Философия, политика, искусство, просвещение

Ленин и Луначарский

Публикуемые в настоящем томе «Литературного наследства» материалы представляют большую историческую ценность и имеют очень важное значение для современности. В многочисленных документах раскрывается руководящая роль Ленина в основных свершениях нашей эпохи. Воскрешаются живые страницы истории Коммунистической партии, пролетарского освободительного движения в России, развития революционной мысли, философии, эстетики и критики.

Ленин — создатель Коммунистической партии Советского Союза, основатель Советского социалистического государства, корифей революционной мысли. Его творческий гений обогатил все области человеческих знаний и практики. Еще на заре русской пролетарской революции он показал реальные пути слияния научного социализма с движением самих масс, повернувшего ход истории человечества. Во всем объеме Ленин поставил задачу коренного преобразования самых глубинных основ жизни трудящихся. И, возглавляя борьбу партии, самых передовых сил общества, он теоретически и практически руководил процессом созидания нового, социалистического мира, его экономических, политических и духовных основ.

В своей многогранной деятельности Ленин выращивал и сплачивал кадры выдающихся работников партии нового типа, превосходно проявивших себя в сфере государственного, хозяйственного и культурного строительства.

Луначарский принадлежал к выращенной основателем нашей партии блестящей, плеяде выдающихся политиков и литераторов–большевиков, представленной именами В. Воровского, М. Ольминского, П. Лепешинского, И. Скворцова–Степанова, С. Шаумяна и других. Сам Луначарский — оригинальная колоритная индивидуальность, на редкость одаренный человек, отдавший всю свою жизнь делу победы идей революции, созиданию новой, социалистической культуры.

Совершенно обоснованно Горький писал Луначарскому, предлагая создать книгу воспоминаний: «Вы прожили тяжелую, но яркую жизнь, сделали большую работу Вы долгое время, почти всю жизнь, шли плечом в плечо с Лениным и наиболее крупными, яркими товарищами…».1 По убеждению Горького, содержание такой книги должно далеко выходить за пределы биографии автора, принести особенно большую пользу молодым для изучения замечательной истории старшего поколения большевиков.

Жизненный путь того поколения большевиков, к которому принадлежал Луначарский, неразрывно связан с личным примером, борьбой и идеями Ленина, который настойчиво собирал и закалял кадры пролетарских революционеров.

Переписка Ленина и Луначарского, связанные с ней документы наглядно показывают, как складывались биографии старшего поколения деятелей Коммунистической партии. Здесь публикуется ряд ценных материалов, относящихся к огромной работе по созданию партии, к борьбе с меньшевиками и ликвидаторами, к борьбе за теоретические основы марксистского материалистического мировоззрения.

Жизненный путь Луначарского, смысл его деятельности нельзя всесторонне понять вне широкого общего процесса формирования мировой и русской марксистской, мысли, эстетики и критики. В России процесс этот неотделим от гигантской борьбы за идеи социализма, которую вели партия, Ленин, группа его соратников — партийных литераторов–большевиков.

При всей общности мировоззрения, задач борьбы и жизненных целей облик каждого из названных выше представителей старой большевистской гвардии отличался своей неповторимой индивидуальностью, имел свой круг интересов, в которых наиболее полно выявлялись личные дарования. Такой своеобразной, отчетливо выраженной индивидуальностью был и Луначарский. При всей целеустремленной разносторонности его интересов как профессионального революционера, он наиболее ярко раскрыл себя как выдающийся деятель социалистической культуры.

Систематизация и осмысление материалов, связанных с темой «Ленин и Луначарский», не только правомерно, но и необходимо, особенно в сфере изучения проблем культуры, литературоведения и искусствоведения. Именно с Луначарским Ленин чаще, нежели с кем–либо, обменивался мнениями по вопросам общей и художественной культуры не только вследствие длительных близких отношений, но прежде всего по характеру государственной деятельности Луначарского как народного комиссара по просвещению. Именно ему Ленин наиболее часто высказывал свои программные идеи по вопросам народного образования, культуры, литературы и искусства.

Луначарский — человек огромной эрудиции и таланта, многосторонних энциклопедических знаний. Поразительно обширна и многообразна сфера деятельности Луначарского: в его лице сочетались партийный пропагандист и организатор, историк и теоретик, критик и ученый, высокообразованный знаток литературы и всех видов искусства: живописи и скульптуры, театра и кино, музыки и архитектуры. Но во всем этом он всегда являлся целеустремленным революционером, пламенным проповедником идей и культуры социализма.

Советская общественность заботливо относится к наследию Луначарского. Издано много книг и статей, посвященных его литературной деятельности, его работе по строительству советской социалистической культуры. В ряду этих изданий можно отметить сборники произведений Луначарского, содержащие статьи по вопросам эстетики, теории и истории литературы. Кроме широко известных, в эти книги вошли также многие несобранные и забытые его работы. Следует выделить издание восьмитомного собрания сочинений Луначарского (М., «Художественная литература», 1963–1967), в которое включено наиболее значительное из написанного им.

Однако ряд документов, связанных с деятельностью Луначарского, до сих пор не собран и не систематизирован, находится в архивах, разбросан по разным газетам, журналам и другим периодическим изданиям. В этом смысле настоящий том «Литературного наследства» приобретает особую значительность. Содержащиеся в нем материалы раскрывают как многосторонность, так и основное движущее начало всей деятельности одного из соратников Ленина.

Самое же главное — роль Луначарского как деятеля партии и литературы не может быть понята без глубокого освещения воздействия на него Ленина, которое имело постоянный, всесторонний и непосредственно личный характер.

Как свидетельствуют многочисленные документы, Ленин высоко ценил литературный талант Луначарского, доверял ему ответственнейшие партийные поручения, тепло отзывался о нем. Даже в период его «богостроительских» заблуждений Ленин, резко критикуя их, вместе с тем находил добрые слова о нем: «На редкость богато одаренная натура. Я к нему питаю слабость <…> Я его, знаете, люблю, отличный товарищ!»2 — так характеризовал Луначарского Ленин в беседе с Горьким.

Находясь в постоянных философских поисках, в поисках новых организационных форм работы, Луначарский иногда заблуждался. Но он всегда обретал опору, внутреннюю уверенность и силу в идеях Ленина, во все обогащающемся опыте действительности.

Отношение Ленина и Луначарского — новый тип отношений деятелей, отношений, рожденных партийной работой, идеями революции и борьбой за утверждение социализма. При всем своеобразии личности Луначарского он открыто говорил о зависимости основных моментов своей политической и духовной биографии, ряда творческих замыслов, характера решений многих вопросов общественной жизни, культуры и искусства от влияния Ленина. И это вполне естественно, так как голосом Ленина говорила самая высокая правда истории, к которой все время так неустанно стремился Луначарский. Ленин для него был высшим авторитетом, воплощением искания истины, наиболее глубокого познания противоречий действительности, законов движения социалистической революции.

* * *

Настоящий том открывается разделом, посвященным переписке Ленина и Луначарского с 1904 по октябрь 1917 г. Это — время борьбы Ленина за идейные и организационные основы большевизма, за выращивание и сплочение кадров партии, за подготовку социалистической революции. Наиболее полно представлены здесь материалы, относящиеся к сотрудничеству Луначарского под руководством Ленина в газетах «Вперед» и «Пролетарий».

Безусловно, документы, включенные в этот и другие разделы тома, не представляют полного систематического свода, претендующего на исчерпывающее освещение того или иного вопроса. Некоторые новые материалы носят сравнительно частный характер, касаются отдельных эпизодов истории партии, деятельности Ленина, становления советской культуры. Но рассматриваемые в ряду уже известных документов, в связи с совокупностью всех материалов на данную тему, они помогают более полно осмыслить важнейшие явления и вопросы.

Литературной и публицистической работой Луначарский занимался еще в вологодской ссылке (1902–1904 гг.). К этому времени относятся его ранние литературно–критические статьи, первые беллетристические опыты и полемические выступления, направленные против социально–философских взглядов Н. Бердяева, С. Булгакова. Здесь же написана его теоретическая работа «Основы позитивной эстетики». Но только после сближения с Лениным вся деятельность Луначарского приобретает свою революционную целеустремленность.

Сам Луначарский живо рассказывал о первой встрече с Лениным, предложившим ему переехать в Женеву и вступить в редакцию центрального органа большевиков газеты «Вперед». Осенью 1904 г. Луначарский выехал за границу, но направился не сразу в Женеву, а решил остановиться в Париже, чтобы разобраться в разногласиях меньшевиков и большевиков. «Я получил два письма от самого Владимира Ильича, — вспоминает Луначарский. — Письма были короткие. Они торопили меня поскорее приехать в Женеву. Я обещал, но все задерживался».

В начале декабря 1904 г. Ленин приехал в Париж читать реферат о внутрипартийном положении и сам пришел к Луначарскому.

«В 1904 г., — пишет Луначарский, — в одно раннее <…> утро ко мне в дверь комнаты в отеле „Золотой лев“ около бульвара Сен–Жермен в Париже постучались. Я встал. На лестнице было еще темно. Я увидел перед собой незнакомого человека в кепке, с чемоданом, поставленным около ног.

Взглянув на мое вопросительное лицо, человек ответил: — Я — Ленин».3

В то время обстановка в партии была чрезвычайно сложной, а позиции Луначарского, по его признанию, не вполне отчетливыми. Меньшевики захватили «Искру» и повели борьбу против решений II съезда партии. Позднее, к январским событиям и революции 1905 года они окончательно выявили свою линию на союз с либералами и поддержку грядущей революции как типично буржуазной, от которой, по их мнению, можно ждать лишь изменения политического строя России.

При всех колебаниях Луначарского для него тем не менее уже в то время было ясно, что так называемая «широкая партия» не могла быть последовательно революционной. Но его мировоззрение тогда далеко не отличалось последовательностью. Об этом он самокритично писал в статье «Воспоминания из революционного прошлого» (1919 г.):

«Все мое миросозерцание, как и весь мой характер, не располагали меня ни на одну минуту к половинчатым позициям, к компромиссу и затемнению ярких максималистских устоев подлинного революционного марксизма. Конечно, между мною, с одной стороны, и Лениным — с другой, было большое несходство. Он подходил ко всем этим вопросам как практик и как человек, обладающий огромной ясностью тактического ума и поистине гениального политика, я же подходил, как … артистическая натура, как назвал меня как–то Ильич.

Моя философия революции иной раз вызывала у Ленина известную досаду, и наши работы — я говорю о группе: Богданов, Базаров, Суворов, я и некоторые другие — действительно ему не нравились. Однако он чувствовал, что группа наша, ушедшая от близкой ему плехановской ортодоксии в философии, в то же время обеими ногами стоит на настоящей непримиримой и отчетливой пролетарской позиции в политике <…> Я немедленно выехал в Женеву и вошел в редакцию газеты „Вперед“, а позднее — „Пролетарий“».4

Ленин заставил Луначарского покончить с сомнениями, увлек своими планами партийной работы, создания центрального органа большевиков — газеты «Вперед». Встреча эта сыграла огромную роль в дальнейшей судьбе Луначарского, окончательно утвердила его на большевистских позициях.

