Трагикомические муки рождения «дохлого мышонка». — Как ссорятся лорды. — Кто же, наконец, отец мышонка? — Фокусы «большинства»
В чем заключалась тактика лорда Сесиля в дискуссии по вопросу об ограничении военных материалов? В «мягкости». И в лукавстве.
После одной из речей т. Литвинова порозовевший и юношески возбужденный Сесиль объяснил ему: «Мосье Литвинов, недостаточно только отвергать всякое предложение, надо еще уметь предлагать такие, которые для всех приемлемы».
Честолюбие семидесятилетнего юноши (а именно так он себя вел) заключалось в том, чтобы, во–первых, по этому вопросу прошло положительное и притом именно британское предложение; во–вторых, чтобы это предложение не шло дальше желаний… Франции, которая о прямом методе и слышать не хотела; в–третьих, чтобы его, однако, принял и Гибсон, хотя САСШ считают неприемлемым косвенный (бюджетный) способ; в–четвертых, чтобы прошло как резолюция большинства то, с чем большинство явно было несогласно.
Хитро? Вот это и называется «мягкая» политика.
Как же шел Сесиль к своей победе? (Мы увидим потом, какие «трофеи» ему достались.)
Он высказался исключительно за бюджетное сокращение. Он обещал для Соединенных Штатов сделать особое исключение. Он предложил прямо сказать, что в комиссии есть три различных мнения: сторонники косвенного, прямого и комбинированного сокращения, и при этом трюком провести резолюцию, что большинство является все же сторонниками косвенного сокращения…
Каким трюком?
Ряд ораторов предлагал проголосовать все три принципа. Этого лорд ни за что не хотел допустить: у него не оказалось бы большинства. Он жульническим образом желал провести большинством голосов, что «есть три мнения» — это же факт! И потом выдать это большинство за большинство… сторонников первого мнения…
Это жульничество вызвало комедию, занявшую три заседания.
На последнем (четвертом) заседании голландец Рютгерс прямо сказал Сесилю, что проголосовавшие его резолюцию «попались на удочку».
Такую «резкость» Рютгерс позволил себе на девятом заседании, в конце комедии «Рождение дохлого мышонка», потому что в начале седьмого заседания у него с лордом произошел острый инцидент.
Рютгерс взял слово и, как всегда, то размахивая пенсне, то сажая его на кончик своего крупного носа, заикаясь и путаясь в словах, но на самом деле не без остроты анализа стал разбирать внесенное лордом в письменной форме лукавое предложение.
Вдруг долговязый и сутулый лорд, как разъяренный журавль, вскакивает и в страхе, что его сети расплетут, заблаговременно просит слова и, не ожидая конца речи противника и ее перевода, кричит: «Я против общих дебатов, общей критики! Когда я внесу предложение, мы будем голосовать только по пунктам. Я не могу допустить общей критики! К тому же я еще не внес предложения. Оно внесено только предварительно»…
Несчастный Рютгерс ищет защиты в президиуме. Но разве Лоудон может осадить лорда, начавшего распоряжаться дискуссией?!
Рютгерс, красный как рак, прерывает свою речь.
Генерал де Маринис, испанец Коблан предлагают голосовать по принципам.
Но Сесиль раздраженно возражает: «В моем предложении не отрицается ни один принцип!»
Когда Лоудон вслед за Политисом склоняется к тому, чтобы проголосовать принципы («В вашей резолюции говорится о большинстве, надо же знать, — воркует Политис, — за что высказывается большинство»), Сесиль называет предложение Лоудона folie — «глупостью», «безумием»…
Теперь уже Лоудон краснеет, как клюква.
Никому не унять лорда Роберта Сесиля в его резвости. Приходится т. Литвинову взять слово. Прежде всего, т. Литвинов спросил лорда:
— Внесен или не внесен его проект резолюции? Да или нет?
Лорд раздосадованно пробормотал что–то вроде того, что он, хотя и внесен, да не совсем…
И Литвинов стал спокойно критиковать предложение (что было запрещено Рютгерсу).
Он доказал, что два первых параграфа, трактующие о публикации и о добром желании комиссии сделать нечто большее, — смешны и пусты. Основные же предложения, кроме своей формальной неясности, и по существу не могут удовлетворить ни одного искреннего сторонника разоружения, ибо бюджетное сокращение касается только будущего и не затрагивает накопленных вооружений: «А их одних достаточно, — говорит т. Литвинов, — чтобы позволить вести большую войну и убить миллионы людей».
Дешевенькие лавры, которые так хочется надеть на свою лысую голову Сесилю, увядают. Теперь красным стал лорд. Он, видимо, злится.
Комиссия принимает после этого два ничего не значащих параграфа, и начинается канитель вокруг третьего.
Сесиль «уговаривает» де Мариниса смягчить третью часть, противопоставленную английской. Упрямый генерал не сдается. Граф Бернсторф тоже. Со всех концов требуют голосования принципов.
Заседание прерывают в надежде как–нибудь сговориться за кулисами. Но сговор не удался.
В начале восьмого заседания положение ясно. СССР, Италия и Германия твердо требуют прямого или комбинированного сокращения вооружений и отвергают бюджетный способ, взятый отдельно, хотя и признают его, как добавочный.
