не посвященных во внутреннюю сущность строительства, старая политика казалась курсом прямо на коммунизм. Что же совершилось в студенческой среде за годы бесконечно тяжелой рабоче–крестьянской обороны и политики полного разрушения буржуазного уклада, который каждую свою промышленную или торговую единицу стремился превратить в боевую единицу против диктатуры пролетариата?

Студенчество расслоялось, оно расслоялось под влиянием двух процессов. Во–первых, вершина, т.–е. так называемое старое студенчество испытывало на себе и давление обстановки, включая сюда характер открывавшихся перед ними перспектив для дальнейшего применения своих знаний, влияние коммунистической идеологии, равно как идеологии боровшихся с коммунизмом. В результате получилось в грубых чертах тройное деление старого студенчества. Постепенно росла первоначально чрезвычайно ничтожная группа студентов–коммунистов. Это понятно. Упрочение советской власти не могло не сопровождаться известным ростом ее сторонников во всех слоях мало–мальски трудового населения. На противоположном фронте организовалась сперва вполне боевая и ярко контрреволюционная, потом с оттенком некоторого политического бессилия и потому принципиально–оппозиционная полулегальная группа разного рода политически партийных кружков с примыкавшими к ним перифериями. Тут были разные, были в небольшом числе и правые, или люди, объяснявшие свою враждебность к коммунизму не столько соображениями политическими, сколько религиозными. Были кадеты, эсеры правые, левые, меньшевики, анархисты. Наконец, посредине лежало частью не разобравшееся, а частью и не желающее разбираться студенчество, в глубоком смысле слова беспартийное. Тут слово «болото» легко слетает с уст. Однако произнесение его было бы в глубокой степени преждевременно. Кто приглядывался к беспартийному студенчеству, тот знает, как сложен его состав. Тут есть и молодой обыватель, который отмахивается от политики, который говорит: «где уж, что уж», и заботится только о том, чтобы сдавать вовремя зачёты, чтобы продолжать под революционной грозой строить по привычке, как отцы строили, свою маленькую карьеру. Так паук во время канонады плетет паутину где–нибудь в углу сарая, который того и гляди сметет шальной снаряд. Но это во всяком случае не преобладающий тип. Есть, повторяю, студенты неразобравшиеся. Среди этих неразобравшихся попадает и особый тип, в некоторых отношениях, может быть, и новый. Это тип студента демократического происхождения, побывавшего уже на фронтах, прошедшего огонь и воду, не молодого, вернувшегося к своим книгам после всяких житейских треволнений, достаточно зрелого и энергично и определенно стремящегося к тому, чтобы довольно властно строить жизнь, заранее учитывающего свое значение, как специалиста и в высшей степени делового. Его программа диктуется не только эгоизмом, но и своеобразным патриотизмом. Он думает не только о том, что, вооружившись знанием до зубов, сможет во всеобщей кутерьме отстоять свою личность и хотя некоторую дозу своего личного благополучия; он думает также и о том, что крепким трудом может способствовать восстановлению и росту российского хозяйства. К коммунизму он относится не совсем определенно. Вот отрывок одного интересного письма такого студента, написанного грубо, но характерно: «Черт вас знает, может быть, вы и провалитесь со всеми вашими прекрасными построениями, может быть, вы и не угадали темпа истории. Вот тогда–то придется чинить все, что напорчено и стихиями и вами. А вдруг вы правы? Разве я знаю, я еще не социолог с не собираюсь им быть потому, что выбрал себе лесоводство и лесное хозяйство за дело. Так вот, вдруг вы правы. Тогда мы вам, разумеется, поможем».

Мне кажется, что это чрезвычайно характерные строки.

Есть среди беспартийных студентов и мучительно колеблющиеся, страстно переживающие свои сомнения, свои метания подчас между обоими полюсами нынешней взволнованной русской общественности. Словом, в этой массе есть такие элементы, которые никакой катализатор на определенные политические элементы разложить не может. Всегда останется «болотный» резидиум. Но, конечно, многие из этих элементов могут и оттолкнуться от нас к полюсу враждебному, и быть притянутыми нами.