Публикуемая переписка вносит много нового в освещение истории сотрудничества Луначарского под непосредственным руководством Ленина в газетах «Вперед» и «Пролетарий». Мы видим, с какой настойчивостью Ленин собирал кадры ранней большевистской печати, как целеустремленно направлял их революционный энтузиазм и творческие силы.

Луначарский работает по заданиям Ленина, выполняет его самые разнообразные поручения — пишет брошюры, статьи, памфлеты, выступает с докладами, рефератами, ведет полемику с противниками большевизма. В настоящем томе печатается ряд публицистических работ Луначарского, посвященных актуальным вопросам русского и международного революционного движения, строительству партии нового типа, воспитанию и сплочению новых борцов за преобразование страны. Большинство этих работ писалось не только по поручению, но нередко при участии Ленина. Многие письма Ленина этого периода не сохранились. Но по ответным письмам Луначарского можно составить представление об общем характере деятельности Ленина. Уже первое сохранившееся письмо Луначарского, относящееся ко времени его сотрудничества в «Пролетарии», свидетельствует, что по непосредственному заданию Ленина он писал серию популярных статей из истории борьбы революционного пролетариата. Пять этих статей, объединенные в брошюре «Очерки по истории борьбы европейского пролетариата», были изданы ЦК РСДРП в 1905 г. без имени автора.

Другие материалы переписки говорят о заинтересованности Ленина еще одной работой Луначарского — серией статей под заглавием «Массовая политическая стачка» («Пролетарий», 1905, №№ 1,4, 9, 12, 17). Ленин не только предложил общий план работы, но редактировал ее и написал заключительную часть. Кроме того, он снабжал Луначарского необходимыми литературными источниками. При всем разнообразии поручений Ленина Луначарскому в это время, они объединялись задачами обобщения опыта революционного движения прошлого и современности, утверждения большевизма, борьбы с меньшевиками, которые старались повернуть революционное движение на путь оппортунизма. И Луначарский выполнял задания Ленина с большим темпераментом бойца партии, активно выступал против меньшевиков, воинствующе отстаивая принципы большевизма. Он принимает участие в подготовке III съезда РСДРП, по заданию Ленина выступает с политическими докладами в Швейцарии, Франции, Бельгии, Германии, Италии. На съезде ему поручается доклад о вооруженном восстании. Н. К. Крупская свидетельствует, с какой убежденностью и остроумием обрушился на этом съезде Луначарский на меньшевиков, «страстно защищая Ленина и всю большевистскую линию».5

Ленин одобрительно отзывался о деятельности Луначарского в это время. 19 июля/1 августа 1905 г. он пишет Луначарскому:

«Из России есть письма ЦК, уповающие на Вашу литературную работу. Трудно нам очень без Вашего постоянного и близкого сотрудничества. Газета, правда, идет, но и в ней есть некоторое однообразие. Это раз. А второе: брошюр нет, особенно популярных. Необходимо бы Вам продолжать в духе „Как петербургские рабочие к царю ходили“» (настоящ. том, стр. 8).

Ленин имеет в виду написанную по его заданию брошюру Луначарского, вышедшую в свет в марте — апреле 1905 г. (Женева, изд. «Вперед»).

Пристальное внимание Ленина к деятельности Луначарского и других партийных литераторов, его стремление наиболее полно и плодотворно использовать их дарования во многом определялись особым значением партийной печати. В органах партийной печати Ленин видел важнейшее средство выращивания и сплочения большевистских кадров, политического воспитания масс, подготовки социалистической революции.

Переписка Ленина с Луначарским содержит обширный и разнообразный материал, характеризующий их сотрудничество в борьбе против меньшевиков. Для понимания сложности этого момента в истории партии очень важно письмо Ленина Луначарскому 20 июля/2 августа 1905 г. Говоря о серьезности борьбы, о беззастенчивой демагогии меньшевиков, Ленин с горечью отмечает неуменье бороться, неподвижность, робость многих «наших». В связи с этим особенно подчеркивает он ущерб, причиненный отъездом Луначарского в Италию:

«Помните, Вы писали: ущерба от моего отсутствия из Женевы не будет, ибо пишу много и издали. Это так, что пишете много, и газету вести кое–как (но не более, чем кое–как, а нам чертовски нужно большее) можно. Но ущерб–то не только есть, но громадный ущерб, который яснее ясного чувствуется с каждым днем. Личное воздействие и выступление на собраниях в политике страшно много значит. Без них нет политической деятельности, и даже само писанье становится менее политическим» (настоящ. том, стр. 12).

Приведенное письмо Ленина показывает, как проницательно он выделял сильные стороны каждого человека, его способности и склонности. Высоко ценил Ленин Луначарского как оратора–полемиста, его сатирическое дарование, его умение сочетать широту духовного кругозора с политической целеустремленностью.

Уже после Октябрьской социалистической революции Луначарский вспоминал о своей деятельности этого периода:

«Как публицист, я не был особенно плодовит — рядом с Лениным не приходилось писать слишком много: он с поразительной быстротой и уверенностью отвечал на все события дня. Много писал также Галерка. Зато как пропагандист идей большевизма, как устный полемист против меньшевиков я занял первое место и в Женеве, и в других городах Швейцарии, и в колониях русских эмигрантов во Франции, Бельгии и Германии. Разъезжал я неутомимо, повсюду посещая наши, порою столь крошечные, но всегда энергичные, большевистские организации, повсюду грудью встречая натиск несравненно более компактной меньшевистской и бундовской публики и повсюду читая рефераты <…> Жизнь эта меня утомила, но я считал своим долгом исполнять мою миссию странствующего проповедника и полемиста со всяческим рвением».6

Вдохновленный революционной мыслью Ленина, Луначарский смело шел в бой, оружием своего литературного дарования разил противника. Силу блестящих образных выступлений Луначарского в полемике с меньшевиками отмечали многие представители старшего поколения большевиков. Н. К. Крупская так характеризовала приезд и женевский период сотрудничества Луначарского в редакции газеты «Вперед».

«Первое впечатление, которое осталось от Анатолия Васильевича, — это впечатление — приехал в Женеву товарищ, который встал рядом с Владимиром Ильичем и с небольшой тогда группой большевиков и весь свой талант, все свои силы отдавал на борьбу за правильную марксистскую линию, на борьбу против меньшевизма. Анатолий Васильевич много писал в тот период в газете „Вперед“. В то время писать во „Вперед“ — это не означало просто писать статьи. Каждая статья была боевой политической статьей, была орудием борьбы с меньшевиками. И кличка была тогда у Анатолия Васильевича — „Воинов“ — не случайная кличка. Это кличка, которая определяла весь характер его тогдашней деятельности».7

П. Н. Лепешинский вспоминает:

«Великолепные, точные, отчеканенные формулировки Владимира Ильича и блестящие фейерверки политической мысли Воинова положительно расстраивали ряды меньшевиков».8

Луначарский был мастером литературных типов, портретов, памфлетов. Образно, метко он характеризовал сущность партий и групп, социальные и индивидуальные особенности человека, будь то политический деятель или писатель, рельефно воссоздавал его своеобразие. Ленин тонко понимал особенности таланта Луначарского, всемерно старался их развивать и использовать в политической публицистике и литературной критике. В письме к Луначарскому, определяя, какой должна быть брошюра, направленная против меньшевиков, Ленин отмечал необходимость, во–первых, «написать «ясно, точно, сжато», во–вторых, добавлял он,

«нужна живая, резкая, тонкая и подробная характеристика (литературно–критическая) этих черносотенников <…> Надо бы собрать ряд таких статей и брошюр, осветить грубую ложь, поймать ее так чтобы вывернуться было невозможно, пригвоздить и заклеймить именно как „черносотенную литературу“…»

«За первую тему я, — пишет далее Ленин, — может быть, возьмусь, но не сейчас, не скоро; некогда (а там, пожалуй, опоздает совсем!). За вторую я бы не взялся и думаю, что могли бы сделать это только Вы. Невеселая работа, вонючая, слов нет, — но ведь мы не белоручки, а газетчики, и оставлять „подлость и яд“ незаклейменными непозволительно для публицистов социал–демократии. Подумайте об этом и черкните» (настоящ. том, стр. 22).

Предложение Ленина вызвало живой отклик Луначарского.

«Дорогой Владимир Ильич! — вскоре отвечает он Ленину. — Написать вместе с Вами ответ меньшевикам я хотел бы. Но в таком случае приступите немедленно к первой части брошюры и, как только кончите, присылайте ее мне — я в два–три дня напишу вторую часть, т<ак> к<ак> подготовлю план и материалы, но, не имея перед глазами 1–ой, невозможно начинать писать. Кроме того, я начал популярную брошюру под заглавием „Три революции“» (там же, стр. 24).

Задуманная совместная брошюра написана не была. О причинах этого Ленин сообщает Луначарскому в письме, относящемся к концу августа 1905 г.:

«Чрезвычайно обрадовался Вашему плану брошюры: „3 революции“ <…> А потом еще насчет раскола. Вы меня не поняли. Ждать Вам меня нечего, ибо это темы разные: одна — история (постараемся ее наладить); другая — очерк их приемов полемики. Литературно–критический очерк на тему: скажем, „Лубочная литература“. И тут уже разобрать, в нескольких главах на целую брошюру, с цитатами и с разъяснением всю эту пошлость Старовера, Мартова и др. в их полемике с „Пролетарием“, а также перепевы в „Большинстве или меньшинстве“ и т. д. Пригвоздите их за их мизерный способ войны. Сделайте из них тип. Нарисуйте их портрет во весь рост по цитатам из них же. Я уверен, это у Вас вышло бы, только капельку пособирать цитат»(стр. 27–28).

Приведенные строки не только подтверждают высокую оценку богатых возможностей и особенностей литературного дарования Луначарского, но и его большой престиж как партийного публициста. Эти мысли Ленина имеют также общее принципиальное значение для осмысления природы типического как специфической формы литературного обобщения. Из них следует вывод о социальной и психологической воздействующей силе типических образов, созданных на почве широкого жизненного обобщения. Действительно, все выдающиеся произведения революционной литературы и публицистики отличаются выразительностью изображения характеров и социально–исторических сил. Истоки действенности этих произведений определяются прежде всего тем, насколько глубоко отражаются в них внутренний смысл явлений, и наиболее характерные конкретно–исторические черты человека.

Ленин утверждал необходимость использования в политической борьбе всего, разнообразия литературных форм. И Луначарский охотно отзывался на его предложения о пропаганде и агитации средствами живого образного слова. Вскоре после писем Ленина о создании критических портретов типов меньшевиков и либералов. Луначарский сообщает о посылке конца статьи, посвященной массовой стачке, и, баллады «Два либерала», в которой метко высмеивалась политика лидеров кадетов Трубецкого и Петрункевича. Ленин одобрительно отнесся к «балладе», напечатав ее в «Пролетарии» (№ 16, 1905 г.).