Сесиль волнуется, как мальчик. Слово дано Литвинову, но вскакивает лорд. Заговорив вместе, оба садятся, как в хорошем водевиле, под смех всего зала.
«Аблакат» Бюркэн из Брюсселя решил прийти на помощь лорду. Взяв слово будто бы к порядку, он на деле защищает бюджетную форму: она проще, к тому же ясно, что подлежит сокращению, а при прямом способе это надо еще уяснить. Наконец, английское предложение ничего не навязывает, оно только констатирует, что в комиссии есть–де три мнения. Вот и все.
Последний аргумент «аблаката», желавшего подлизнуться к лорду, не понравился хозяину. Он вскакивает:
— Да, констатировать, что есть три мнения, но потом составить деловую резолюцию на основании главного, господствующего мнения…
Игра лорда ясна…
Генерал де Маринис наступает «ошпоренным» каблуком вояки на лакированный башмак адвоката: «Что имеет в виду прямое сокращение? Вам неясно? Все. Все! А бюджетное сокращение — лишь новые вооружения»… Раздавливает бюркэновскую глиняную посуду и Литвинов.
— Господину Бюркэну хочется простоты. Но разоружение вещь сложная. Чем больше объектов мы перечислим, тем больше разоружения. Проще всего ограничиться общей отпиской…
Вьются под ногами всякие Филигери и Марковичи, но на них никто не обращает внимания.
Наконец, среди волнения и беспорядка вотируют советское предложение о комбинированном методе. 3 а него голосуют СССР, Германия, Италия, Турция и Голландия.
Бернсторф требует при дальнейших голосованиях поименного упоминания также и воздержавшихся.
Итальянское предложение, по сути почти совпадающее с нашим, собирает 9 голосов (Швеция, Ирландия, Канада и Норвегия присоединяются).
Еще хуже для Англии и Франции проходит голосование германского предложения — прямого способа — 9 за, 9 против и 7 воздержавшихся.
Ясно, что у «бюджетников» большинства нет.
Но Сесиль ужом вьется. Происходят уговоры, недоразумения, неразбериха. Колеблющихся уверяют, что, высказываясь за английское предложение, они, собственно говоря, ни за что не высказываются… Лорд наседает на Канаду и Ирландию и чуть ли не силой вовлекает их в свою ловушку. И вот неясное никому английское предложение проходит 16 голосами против 3 при б воздержавшихся.
Лорд доволен.
Но никто не понимает: высказались ли 16 за бюджет или же за то, что у комиссии есть три мнения.
Поэтому мучительные роды дохлого мышонка из горы болтовни продолжаются и притом при комичнейших инцидентах.
Финал фарса занял все девятое заседание и еще на понедельник остался хвостик. Это девятое заседание было одним из самых смешных, нелепых и беспринципных. Действовавший при помощи пресловутой «мягкости», лорд «заманил» на какое–то двусмысленное большинство 16 голосов, но когда на девятом заседании он разъяснил, что эти 16 голосов обязуются считать себя сторонниками бюджетного способа, то раздались голоса протеста. Риддем (Канада) плаксиво сказал: «В какое положение меня поставили! Я раньше голосовал за комбинированный способ, а теперь, оказывается, я должен признать бюджетный способ наилучшим!»
Лорд Сесиль до того рассердился на представителя доминиона, что вступил с ним лично в горячие пререкания. И даже обрызгал ему физиономию своей аристократической слюной.
Вообще, стали «мочалу жевать сначала».
Тогда Лоудон заявил, что у него есть другая резолюция, уже не английская (о, трофеи лорда Сесиля, где вы?!). По прочтении оказалось, что это, как говорится, «тех же щей, да пожиже влей».
«Чья эта резолюция?» — раздаются вопросы. И Лоудон ответствует: «Отцовство резолюции сложно (буквально так!): тут работали Массигли и др.»
А тут еще Бернсторф раскопал решение старой экспертной комиссии, которое единогласно постановило, что бюджетный способ сокращения военных припасов не может считаться удовлетворительным.
А де Маринис указал, что в комиссии экспертов, принявшей это категорическое решение, состоял сам… Роберт Сесиль! (Смех.)
Сесиль вскакивает, сердито и невразумительно возражает и даже бросает с размаху мнение экспертов (и свое!) под стол. Оно–де отнюдь не обязательно.
Наконец, дохлый мышонок рожден. Нечего и говорить, что подлинных сторонников разоружения он не удовлетворяет. Но и противники остались недовольны.
«Тан» написал злую сатиру, в которой излагает, что «ничего не говорящая резолюция еще может быть чревата сюрпризами». Газета крупной буржуазии намекала, что, может быть, лучше разогнать комиссию, не желающую с совершенной покорностью плясать под французскую волынку. «Стоит ли созывать и конференцию?» — с меланхоличностью удава опрашивает «Тан».
«Фигаро» назвала свою статью (вместо того чтобы поощрить отцовские старания Сесиля, Массигли и комп.) «Шарлатанство (или обман) разоружения».
Вот уж не в бровь, а в глаз!
Только кто кого обманывает? На этот раз «Фигаро» считает, что обманутыми явились сами «отцы»! Ни на кого не угодил Сесиль своей «мягкостью».