Как же на всю эту систему студенчества повлияет новая экономическая политика? В чем заключается ее положительная сторона? Во–первых, в том, что она открывает перспективы подлинного удачного социалистического строительства. Военный коммунизм, просто как удар кулаком в скулу. Но ни один марксист, конечно, ни на одну минуту не считал, что зубодробительный коммунизм, вполне оправдываемый во время войны, есть путь к обогащению России, к ее машинному оборудованию, к ее хозяйственному подъему. Между тем без обогащения, без технического прогресса никакой коммунизм в настолько отсталой стране, как Россия, невозможен.

В России возможна диктатура пролетариата, опирающегося на активные элементы крестьянства, возможен, стало быть, как бы политический перерост экономических возможностей, это доказала история, и рабочее правительство при таких условиях вынуждено следить за тем, чтобы процесс хозяйственного роста страны прошел как можно быстрее и безболезненнее под давлением нового господствующего класса, но прошел бы в общем и целом те органические стадии, которые свойственны хозяйственному процессу. Россия, крупно–промышленная голова которой легко входит в сферу коммунизма, имеет грузное туловище мелкой и средней промышленности и торговли, крестьянского хозяйства и длинный хвост патриархально–полудикого уклада, который должен в благотворной атмосфере внимательной марксистской чуткой власти пролетариата догнать свою голову.

С новой экономической политикой мы впервые планомерно приступаем к нашему строительству, ни на одну минуту не обольщая себя. Мы знаем, что нам предстоят на этом пути и большие поражения, но успехи будут преобладать. Некоторая прозаичность, некоторая медлительность этого процесса могут отталкивать натуры романтические, но люди практики, нам особенно важные, будут постепенно приставать к все более и более импонирующей им глубоко деловой работе строительства.

Второй положительной стороной новой экономической политики специально по отношению к старому студенчеству является отношение к специалистам. Стоит только прочитать яркие строки, посвященные этому вопросу ЦК РКП в его тезисах о профессиональном движении, чтобы убедиться в желании коммунистов пройти в этом отношении гораздо дальше и энергичнее в направлении высокой оценки специалистов, чем это было до сих пор. Деловым образом настроенное студенчество может с удовлетворением сказать, что независимо от его происхождения, его политического прошлого и т. д. его может ждать впереди очень интересная работа и своеобразно привилегированное место в строящемся коммунистическом обществе.

Отрицательной стороной новой экономической политики является то, что мы, сжимая круг нашего непосредственного хозяйства на крупной промышленности, призываем себе на помощь духа частной инициативы, духа мещанства. Мы, конечно, сможем остаться хозяином этого враждебного нам духа, заставить его и его страсть к наживе служить нам в качестве низшей стихии. Это будет капиталистический Калибан коммунистического Просперо, но, как Калибан шекспировский, он будет ненавидеть господина. Часть студенчества, которая глубоко пронизана мещанскими традициями и тенденциями, в том числе и — увы! — так называемая социалистическая (социал–мещанская: меньшевики и эсеры), может найти здесь известную арену для враждебной коммунизму деятельности, может оценить частную промышленность и торговлю и всякое другое (частное начало) в общественной жизни, как то именно поле, на котором можно построить свои баррикады, на котором можно найти свой политический контрреволюционный плацдарм.

Так будет влиять новая экономическая политика на студенчество, одновременно и ускоряя, и замедляя его расслоение. Точного результата нельзя предсказать, будем по осени считать цыплят.

Весьма возможно появление в средней группе студенчества и сторонников сменовеховцев. Я не знаю еще, появились ли они уже, и поэтому ничего не могу сказать о том, как выглядят на практике сторонники людей, теоретическая эволюция которых любопытна.

Добавляю, что я говорю о старом студенчестве, ибо студенчество рабфаков по происхождению своему и настроению является совершенно иной силой. Расслоение студенчества происходит не только в силу давления обстановки и идеологии, о которых я упоминал в моей статье, но происходит еще под давлением непосредственного всяческого покровительства проникновению в университет авангарда грядущей интеллигенции, прямых выходцев из рабочих и крестьянских трудовых масс. Этот процесс будет расти, будет усиливаться, ибо если нам бесконечно важно беречь специалистов, хотя бы и сомнительных или равнодушных, то нам еще важнее вызвать к жизни специалистов, кровно спаянных с пролетарским классом, его судьбами и его строительством¹.