Еще ранее Луначарский выступил в «Пролетарии» с обличительным стихотворением «К юбилею 9 января» (№ 13), посвященным полугодовщине со дня расстрела рабочих у Зимнего дворца. На экземпляре рукописи стихотворения надпись Ленина: «К набору непременно в № 12» (см. фото в настоящ. томе, стр. 507).

Ленину также чрезвычайно понравилась брошюра Луначарского «Об отношении партии к профессиональным союзам»: «Преинтересная и отлично написанная вещь». К этой брошюре Лениным было написано специальное предисловие. Но одновременно он предлагает Луначарскому: «Не тряхнуть ли Вам стариной, посмеяться над ними (кадетами и меньшевиками. — В. Щ.) в стихах?» (настоящ. том, стр. 33–34).

О размахе и напряженности работы Луначарского в партийной печати можно судить уже по тому, что в газетах «Вперед» и «Пролетарий» им было напечатано более 40 статей и иных материалов. Эти статьи навсегда останутся в истории большевистской печати.

Материалы, помещенные в настоящем томе в разделе «Ленин редактирует статьи Луначарского…», представляют огромный интерес. Здесь публикуются статьи Луначарского, написанные по плану Ленина или с его исправлениями и дополнениями. Это — листовка «Объявление об издании газеты „Вперед“», «Сомнения двуглавого орла», «Очерки по истории революционной борьбы европейского пролетариата», «Твердый курс», «Корреспонденция из Петербурга», «Банкротство полицейского режима», «Как петербургские рабочие к царю ходили», «Возрождение православной церкви», «Массовая политическая стачка», «Столетний юбилей Мадзини в Риме», (Парижская коммуна и задачи демократической диктатуры», «Победа Японии и социал–демократия», «Парламентаризм и революция», «Парламент и его значение», «Цветы либеральных словопрений».

Хранящиеся в Центральном партийном архиве Института марксизма–ленинизма при ЦК КПСС рукописи Луначарского дают возможность увидеть тщательность и целеустремленность редакторской работы Ленина над статьями Луначарского. Но, конечно, это лишь небольшая часть огромной деятельности Ленина как организатора и редактора большевистской периодической печати. Однако и здесь чрезвычайно отчетливо видны характерные черты Ленина–редактора, его стремление уточнить и обогатить текст, придать ему целенаправленность. Уже в исправлениях, внесенных в текст «Объявления об издании газеты „Вперед“», проявились его требовательность, умение ставить конкретные задачи, придавать тексту глубокий политический смысл. Когда было нужно, Ленин многое изменял в первоначальном варианте. По свидетельству Луначарского, редактируя его первую передовую статью «Твердый курс» («Вперед», № 5), Ленин «внес в нее много своего, так что в том виде, в каком она была напечатана <…>, она, по моему мнению, чуть ли не могла быть подписанной его именем. Кое–что от основного плана и отдельные пассажи остались от моей первоначальной статьи. Многое было вставлено Ильичем» (настоящ. том, стр. 599).

Но Ленин–редактор бережно относился к литературному тексту. Как правило, он ограничивался только безусловно необходимыми поправками, стараясь сохранить индивидуальные особенности языка и стиля автора.

Газеты «Вперед» и «Пролетарий» сыграли громадную роль в истории пролетарского революционного движения, возродили и продолжили традиции старой «Искры», способствовали развитию принципов большевизма в борьбе с меньшевиками, содействовали формированию и укреплению партии нового типа. По словам Луначарского, именно в Женеве под руководством Ленина он впервые прикоснулся к настоящей большой партийной работе. Ленинская мысль приобщала всех, кто с ним работал рядом, к подлинно историческому делу. В одном из выступлений более позднего периода Луначарский ярко характеризовал эту деятельность большевиков во главе с Лениным:

«Маленькая группа — человек всего 20–25, маленькая редакция — 6–7 человек, маленький журнал, который выходил с большой натугой, — приходилось вытягивать в типографии каждую полосу» — выполнял для партии большое дело, и «у нас было впечатление, что мы делаем историю, и все это благодаря Владимиру Ильичу. Владимир Ильич одним своим присутствием придавал всему характер необычайной крупности <…>. У него была твердая и абсолютная уверенность в том, что мы делаем всемирно–историческое дело», «… у него была глубочайшая уверенность, что единственно правильная линия развития рабочего движения и всей революции у нас в руках» (настоящ. том. стр. 500).

* * *

Луначарский завоевал видное место в истории революционной критики и эстетики. Поэтому облик Луначарского трудно воссоздать вне верного представления о соотношении этой сферы деятельности с его партийной политической публицистикой, с его работами, посвященными и истории современным проблемам революционного движения.

В первом разделе настоящего тома, посвященном дооктябрьской переписке Ленина и Луначарского, материалов, непосредственно затрагивающих эстетические проблемы, не содержится. Документы этих лет касаются главным образом работы Луначарского как большевистского публициста, сотрудника органов партии «Вперед» и «Пролетарий». Они преимущественно относятся к активной борьбе большевиков с либералами и меньшевиками, марксистов–материалистов с махистами. Однако их необходимо рассматривать в связи с эволюцией и особенностями эстетических взглядов Луначарского. При всей многогранности работы Луначарского немыслимо верное представление об его творческом облике в любой период биографии вне его деятельности как выдающегося марксистского критика, теоретика и историка искусства. Самое же главное — что далеко не всегда учитывается — решающее значение для развития эстетических воззрений Луначарского имел весь характер его деятельности профессионального революционера, широта кругозора большевистского публициста. И включенные в настоящий том историко–партийные материалы наглядно раскрывают движущие начала, формировавшие Луначарского.

Развитие философских и эстетических взглядов Луначарского, как известно, отличалось противоречивостью. Большое воздействие здесь оказывали на него взгляды Авенариуса, философия эмпириокритицизма. Длительное время Луначарский ошибочно сближал ее с революционным мировоззрением, полагая, что «эмпириокритицизм является самой лучшей лестницей к твердыням, воздвигнутым Марксом». Но и для большинства его ранних работ характерна резко бросающаяся в глаза двойственность, своеобразное внутреннее противоречие между умозрительными схемами эмпириокритицизма и жизненностью проблем, на которые стремился дать ответ Луначарский с присущим ему боевым пафосом революционера.

Противоречивость взглядов Луначарского рельефно проявилась уже в ранней его работе «Основы позитивной эстетики»,9 которую характеризует стремление автора найти некий синтез материалистической эстетики с биологическими субъективными схемами эмпириокритицизма. Вместе с тем в ней отчетливо выражена боевая революционная целеустремленность. Переиздавая в 1923 г. эту работу без всяких изменений, Луначарский писал, что в ней он видит элементы наиболее плодотворных тенденций в своем творчестве. Экземпляр книги «Основы позитивной эстетики» хранится в Кремлевской библиотеке Ленина с надписью: «Дорогому Владимиру Ильичу работа, которую он, кажется, когда–то одобрял, с глубокой любовью А. Луначарский» (настоящ. том, стр. 366).

Мы не располагаем прямыми свидетельствами, что Ленин одобрил «Основы позитивной эстетики». Однако то, что книга с приведенной авторской надписью была направлена непосредственно Ленину и была ему известна, а также некоторые общие данные позволяют нам высказать ряд предположений по этому вопросу. Ленин, высоко оценивая талант и познания Луначарского в сфере искусства, не отождествлял полностью его философские и эстетические взгляды. Можно полагать, что отношение Ленина к «Основам позитивной эстетики» связано со следующим его суждением, относящимся к более позднему времени: «Ежели бы Луначарского <…> отделить от Богданова на эстетике <…>»,10 — писал Ленин Горькому в феврале 1913 г. Смысл этого письма свидетельствует, что Ленин видел отличие философских махистских увлечений Луначарского от его эстетических взглядов, в которых более ощутимо сказывался реальный опыт жизни и искусства, его позиция убежденного революционера. В эстетике Луначарского во все периоды его деятельности можно отчетливо выделить следующие важнейшие черты: защита реализма, критика декаданса в его различных формах, стремление связать искусство с идеями социализма, включить его в процесс революционной борьбы.

Увлечение Луначарского эмпириокритицизмом порождало явные отступления от марксизма. Но его деятельность как большевистского публициста, общение с Лениным, работы по истории революционного движения и его современным проблемам вносили в эстетические и критические взгляды Луначарского идею революционной активности художника, убеждение о великой миссии искусства в борьбе за преобразование общества, за утверждение социализма.

Революционный пафос политической публицистики Луначарского, его борьба против либералов и меньшевиков содержит в себе ключ к пониманию его позиции в вопросах культуры и искусства. Либералы и меньшевики, против которых воинствующе выступал Луначарский, считали буржуазию не только решающей политической силой, но и основной силой в области культурной жизни. Поэтому они отрицали возможность создания народными массами новой, социалистической культуры и нового, социалистического искусства. В противоположность таким взглядам Луначарский, вслед за Лениным, утверждал основы новой культуры и искусства социализма. Постоянный всепроникающий пафос деятельности Луначарского в сфере эстетики, напротив, состоял в утверждении революции как решающей силы прогресса искусства современной эпохи. И именно это определяло движение его эстетической мысли, многогранность интересов, представления о предназначении, главных проблемах и центральном герое искусства XX столетия. И действительно, в этой сфере наиболее устойчиво раскрывались сильные стороны таланта Луначарского. Поэтому он, даже находясь вне партии, в борьбе против декадентства, всяких видов «литературного распада» выступал в одном ряду с критиками–большевиками — В. Воровским и М. Ольминским, а затем был привлечен как сотрудник в центральный орган партии — газету «Правда».

Позиция Луначарского как партийного публициста заметно влияла на характер его работ по вопросам эстетики, литературы и искусства, способствовала выходу за пределы эмпириокритических схем. Свойственное Луначарскому влечение к человеку–герою, человеку–борцу, преданному идее гражданского служения, явно противостоит основам философии Авенариуса и Маха. В его выступлениях по вопросам искусства отчетливо выявлена тема революционной борьбы, пропаганда героических характеров. Пафос борьбы рабочего класса, свет социалистического идеала проникает его выступления по вопросам искусства с самого начала его литературной деятельности.

Еще в «Основах позитивной эстетики» он утверждал, что «искусство активных душ», «изображение стремящегося человека» с его боевыми инстинктами, с его напряженной мыслью и волей «присуще обществам и классам, развивающимся путем борьбы».11 Идеи борьбы находят свое возрастающее развитие в дальнейших работах Луначарского.

Утверждение Луначарским взгляда на жизнь как борьбу со всякими видами угнетения, прославление героического человека, окрыленного великими целями, имело особое значение для развития его взглядов по вопросам эстетики.

Уже в «Диалоге об искусстве» (1905 г.) автор отстаивает идею связи искусства с борьбой пролетариата за социализм:

«Жизнь — борьба, поле битвы: мы этого не скрываем, — радуемся этому, потому что сквозь тяжесть трудов и, быть может, реки крови видим победу более грандиозных, прекрасных и человечных форм жизни <…> Мы за жизнь, потому что жизнь за нас».12

Мысль о единственно достойной человека позиции — позиции борьбы со злом — Луначарский органически связывает с борьбой за новый, героический тип человека, с революционными идеями, с общими задачами социализма. «Перспективы грандиозны, размах борьбы все увеличивается, великая цель рождает тот энтузиазм, без которого ни одна великая цель не может быть достигнута. Но если растит душу уже тот идеал, который вырастает из пролетарской критики существующей мастерской, то еще больше растит ее борьба, в которой личность теряется в коллективе, естественно становится самоотверженной, активной, героической».13 Это обусловило отрицательное отношение Луначарского к декадентству, к различным упадочническим течениям в литературе и искусстве. Против них, в частности, направлены наиболее значительные работы дореволюционного периода: «Диалог об искусстве», «Задачи социал–демократического художественного творчества» (1907 г.) и ряд других последующих работ Луначарского.

Ленин указывал, что «строгая партийность есть спутник и результат высокоразвитой классовой борьбы».14 Соответственно новым историческим условиям он выдвинул новый идеал литературы, в котором социалистическая идейность и тенденциозность художника находят свое выражение в позиции открытого служения народу. Ленинские мысли, наиболее полно развитые в статье «Партийная организация и партийная литература», имеют огромное историческое значение в определении места художника в общественной жизни, основных путей дальнейшего развития литературы и искусства. Особое значение здесь имела ленинская идея социалистического искусства, предназначенного для народа, своими глубочайшими корнями уходящего в почву революционной действительности, оплодотворенного передовой мыслью человечества. Ленин рассматривает обращенность художника к народным массам как живой источник вдохновения, поднимающий его силы, дающий подлинную свободу творчества.

Принципиальная, последовательная позиция Ленина, точность его определений главного направления развития пролетарской революции и культуры социализма помогала Луначарскому в выяснении самых острых и сложных вопросов.

В отличие от критиков–меньшевиков, считавших героические образы революционеров Горького порождением умозрительного схематизма, Луначарский высоко оценивает его произведения, в которых изображены борцы нового типа. Содержание лучших страниц «Диалога об искусстве» созвучно духу ленинской статьи «Партийная организация и партийная литература», призывавшей писателей посвятить свой талант служению не пресыщенной верхушке, а миллионам и десяткам миллионов трудящихся, которые составляют цвет страны, ее силу, ее будущность.

Для Луначарского было характерно стремление максимально тесно связать литературу и искусство с идеями и деятельностью партии, поставить их на службу интересам широких народных масс. Но наиболее решительно в дооктябрьский период идея партийности искусства выражена в его статье «Задачи социал–демократического художественного творчества», ставшей одним из замечательных явлений истории русской марксистской критики и эстетики.

Многие положения этой статьи прямо перекликаются с содержанием ленинской статьи «Партийная организация и партийная литература». Темпераментно говорит здесь автор о развращающей власти капитала в буржуазном искусстве, сказывающейся «не только унизительной нищетой, в которой пребывают артисты в большинстве, но и в моральном их рабстве».15 Из статьи следует вывод, что только социалистическая революция, только власть народа освободит искусство от пут старого мира. Идея партийности искусства, его предназначенности народу определяет у Луначарского дальнейшее развитие революционного художественного творчества.

Статью «Задачи социал–демократического художественного творчества» можно назвать вершиной эстетической мысли Луначарского дооктябрьского периода. В ней менее всего видно воздействие эмпириокритической философии Авенариуса и Маха, чем она заметно отличается от других его работ, написанных с неправильных позиций, к которым прежде всего относятся «Социализм и искусство», «Религия и социализм».

С другой стороны, в этой статье и в других родственных по направленности эстетических выступлениях Луначарского наиболее полно воплощены сильные стороны его пытливой, ищущей мысли. И есть основания полагать, что именно эти сильные стороны взглядов Луначарского на искусство, сочетание темперамента бойца с артистичностью натуры вызвали известное замечание Ленина о желательности отделить Луначарского от махистов по линии эстетики.

Свои революционные взгляды в области эстетики Луначарский продолжал развивать в (Письмах о пролетарской литературе» (1914 г.). Для этой работы также характерна глубокая убежденность в творческих силах социалистической революции, взгляд на искусство как на могучее оружие в духовной жизни народных масс.

При всей сложности путь Луначарского отличается все более глубоким и последовательным овладением ленинским принципом партийности. Немыслимо понять ни жизненный путь, ни литературное наследие Луначарского вне воздействия на него Ленина, партии. Именно Ленин, партия взрастили талант Луначарского, дали ему прочную жизненную почву, вооружили его целеустремленностью, навсегда связали с самыми реальными и самыми возвышенными идеями современности.

* * *

Ленин постоянно содействовал Луначарскому в поисках наиболее плодотворных творческих путей, содействовал в его многогранном труде, выдвинувшем его в ряд крупнейших деятелей революционной культуры. Характерно, что наиболее продуктивными были периоды, когда он работал под непосредственным руководством Ленина. И, напротив, Луначарский был непоследователен тогда, когда отходил от него, поддавался влиянию чуждых марксизму субъективистских представлений.

После поражения революции 1905 года Луначарский переехал в Италию, теснее сблизился с группой Богданова, которого знал еще с 1900 г.

Показательно, что как раз в это время отдаленности от Ленина наиболее остро проявляются в его воззрениях «богостроительские» заблуждения. Сам Луначарский пишет, что

«первое время моего пребывания за границей (в Италии) я не принимал почти никакого участия в политической работе. Я сидел над моей книгой „Религия и социализм“, которой придавал очень большое значение…».16

Как раз именно эта книга принадлежит к ряду работ, в которых наиболее отчетливо проявились слабые стороны теоретических взглядов Луначарского. Влияние философии эмпириокритицизма сказалось на эстетике Луначарского в попытках трактовать природу искусства в свете субъективистских биологических принципов. В этом нашли своеобразное выражение общие основы теории Авенариуса и Маха, рассматривавшие объективный мир лишь как совокупность «явлений–ощущений», из которых будто складывается действительность.

Как видно из переписки 1905–1908 гг., Ленин, несмотря на философские заблуждения Луначарского, борется за него, всемерно старается сохранить его как деятеля партии и талантливого публициста. Письма этого времени полны заботы о продолжении сотрудничества Луначарского в «Пролетарии». В письмах Ленина содержится ряд боевых предложений и поручений.

«Дорогой Анатолий Васильевич, — обращается он к Луначарскому в январе 1908 г. — Черкните, устроились ли вполне и стали ли работоспособны? Мы рассчитываем на Вас для „Пролетария“ 1) на итальянские корреспонденции дважды (примерно) в месяц 8–12 тысяч букв. Первую — недели через три. 2) На политические фельетоны от времени до времени» (настоящ. том, стр. 38).

Следующие письма Ленина содержат напоминания о необходимости срочной присылки материалов для «Пролетария».

«Очень рад, — пишет Ленин, — что за „Пролетарий“ Вы беретесь. Необходимо это крайне, и именно темы, Вами намеченные, + итальянские корреспонденции особенно нужны. Смотрите же, не забывайте, что Вы — сотрудник партийной газеты, и окружающим не давайте забывать» (настоящ. том, стр. 42).

Задуманные статьи и итальянские корреспонденции были Луначарским написаны и опубликованы в «Пролетарии». На основании материалов, напечатанных в последующих номерах «Пролетария», можно полагать, что темами, которые наметил Луначарский, были: «Конгресс земледельческого пролетариата в Италии» и «Расстрел народа в Риме». Позднее, в октябре — декабре 1908 г. в «Пролетарии» были опубликованы еще три итальянские корреспонденции Луначарского под общим заглавием «Италия».

Переписка Ленина с Луначарским и Горьким вносит много ценного в понимание сложности, порой противоречивости процесса утверждения марксизма в идеологической жизни России между двумя революциями. Налицо отчетливо выраженное своеобразие, своего рода неравномерность развития в различных сферах духовной жизни, в политике и философии, в литературе и искусстве, критике и эстетике.

В период реакции после поражения революции 1905 года особое значение приобрели вопросы философии. Большевик Луначарский в области теории поддался воздействию идеалистических взглядов. Характерно, что, борясь с меньшевистскими взглядами Плеханова, Ленин в то же время поддерживал его материализм, критическое отношение к эмпириокритицизму, к зарубежным и русским апологетам модных идеалистических течений.

Ряд писем Ленина Луначарскому этого времени не сохранился. Но из дошедших до нас писем видно, что между ним и Луначарским в 1907 и начале 1908 г. шла полемика по философским вопросам. Видимо, в январе 1908 г. Ленин послал еще одно письмо, нам неизвестное, в котором содержалась критика идеалистических увлечений Луначарского. 7 февраля 1908 г. Ленин делится с Горьким своими взглядами на эту тему:

«… как рядовой марксист, я читаю внимательно наших партийных философов, читаю внимательно эмпириомониста Богданова и эмпириокритиков Базарова, Луначарского и др. — и все мои симпатии они толкают к Плеханову<…> В философии он отстаивает правое дело. Я — за материализм против „эмпирио–“ и т. д.»17

Выход в свет сборника «Очерки по философии марксизма» обострил противоречия в области теории. Авторы этого сборника (Базаров, Богданов, Луначарский и другие) не остановились в своей проповеди махизма, в стремлении соединить марксизм с религией. Распространение антиматериалистических воззрений начинало наносить урон развитию революционного сознания. Это вызвало решение Ленина вступить в борьбу по философским вопросам. «Некую драку, — писал он Горькому, — между беками по вопросу о философии я считаю теперь совершенно неизбежной».18

Переписка Ленина и Луначарского прерывается на несколько лет. Причины этого можно определить по последнему письму Ленина 3/16 апреля 1908 г.

«Насчет философии приватно: не могу Вам вернуть комплиментов и думаю, что Вы их скоро назад возьмете. А у меня дороги разошлись (и, должно быть, надолго) с проповедниками „соединения научного социализма с религией“ да и со всеми махистами» (настоящ. том, стр. 42).

Освещение проблем эстетики, прежде всего отношения искусства к действительности, всегда зависит от характера трактовки основных вопросов теории познания. Было бы антиисторичным всюду усматривать прямую и непосредственную связь между определенными философскими системами и эстетическими явлениями. Но для антиреалистических течений в литературе периода реакции 1907–1910 гг. было характерно тяготение к субъективному идеализму, стремление найти в нем теоретическую опору для своих эстетических концепций и, в частности, подчеркивание своего духовного родства с эмпириокритицизмом. Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм» много раз обращает внимание на органическую связь эстетических взглядов с теорией познания. На связь гносеологии с эстетикой он указывал, критикуя как философов типа Авенариуса и Маха, так и эмпириокритиков из социал–демократического лагеря — Богданова, Луначарского и др. Характеризуя эстетические воззрения Луначарского периода его богостроительских блужданий, Ленин категорически отвергал попытки сочетать марксизм с идеализмом, раскрыл их махистский, субъективно идеалистический смысл. При этом он определил своеобразие эмпириокритических взглядов Луначарского, взаимоотношения в них теоретико–познавательного и эстетического начала.

«Надо быть слепым, — замечал Ленин, — чтобы не видеть идейного родства между „обожествлением высших человеческих потенций“ Луначарского и „всеобщей подстановкой“ психического под всю физическую природу Богданова. Это — одна и та же мысль, выраженная в одном случае преимущественно с точки зрения эстетической, в другом — гносеологической».19

При всей обостренности борьбы характерно стремление Ленина сохранить для партийной печати литературные таланты Горького и Луначарского, направить их по верному пути.

Нет никаких оснований выпускать из поля зрения факт влияния на Луначарского идеалистических философско–эстетических течений, от которых он постепенно освобождался под воздействием Ленина и всей живой революционной логики исторического движения действительности. Но безусловно, несмотря на свои колебания и заблуждения, Луначарский — замечательный представитель марксистской публицистики и критики, внесший в них свой большой вклад.

Наблюдая путь Луначарского, мы как бы становимся свидетелями напряженных исканий, когда восхождение к вершинам революционного сознания, подлинные открытия сопровождались разного рода духовными срывами и отклонениями.

При всей бескомпромиссности, порой резкости критики увлечений Луначарского, Ленин всегда высоко ценил его способности, относился к нему лично с симпатией. И в период богостроительских блужданий Луначарского он писал Л. Каменеву в 1912 г.: «Луначарский пишет в „Киевской мысли“ о „научном мистицизме“. Достаньте и посеките его публично отечески».20 Это «отечески», «посеките его публично» чрезвычайно характерно для отношения Ленина к Луначарскому.

Ультралевые политические воззрения участников группы Богданова сочетались с философским идеализмом эмпириокритицизма, пропаганда которого большой вред делу идейного воспитания рабочих масс.

Как известно, Горький усиленно звал Ленина на Капри с целью добиться его примирения с Богдановым и участниками его группы, к которым питал внутреннюю склонность. Ленин решительно отказался от этого компромисса:

«Получил сегодня Ваше письмо и спешу ответить. Ехать мне бесполезно и вредно: разговаривать с людьми, пустившимися проповедовать соединение научного социализма с религией, я не могу и не буду.».21

Переписка Ленина с Луначарским 1907–1908 гг. с разных сторон освещает сущность разногласий, смысл резкой критики Лениным политической и теоретической позиции группы «Вперед», одним из лидеров которой был Луначарский.

Следует отметить, что состав группы «Вперед» был неоднороден. И Ленин в известной мере отличал Луначарского от остальных ее участников, прежде всего от Богданова. Горький, повествуя о своих встречах с Лениным на Капри, приводит его слова, что Богданов и Базаров уже не пойдут, не могут пойти с большевиками. Исключение он сделал только для Луначарского.

«— Луначарский вернется в партию, он — менее индивидуалист, чем те двое<…>».22

Ленинское предвидение сбылось, так как в личности и деятельности Луначарского были заложены качества бойца партии, беспредельная преданность делу революции и социализма.

Одно из свидетельств тому — совместные действия Луначарского с большевиками на Международном Копенгагенском съезде. Перед съездом, — вспоминает Луначарский, — «не доезжая Копенгагена, уже в Дании, мы встретились с Лениным и дружески разговорились. Мы лично не порвали отношений и не обостряли их так, как те из нас, которым приходилось жить в одном городе».23 Более подробно об этом Луначарский рассказывает также в недавно опубликованной в «Литературном наследстве» (том 82) статье «К вопросу о философской дискуссии 1908–1910 гг.». Это время он характеризовал как эпоху «аккумуляции всевозможных ошибок» — близости к эмпириокритицизму, причастности к ложным взглядам «ультиматистов» и к группе «Вперед».

Благотворное воздействие Ленина на взгляды и судьбу Луначарского совсем не совокупность нескольких, хотя важных самих по себе эпизодов. Это отчетливо выраженная линия, определившая, можно сказать, сущность духовной биографии Луначарского. Сам Луначарский в своих статьях и воспоминаниях утверждает роль Ленина в своей судьбе, в решении вопросов литературы и искусства.

В своих воспоминаниях, отмечает трудности своего пути, и огромное воздействие на него Ленина. Обобщая свой жизненный опыт, он с удовлетворением заключает:

«Хорошо, что после дальнейшего блуждания по левым ошибкам подход к новой грандиозной революционной волне бросил меня опять на правильные пути, на которых я нашел приветливый прием со стороны Ленина».24

В отношении Луначарского к Ленину органически сливались как признание Луначарским величия вождя социалистической революции, так и глубочайшая любовь к нему, восхищение его высокой человечностью, жизнелюбием и отзывчивостью. Весьма показательны письма Луначарского к жене со Штутгартского конгресса. В них содержится много живых штрихов, характеризующих перипетии борьбы с оппортунизмом. Луначарского радует хорошее к нему отношение Ленина. Он пишет об этом несколько раз:

«Ленин мил по–прежнему, хочется ему проучить немцев, как и мне. Троцкий страшно консервативен, закоснелый немцефил. Меньшевики на первых же порах закатили истерику из–за голосов. Но, кажется, это уладилось. Плеханов злится. Пока он заменен в Интернациональном бюро Лениным».

«<…> Дела мои пока идут как по маслу. С Лениным вчера установились великолепные отношения. Он ужасно мною доволен. Я буду вести по предложенному мною плану всю баталию против Плеханова по вопросу о милитаризме в русской делегации. Я буду представителем РСДРП по вопросу о синдикализме в международной комиссии».

«<…> Сейчас, вечером, я долго разговаривал с Лениным. Я высказал ему почти все мои новые идеи. Указал и на то, что разрыв между нами, „еретиками“ — в глазах Плеханова, — и большевиками твердокаменного типа был бы гибелью для большевизма), а нас превратил бы, вероятно, в висящих в воздухе литераторов <…> Он страшно внимательно меня выслушал и сказал: „Это все очень похоже на правду. Это ново и важно“ <…>» (настоящ. том, стр. 619–625).

Учитывая особенности развития русской революции после 1905 года, Ленин считал политические и философские позиции группы «Вперед» неприемлемыми, обреченными историей. Вместе с тем он следил за нарастающими противоречиями между участниками этой группы, одобрял тенденции некоторых из них возвратиться на марксистскую точку зрения. Первая мировая война обострила эти противоречия в среде «впередовцев», еще нагляднее обнаружила их дифференциацию. Ленина несколько сблизила с Луначарским его антимилитаристская линия, его решительные выступления против шовинизма и социал–патриотизма.

Февральская революция в России создала новую историческую ситуацию, определившую дальнейший решительный поворот Луначарского в сторону большевиков.

На основании содержания письма Ленина к В. Карпинскому 12/25 марта 1917 г. можно полагать, что, получив сообщение о свержении в России самодержавия, Луначарский обратился к Ленину с предложением созвать совещание находящихся в эмиграции русских социал–демократов. В ответ на это, не дошедшее до нас письмо, Ленин поздравил Луначарского и его семью с Февральской революцией. Но по поводу созыва совещания он выдвинул ультимативное требование — никакого сближения с другими партиями и выразил свою готовность к личной встрече с Луначарским:

«С людьми и группами, согласными в этом, основном, я бы лично был за совещание.

Просто переговорить нам с Вами, без всяких формальных совещаний, я был бы очень рад, и считал бы это для себя лично (и для дела) полезным» (настоящ. том, стр. 44).

Встреча Луначарского с Лениным состоялась 2 апреля. Большой интерес представляет письмо Луначарского к жене, в котором сообщается о беседах с Лениным. Главной, волнующей темой переговоров был предстоящий отъезд в Россию, определение общей линии поведения. В письме 2 апреля содержатся превосходные строки, рисующие облик Ленина, всем своим существом устремленного к грядущим боям за победу социалистической революции, его решительность и дальнозоркость.

«Ленин произвел на меня прекрасное, даже грандиозное, хотя и трагическое, почти мрачное впечатление.

Впрочем, наст<оящая> беседа с ним будет у нас только завтра <…>

Подробности при свидании. Приеду в среду. Завтра ряд полит<ическ>их разговоров большой важности, в кот<орых>, т<ак> сказ<ать>, решится моя судьба» (настоящ. том, стр. 637–638).

Судьба Луначарского скоро решилась. Преодолев некоторые колебания, он делает окончательный выбор. Он безоговорочно отказывается от всех разногласий и вступает в ряды ленинцев. Символично, что следующим поездом за тем, который увез Ленина в Россию, выехал и Луначарский.

Эти новые материалы дополняют известное ранее по воспоминаниям Луначарского. В них перед нами встает волнующая картина проводов первого эшелона эмигрантов–большевиков, направляющихся на родину для выполнения своей всемирно–исторической роли. Ярко воссоздается облик Ленина, словно пылающего внутренним огнем, и, как железо к магниту, стремившегося к революции.

«Ленин ехал спокойный и радостный.

Когда я смотрел на него, улыбающегося на площадке отходящего поезда, я чувствовал, что он внутренне полон такой мыслью: „Наконец, наконец–то пришло, для чего я создан, к чему я готовился, к чему готовилась вся партия, без чего вся наша жизнь была только подготовительной и незаконченной“».25

* * *

Сразу же после Великой Октябрьской революции Ленин привлекает Луначарского в состав первого правительства Советской республики. Второй Всероссийский съезд Советов назначил его народным комиссаром по просвещению. Луначарский писал:

«Мне сказали, что ЦК партии, подбирая состав правительства, решил поручить мне Народный комиссариат по просвещению. Новость была волнующая, даже пугающая той громадной ответственностью, которая возлагалась, таким образом, на мои плечи.

Значительно позднее я совершенно случайно (все мы были в то время завалены всяческой работой), опять–таки в коридорах Смольного, встретил самого Владимира Ильича. Он с очень серьёзным лицом поманил меня к себе и сказал:

— Надо мне вам сказать два слова, Анатолий Васильевич. Ну, давать вам всякого рода инструкции по части ваших новых обязанностей я сейчас не имею времени, да и не могу сказать, чтобы у меня была какая–нибудь совершенно продуманная система мыслей относительно первых шагов революции в просвещенском деле. Ясно, что очень многое придется совсем перевернуть, перекроить, пустить по новым путям. Я думаю, вам обязательно нужно серьезно переговорить с Надеждой Константиновной. Она будет вам помогать. Она много думала над этими вопросами и, мне кажется, наметила правильную линию <…> Желаю вам успеха. Первая победа одержана, но если мы не одержим еще вслед за этим целого ряда побед, то худо будет. Борьба, конечно, не окончилась, а только еще находится в самом, самом начале.

Владимир Ильич крепко пожал мне руку и своей уверенной, быстрой походкой пошел в какой–то из многочисленных тогда кабинетов, где роились и строились новые мысли и новая воля только что родившегося пролетарского государства»26

Действительно, трудно было найти политическую фигуру, наиболее подходящую для руководства народным просвещением. Деятельность Луначарского — первого народного комиссара по просвещению — прочно вошла в историю Советского государства. Только человек столь широкой одаренности и эрудиции мог соответствовать многосторонности задач, которые революция выдвинула в этой области. В ведении комиссара по просвещению находились вопросы народного образования, печати, культурно–просветительной работы, науки, искусства. И естественно, в послеоктябрьский период наиболее многогранно раскрывается талант Луначарского — работника партии, строителя новой, социалистической культуры. К этому времени относится также и расцвет деятельности Луначарского — выдающегося литератора, теоретика и критика искусства.

Основой плодотворной работы Луначарского, залогом доверия к нему Ленина явились не только его выдающиеся личные качества, но глубочайшая преданность делу развития новой культуры, нового искусства, рожденных революцией, предназначенных для народных масс. В этот период, несмотря на известные колебания, он еще прочнее опирается на идеи и непосредственные указания Ленина, на коллективный опыт партии, живой опыт революционного строительства.

И в полной мере смысл публикуемых в настоящем томе документов, замечаний и указаний Ленина, относящихся к проблемам становления советской культуры, возможно раскрыть лишь в свете его общей концепции культурной революции.

Проблема «народ и культура» приобрела невиданную обостренность непосредственно после Октябрьской социалистической революции. Ленин, провозглашая право трудовых масс на все богатства литературы и искусства; настойчиво развивая мысль о решающей роли освобожденного народа в формировании социалистической культуры, давал ответ на существенные вопросы духовной жизни эпохи.

Для Ленина формирование социалистической культуры — составная часть общего процесса революционного преобразования жизни, раскрепощения творческих талантов, энергии и инициативы. Поэтому он считал необходимой исторической основой строительства новой культуры приобщение ранее угнетенных трудовых масс ко всем достижениям мировой культуры, вовлечение их во все сферы творчества.

Определение принципов и путей развития новой, социалистической культуры с первых дней существования Советского государства становится одной из центральных проблем революции. Ленин говорил, что нигде народные массы не заинтересованы так настоящей культурой, как у нас, и нигде вопросы культуры не ставятся так последовательно, так глубоко.

Основы этой политики партии, направленной к обогащению духовной жизни народных масс, выражены в основополагающих словах Ленина:

«Раньше весь человеческий ум, весь его гений, творили только для того, чтобы дать одним все блага техники и культуры, а других лишить самого необходимого — просвещения и развития. Теперь же все чудеса техники, все завоевания культуры станут общенародным достоянием, и отныне никогда человеческий ум и гений не будут обращены в средства насилия, в средства эксплуатации».27

Развитие культуры рассматривается Лениным как необходимая движущая сила новейшей истории, выражающей особенности и пути революционного прогресса освобожденного общества. Для Ленина формирование социалистической культуры, ее проникновение в самые глубины повседневного бытия народных масс являлись жизненной потребностью и непременным условием построения нового мира. В 1919 г. Ленин говорил:

«Нужно взять всю культуру, которую капитализм оставил, и из нее построить социализм. Нужно взять всю науку, технику, все знания, искусство. Без этого мы жизнь коммунистического общества построить не можем».28

В этом Ленин видел своеобразие эпохи строительства социализма по сравнению с периодом вооруженной революционной борьбы. Именно перенесение центра тяжести на «культурничество» в широком смысле слова создало основу для развития созидательных, активных, творческих возможностей народных масс, подготовило духовную почву для развития социалистического искусства.

Идея приобщения миллионов трудящихся ко всем благам цивилизации, духовного возвышения народных масс, всемерного развития их творческих возможностей вдохновила Луначарского, составляла пафос его деятельности как народного комиссара просвещения и как литератора.

Весь облик Луначарского — соратника Ленина, видного профессионального революционера, определяет его общий подход к явлениям культуры. Луначарский всегда рассматривал большой комплекс задач просвещения в свете ленинской идеи органической связанности новой, социалистической культуры с исторической задачей революционного изменения самых коренных основ жизни народных масс, их пробуждения к созидательному историческому творчеству. Все многообразие проблематики его работ в этой области объединяется вокруг центральной, всепроникающей темы «культура и революция», искусство и революция». И это вполне закономерно, поскольку с самых ранних лет дело социалистической революции было главным делом всей жизни Луначарского: он активный участник подготовки и свершения революции, а затем после Октября — ее социально–экономического и идейного утверждения. В этом плане, «под углом зрения революции и ее великих задач»,29 он подходил к решению всех основных проблем художественного творчества и эстетики — проблемы природы и предназначения искусства, его связей с действительностью, отношения к наследию прошлого, путей развития новой, социалистической художественной культуры.

Определение конкретных путей культурного развития огромной страны было задачей новаторской, чрезвычайно сложной. И далеки от истины авторы ряда работ о Луначарском, не учитывающие этих исторических трудностей, постоянного воздействия на Луначарского ленинской мысли, дававшей верный выход порой из очень сложных положений. Но и сам Луначарский был личностью крупного масштаба, и было бы упрощением воспринимать это как некое элементарное ученичество. Луначарский сам превосходно определил сущность этого процесса в образных словах, что его точка зрения исправлялась, «выравнивалась под необычайно четкую, смелую линию, которую вел Ленин».30 Это «выравнивание», начавшись с раннего времени общения, продолжалось и в новых условиях послеоктябрьского периода.

Ряд документов, включенных в настоящий том, наглядно раскрывает перспективность мысли Ленина, способствовавшей выработке верной точки зрения, сложность восприятия Луначарским реальных трудностей развития истории и культуры.

Ленин всегда видел своеобразие артистической натуры Луначарского. Его обостренная впечатлительность, эмоциональность порой вызывали склонность поддаваться власти настроения, односторонним увлечениям. Это проявлялось не раз в разные периоды его биографии. Показателен в данном случае эпизод, относящийся ко времени революционных боев в октябре 1917 г. В это время буржуазная печать усиленно раздувала версию об огромных разрушениях памятников культуры, якобы производимых революционным народом. Например, журнал «Аполлон» в сентябрьской книжке, вышедшей в ноябре 1917 г., опубликовал выдержки из специального обращения собрания Союза деятелей искусства:

«В междоусобной борьбе, — жаловались участники собрания, — разграблен Зимний дворец. Подверглись разрушению московский Кремль, соборы Василия Блаженного и Успенский — художественные сокровища мирового значения».31

Под влиянием потока клеветнических слухов, обильно распространяемых буржуазной и «социалистической» печатью, Луначарский 2 ноября 1917 г. подал в Совнарком заявление о сложении с себя обязанностей народного комиссара по просвещению. Заявление Луначарского было опубликовано в «Новой жизни» (3 ноября 1917 г.) и других газетах (см. настоящ. том, стр. 46).

Луначарский был не одинок. На заседании Совнаркома 3 ноября 1917 г. был поднят вопрос о настроении некоторых членов большевистской партии, на которых произвели впечатление ложные слухи о мнимых разрушениях культурных ценностей в Москве. Ленин сказал по их адресу: «Что же — революция пройдет мимо них!».32

Таким настроениям противостояла убежденность Ленина в плодотворной, решающей, творческой сущности социалистической революции. Историческая обоснованность позиции Ленина одержала верх.

Имея в виду упомянутый выше эпизод, Луначарский в одной из своих статей рассказывает о том, какое огромное культурное значение Ленин придавал социалистической революции.

«Пишущий эти строки, — вспоминает Луначарский, — был испуган разрушениями ценных художественных зданий, имевшими место во время боев революционного пролетариата Москвы с войсками Временного правительства, и подвергся по этому поводу весьма серьезной „обработке“ со стороны великого вождя. Между прочим ему были сказаны тогда такие слова: „Как вы можете придавать такое значение тому или иному старому зданию, как бы оно ни было хорошо, когда дело» идет об открытии дверей перед таким общественным строем, который способен создать красоту, безмерно превосходящую все, о чем могли только мечтать в прошлом?“»33

Перспективность мысли Ленина оказала в данном случае свое плодотворное воздействие. Луначарский признал ошибку и принял самые действенные меры для сохранения культурного достояния страны. Он пишет обращение: «Берегите народное достояние», опубликованное в газете «Новая жизнь» (4 ноября 1917 г.), призывающее бдительно беречь унаследованные народом культурные богатства (настоящ. том, стр. 46–47).

И в последующей деятельности Луначарского, народного комиссара по просвещению, высокая историческая задача приобщения масс трудящихся к богатствам культуры находит свое многостороннее осуществление как в организации новой системы н содержания народного образования, так и в научной, и культурно–просветительной работе, а также и в области литературы и искусства.

О бережном отношении Советского правительства к сокровищам народной культуры свидетельствует подписанный Лениным декрет «О сохранении художественных ценностей и памятников старины». В самые тяжелые дни разрухи и гражданской войны Советское правительство делало все от него зависящее для сохранения и поддержания в порядке ценнейших произведений искусства. И в этом благородном деле огромная роль принадлежит Луначарскому. Убежденно разъяснял и отстаивал он политику Советского государства в отношении к культурному наследию.

Ленин много раз отмечал огромное культурное значение художественных ценностей для обогащения духовной жизни освобожденного народа. Выступая в марте 1919 г. на конференции, проходившей во Дворце труда в Петрограде, Ленин отметил их новую социальную и культурную функцию:

«Мне особенно отрадно видеть, что здесь, в Питере, где так много прекрасных: зданий, дворцов, имевших совершенно неправильные назначение, — сказал он, — товарищи поступили правильно, отобрав эти дворцы и превратив их в места собраний, съездов и совещаний как раз тех классов населения, которые на эти дворцы работали и в течение веков эти дворцы создавали и которых на версту к этим дворцам не подпускали!»34

Отвечая на инсинуацию реакционной прессы, обвинявшей революционный народ в разрушении реликвий культуры, Луначарский писал в статье «Советская власть и памятники старины»:

«Мы можем с гордостью и уверенностью отвести от себя это обвинение и сказать, что мы совершили чудеса в деле охраны таких памятников. Конечно, я отнюдь не хочу этим сказать, что за время русской революции не погибли отдельные художественные ценности <…> Не на отдельные разрушения надо обращать внимание <…>, но на то, что в стране, преступно задержанной в своем развитии на стадии варварства, это разрушение не приняло широких размеров и было превращено силой рабоче–крестьянского правительства в мощную охрану народного достояния».35

В дни опасности, нависшей над Петроградом со стороны войск Юденича, Луначарский обращается в Совет Народных Комиссаров с предложением об организации комиссии по эвакуации художественных ценностей Эрмитажа, являющихся достоянием народа.

7 марта 1918 г. на докладной записке Луначарского значится резолюция Ленина «Утверждаю».

Когда опасность миновала, Луначарский настойчиво ставит вопрос о реэвакуации художественных ценностей Эрмитажа в Петроград. Здесь он действовал в полном контакте с Горьким, принимавшим участие в судьбе замечательного русского национального художественного хранилища.

Как видно из переписки, Ленин проявил большое, непосредственное внимание к нуждам Эрмитажа.

Документов подобного рода сохранилось большое количество. Многие из них демонстрируют интенсивную деятельность молодого Советского правительства, напряженность поисков новых плодотворных путей обогащения духовной жизни народных масс. Советское правительство, во главе с Лениным, издало ряд декретов, направленных к осуществлению программы сбережения культурных ценностей, реального приобщения трудящихся к богатствам мирового искусства. Обращает на себя внимание огромный размах и многосторонность этой деятельности революционной власти. Были изданы декреты о национализации и охране основных историко–художественных ценностей, о признании научных, литературных, музыкальных и художественных произведений государственным достоянием, о сооружении памятников выдающимся деятелям освободительного движения, общественной мысли, науки, литературы и искусства.

За лаконичными строками каждого документа скрывается кипучий труд, проявление проницательного, нового отношения Советского правительства к художественным ценностям, революционная политика приобщения народных масс к высотам духовной жизни.

Несмотря на трудности времени гражданской войны, Советское правительство, во главе с Лениным, всемерно стремилось содействовать обогащению культурной жизни страны. В пределах реальных возможностей удовлетворялись нужды школ, различных научных и учебных, культурно–просветительных учреждений.

Большая инициатива в постановке этого дела принадлежит Луначарскому. Для примера приведем одно из многочисленных обращений Луначарского в Совнарком (26 мая 1918 г.):

«Прошу срочно (ввиду скорого моего отъезда) поставить в М<алой> К<омиссии> Совнаркома прилагаемые дела:

1) О субсидии Московской консерватории.

2) О национализации Третьяковской галереи.

3) О воспрещении продажи и вывоза произведений искусства.

4) О кредите в счет неустановленных точно остатков сметы 1917 г.

Нарком Луначарский» (настоящ. том, стр. 65).

Совет Народных Комиссаров утвердил проект национализации Третьяковской галереи, причем Ленин собственноручно внес многозначительную поправку в текст этого решения. В первый параграф декрета, гласивший:

«Московскую городскую художественную галерею П. и С. М. Третьяковых объявить государственной собственностью Российской Федеративной Советской республики, Ленин вписал слово «имени»: «имени П. и С. М. Третьяковых».

В этом изменении проявляется характерная черта Ленина, его уважение к личности и труду людей, посвятивших себя благородному делу, внесших свой вклад в развитие культуры родной страны.

На том же заседании СНК 31 мая 1918 г. было принято постановление по пункту 3 проекта Луначарского — о воспрещении продажи и вывоза за границу произведений искусства (настоящ. том, стр. 65).

Декреты Советской власти о сохранении исторических и художественных ценностей, о превращении их в подлинное достояние народа, кроме своей непосредственной задачи, имели огромное значение для сплочения кадров художественной интеллигенции. Задача эта была особенно актуальной, поскольку нигилизм орудовавших в области культуры всяких псевдоноваторов дезориентировал многих художников, отталкивал их от задач революции. Авторы ряда воспоминаний подчеркивают инициативу Ленина в деле национализации и охраны художественных ценностей.

Например, видный деятель художественной культуры И. Э. Грабарь вспоминает:

«… По мысли В. И. Ленина еще во время пребывания первого советского правительства в Петербурге, бывшем уже тогда „Петроградом“, А. В. Луначарский организовал в ноябре 1917 года при Наркомпросе „Коллегию по делам музеев и охране памятников искусства и старины“ <…> Одним из первых больших дел „Отдела“ была разработка декретов о национализации крупнейших частных художественных собраний, об учете и охране произведений искусства и о национализации Троице–Сергиевской лавры. Инициатива всех этих декретов исходила от В. И. Ленина. Они шли от нас к нему на утверждение, и некоторые из них, как декреты о национализации частных собраний и лавры, он лично исправил, значительно усилив ответственность заведующих за сохранность. Особенно много исправлений он внес в декрет о национализации Троицкой лавры».36

Глубочайшим уважением к памяти великого писателя и заботой о просвещении и эстетическом воспитании народных масс проникнуты впервые публикуемые исторические документы «О национализации дома Льва Толстого» (Хамовнический переулок, Москва). О государственной и культурной важности данного мероприятия говорится в прилагаемой к письму Луначарского в Совнарком докладной записке В. Ф. Булгакова, заведующего домом–музеем Л. Н. Толстого. В этой записке национализация усадьбы Толстого характеризуется как жизненно необходимый государственный акт, создающий благоприятные условия для того, чтобы наследие великого писателя в полном смысле слова стало принадлежностью духовной жизни народных масс (настоящ. том, стр. 171).

Многие документы в этом, как и в ряде других разделов тома, касаются отдельных эпизодов, часто их содержание имеет личный характер, относится к биографии того или иного художника. Но поставленные в ряд с другими фактами, взятые как часть всей совокупности явлений такого рода, они приобретают особое значение как проявление широких процессов, последовательной политики в сфере художественной культуры революционной эпохи.

Среди первых указаний Ленина наркому просвещения, опубликованных в настоящем томе, содержится предписание от 26 декабря 1917 г. о немедленной выдаче представителям мусульманского населения России «Священного Корана Османа», который хранился в Государственной публичной библиотеке.

Документ этот, взятый сам по себе, на первый взгляд может показаться имеющим частный смысл. Но он примыкает к ряду подобных актов молодой Советской власти, провозгласившей право народов на принадлежащие им исторические и культурные ценности. Напомним решение Советским правительством вопроса о передаче в Киев украинских национальных исторических сокровищ — пушек, знамен, булавы, которые во время царствования Екатерины II были перевезены в Петербург как символ подчинения Украины России.

24 ноября 1917 г. Совнарком постановил передать эти реликвии Украине, опубликовать заявление об обязательном выполнении этого решения, подтвержденного ВЦИКом. В постановлении ВЦИКа было отмечено, что передачу реликвий следует провести в форме торжественного народного праздника перед Преображенским собором, с участием воинских частей. Предполагалось также вместе с реликвиями передать украинцам специальную грамоту с подписями председателей В ЦИК, СНК и ряда других должностных лиц.

Лишь нежелание представителей буржуазной Всеукраинской рады признавать Советскую власть в России помешало тогда передать национальные реликвии украинскому народу. Председатель Совнаркома Ленин, а также народные комиссары по иностранным делам, по просвещению и по делам национальностей решили вести дальнейшие переговоры о сроке и порядке передачи этих реликвий с украинской фракцией Всероссийского Центрального Исполнительного комитета.37

19 января 1918 г. Лениным и рядом членов Совнаркома был подписан декрет (Об охране предметов старины и искусства, принадлежащих польскому народу».38 На основе этого декрета летом 1918 г. Наркомпросом было издано соответствующее распоряжение. Прием предметов искусства и старины до окончательной сдачи их представителям польского государства поручалось осуществлять Польскому комиссариату при СНК. Однако в силу условий гражданской войны работа эта была временно приостановлена. В октябре 1920 г. Ленин обращается в Наркомнац с запиской относительно художественных ценностей, вывезенных во время империалистической войны из Варшавского дворца: «Отобрать чисто польское имущество для возврата полякам».39

Именно к названным мероприятиям Советского правительства относятся строки из воспоминаний Н. К. Крупской, повествующие, как Владимир Ильич

«однажды рассвирепел, когда я ему рассказала, что в Наркомпросе идут колебания по вопросу, отдавать ли полякам какие–то ценные для них памятники старины. Страстно ненавидел Ильич великодержавный шовинизм, страстно хотел, чтобы империалистической политике угнетения более слабых национальностей Республика Советов противопоставила политику полного раскрепощения этих национальностей, политику товарищеской заботы о них».40

После окончания гражданской войны Советское правительство передало Польше огромные исторические и художественные ценности.

Приведенные выше факты наглядно раскрывают, насколько решительно Советское правительство во главе с Лениным порвало с прежней политикой угнетения слабых национальностей. Новая национальная политика на деле устанавливала подлинно равноправные отношения всех народов, на основе взаимопомощи и дружбы.

* * *

И в советский период Луначарский не ограничивается своей работой в сфере народного просвещения, культуры и искусства. Он так же, как и раньше, выполняет задания Ленина, ЦК партии и правительства. 13 апреля 1919 г. Оргбюро ЦК РКП(б)) было вынесено решение о командировании крупнейших работников партии, в частности народных комиссаров, в различные области для борьбы с дезертирством и решения наиболее существенных текущих вопросов.

Командированные лица были наделены полномочиями действовать от имени ЦК, Совнаркома и ВЦИКа. В списке командированных, подписанном Лениным, был и Луначарский.

Большой исторический интерес представляют его доклады Ленину (1919–1921 гг.) из различных городов и областей страны, с фронтов гражданской войны и прифронтовых районов, куда он ездил по поручениям партии и правительства.

В настоящем томе «Литературного наследства» впервые публикуются доклады Луначарского Ленину из Ярославля и Костромы, Рязани и Тамбова, Саратова и ряда прилегающих к ним уездов. В сообщениях Луначарского дается подробная характеристика политического и хозяйственного положения, состояния партийных организаций и органов Советской власти, ставятся наиболее острые проблемы местной жизни, требующие разрешения. Много внимания уделяется анализу партийных и советских руководящих кадров. Со свойственной ему наблюдательностью Луначарский освещает экономическое, социальное своеобразие каждого края, особенности культуры и просвещения, настроения различных слоев населения. В его докладах содержатся также меткие характеристики типов коммунистов и представителей других групп общества. Но в некоторых случаях Луначарский со свойственной его художественной натур© эмоциональностью рисует мрачные картины действительности, сгущая краски.

Ряд докладов и отчетов Луначарского Ленину посвящен положению на фронтах и в прифронтовых районах (1919–1920 гг.). Это общий доклад о поездке на фронт, в район Двенадцатой армии (Чернигов, Киев — Житомир), отчеты о поездке в расположение частей Красной Армии под Харьковом, об общем политическом положении и Николаевской и Одесской губерниях, а также несколько докладов из Ростова–на–Дону. Сам Луначарский в воспоминаниях о гражданской войне сообщает о своей деятельности в это время:

«В течение почти всей гражданской войны я почти непрерывно отрывался от своего наркомата и в качестве представителя Реввоенсовета Республики ездил на разные фронты. Моей обязанностью было освещение различным красноармейским частям общей политической ситуации. Само собой разумеется, что за это время у меня накопилось очень много воспоминаний, которые, может быть, и будут когда–нибудь мною напечатаны.

Правду сказать, наезды пропагандиста на фронт, рядом со всей гигантской эпопеей гражданской войны, и его воспоминания, рядом с сокровищами воспоминаний подлинных бойцов фронта, представляют нечто весьма второстепенное и бледное. Поэтому до сих пор я не считал важным обрабатывать относящиеся сюда мои воспоминания».41

При всей скромности автора, его работа на фронтах гражданской войны, как и всюду, была значительной. В своих воспоминаниях Луначарский освещает лишь некоторые ее эпизоды, в частности, свою поездку в Тульский укрепленный район, в напряженное время, когда ему угрожала серьезная опасность со стороны наступавшей деникинской армии. По возвращении из Тулы Луначарский по обыкновению, направился к Ленину, чтобы рассказать о своих впечатлениях (см. настоящ. том, стр. 446–447).

Совет Обороны, председателем которого был Ленин, командировал Луначарского и на другие фронты и в прифронтовые районы не только как блестящего агитатора. Для успеха дела чрезвычайно важны были верная ориентация партийного и государственного руководства, широкое развертывание политической и культурно–просветительной работы среди бойцов Красной Армии и всей массы населения. Существенна была также правильная информация ЦК партии и правительства о положении на фронтах и в прилегающих районах. Доклады Луначарского содержали необходимую ценную информацию, проницательный анализ положения. Об этом Ленин упоминает в речи на Втором Всероссийском совещании ответственных организаторов по работе в деревне (12 июня 1920 г.). Об интересе Ленина к сообщениям Луначарского о положении на фронтах гражданской войны свидетельствует также Н. К. Крупская в статье «Страстный агитатор» («Комсомольская правда», 28 декабря 1933 г.) и ряде других выступлений и статей. Н. К. Крупская писала:

«Помню, как однажды — кажется в 1919 или 1920 году — Анатолий Васильевич, вернувшись с фронта, описывал Владимиру Ильичу свои впечатления и как блестели глаза у Владимира Ильича, когда он его слушал».42

Отчеты Луначарского о работе в Тамбове и Саратове демонстрируют еще одну сторону работы Луначарского как политического деятеля, его активную позицию в борьбе с троцкизмом и так называемой «рабочем! оппозицией». Он выступает на собраниях партийного актива с защитой линии ЦК, разъясняя взаимоотношения рабочего класса и крестьянства, политику партии в профсоюзном движении.

Одновременно большую работу Луначарский проводит с местной интеллигенцией, посещает университеты, школы, театр, культурно–просветительные учреждения. В отчете из Саратова он сообщал:

«В 4 часа состоялась лекция „Революция и искусство“, которая продолжалась 2½ часа и на которой присутствовал весь художественный мир Саратова. Лекция прошла с очень большим успехом и содержала в себе главным образом развитие картины постепенного упадка содержания искусства в буржуазном обществе, революционную идею как единственное спасение искусства от окончательного падения в полную бессодержательность и декадентство, а с другой стороны, потребность революции в искусстве как в самом могучем агитационном языке» (настоящ. том, стр. 491).

Такие выступления были в высшей степени необходимы, поскольку в сфере искусства, в культурной жизни вообще происходили сложные процессы: с одной стороны, наблюдалось воздействие старых реакционных представлений, с другой — отрицательную роль играли различные виды псевдореволюционного левачества.

Подобные материалы раскрывают несостоятельность бытующего представления о Луначарском как человеке, замкнутом в кругу эстетических интересов. Ленин направлял его на путь всестороннего изучения действительности, непосредственного участия в политической борьбе. И это помогало Луначарскому находить верные решения сложных вопросов государственного и культурного строительства.

* * *

Большое количество впервые публикуемых документов значительно обогащает наше представление о проблемах, которые Ленину, Советскому правительству приходилось разрешать в первые послеоктябрьские годы в сфере школьного дела, строительства новой системы образования.

Положение в этой области некоторое время осложнялось тем, что Луначарский, будучи назначен народным комиссаром, в течение года после переезда Советского правительства в Москву оставался в Петрограде, выполняя важные партийные и государственные задания.

О размахе и многогранности его работы красноречиво говорит его письмо в Совнарком. Луначарский пишет в нем о своей тревоге за дальнейшую судьбу Петрограда, мирового революционного центра. По мысли Луначарского, в сложной экономической и политической обстановке было бы опрометчивым возлагать всю полноту ответственности только на председателя Петроградского Совета. «Я решаюсь предложить товарищам народным комиссарам лично себя на пост их официального представителя в Петрограде <…>. Прошу Совет Народных Комиссаров рассмотреть это мое заявление и дать свое заключение в кратчайший срок», — пишет Луначарский (настоящ. том, стр. 58–59).

Ленин согласился с предложением Луначарского. Его заместителями в Москве по Народному комиссариату просвещения были утверждены Н. К. Ульянова (Крупская) и М. Н. Покровский. Луначарский продолжал работать в Петрограде до начала 1919 г., приезжая в Москву периодически.

Н. К. Крупская в статье «Три года работы народного комиссариата просвещения» писала:

«Переезд в Москву разбил на время нашу работу. Народный комиссар по просвещению продолжает работать в Петрограде, и отсутствие его сильно сказывается на работе комиссариата».43

Но и в это время Луначарский многое делал для строительства советской школы, для создания новой системы просвещения.

Большую роль для решения коренных задач школы, определения ее новых путей должен был сыграть I Всероссийский съезд по просвещению.

На заседании Совнаркома 26 августа 1918 г. Луначарский обращается к Ленину с просьбой принять участие в работе съезда:

I Луначарский

«Владимир Ильич,

Еще раз покорнейше прошу от имени всего Всероссийского съезда по народному образованию приехать в любой день и час и сказать пару слов 700 учителям (советским), которые собрались со всех концов.

II Ленин

На какую тему?

III Луначарский

На какую угодно. Текущий момент и пара слов о том, что завоевание народом знания тоже не последнее дело» (настоящ. том, стр. 77).

27 августа Луначарский сообщает Ленину, что он единогласно избран почетным председателем I Всероссийского съезда по просвещению и выражает просьбу всех участников съезда посетить хотя бы одно заседание.

Ленин выступил 28 августа. Его речь на I Всероссийском съезде по просвещению — один из выдающихся документов, содержащих анализ политической обстановки, определивший пути решения новых задач, поставленных революцией перед фронтом народного просвещения.

Ленин и в дальнейшем принимал деятельное участие в строительстве советской школы и политико–просветительной работы. В статье о работе Наркомпроса, опубликованной в «Правде» 9 февраля 1921 г., Ленин конкретизировал многие положения программы партии в области народного просвещения, политехнического образования, принципы разработки школьных программ; наметил перспективы развития сети культурно–просветительных учреждений. В противовес различного рода вульгарным, сектантским тенденциям, он подчеркивал значение опыта специалистов–педагогов, необходимость включения их в решение задач строительства советской школы. Отметив высокую компетентность Луначарского и Покровского, Ленин в своей речи подверг критике недостатки в работе Наркомпроса.

В связи с этим Луначарский обращается к Ленину с чрезвычайно характерным письмом (9 февраля 1921 г.):

«Владимир Ильич!

Ужасно скверно, что я не умею достаточно настойчиво проводить свою линию. Ваша сегодняшняя статья меня восхищает (простите за это признание), я всегда так думал и говорил (год тому назад еще). Но правильно ругать меня, ибо провести этой линии я не сумел. Теперь исправим» (настоящ. том, стр. 244).

Как мы видим из ряда документов, Луначарский всемерно старался проводить в жизнь принципы политехнического образования, хотя и не всегда был последователен в этом отношении.

Вместе с тем важно отметить сложность конкретного осуществления задачи строительства новой трудовой школы. Так, Луначарский информирует Ленина о разногласиях в среде руководящих работников Комиссариата просвещения по вопросу о путях развития школы и об особой позиции члена коллегии О. Ю. Шмидта, который настаивал на ранней профессионализации учащихся. Дискуссия привлекла внимание Ленина, поскольку этот вопрос имел огромное значение для постановки всего дела народного образования. Ленин, Луначарский, Крупская выступали за всестороннее гармоническое развитие учащихся. Естественно, левацкие попытки строить школу на основе ранней специализации отрицательно сказались бы на общем духовном формировании молодых поколений.

Дальнейший опыт развития советской школы убедительно подтвердил плодотворность принципов политехнического образования.

Об остроте споров вокруг определения основных принципов советской школы свидетельствует также то, что псевдорадикализмом отличались взгляды ряда других видных работников народного образования, в частности, Потемкина и Познера, которые внесли предложение произвести революционный переворот в школе. Смысл таких разногласий определен в словах Луначарского о разрушительной нетерпимости Потемкина и Познера в деле постановки народного образования. Можно полагать, что с этими спорами связана записка Ленина Луначарскому 12 июля 1918 г.: «Как стоит дело с Познером?» и ответ Луначарского: «Познера я приструнил. Тут дело наладится» (настоящ. том, стр. 75).

Ленин постоянно следил за состоянием дел в Наркомпросе, обращал внимание на организацию его аппарата и направление его работы. Запрос Ленина руководителям Наркомпроса 8 апреля 1921 г. показывает его неудовлетворенность. «Тт. Луначарскому, Покровскому и Литкенсу

Множатся признаки, что по части систематичности и планомерности работы дела в Наркомпросе не улучшаются, вопреки директивам ЦК и специальным заданиям ЦК при реорганизации Наркомпроса».

Упоминая о директивах ЦК в области народного образования, Ленин имел в виду постановления пленумов ЦК 8 декабря 1920 г. и 26 января 1921 г. о реорганизации Наркомпроса, «Директивы ЦК коммунистам — работникам Наркомпроса» 5 февраля 1921 г. и ряд постановлений Политбюро Центрального Комитета партии по персональному составу руководящих работников Наркомпроса (февраль — март 1921 г.).

Ответ Луначарского на этот запрос 12 апреля показывает, что был намечен ряд мероприятий, способствующих улучшению руководства Народным комиссариатом просвещения. Но при правильности общей позиции, Луначарскому и аппарату Комиссариата по просвещению не хватало должной организованности. Возникал ряд внутренних конфликтов и разногласий.

Порой сталкивались эмоциональная впечатлительность наркома с педантизмом его первого заместителя Литкенса. В отношении к этим конфликтам Ленин исходил из потребности наиболее плодотворного использования сильных сторон каждого из руководителей Наркомпроса. Поэтому в вопросах административно–организационных он поддерживал Литкенса и предоставлял ему определенные полномочия.

В связи с жалобой Луначарского на невыполнение некоторых его распоряжений, Ленин писал членам Политбюро, что Луначарский

«безусловно неправ. Административные и организационные дела (а в том числе безусловно и пайки) не могут вершиться им без Литкенса, и распоряжения Луначарского не могут быть признаны обязательными для Литкенса».44

Переписка показывает проницательность Ленина в решении драматических эпизодов во взаимоотношениях людей и его дар объективно судить об индивидуальных особенностях и способностях каждого.

Ленин считал необходимым укрепить руководство Наркомпроса в административной, организационной части, что никогда не было сильной стороной Луначарского.

Впервые публикуется его письмо Ленину об освобождении от руководства Наркомпросом: «… я просил бы Вас, Владимир Ильич, взвесить такой план: освободите меня от Наркомпроса, который уже имеет своего руководителя, и используйте мои силы следующим образом: зачислите меня в Президиум ВЦИК, там людей недостаточно, и я буду полезен, прежде всего, как всякий другой член его, но, во–вторых и главным образом, я буду полезен как пропагандист. Тут уж, кажется бесспорно, я являюсь значительной силой в руках партии» (настоящ, том, стр. 320).

Как всегда, Ленин реагировал на это письмо, превосходно зная особенности натуры Луначарского, его склонность отдаваться во власть эмоций. На письме есть несколько пометок Ленина.

Несмотря на большие недостатки в организации народного образования, слишком трудно было бы представить на посту народного комиссара по просвещению в то время кого–нибудь другого — столь одаренного, столь духовно разностороннего и эрудированного деятеля социалистической культуры, каким был Луначарский. Для характеристики отношения Ленина к деятельности Луначарского советского периода существенно принести свидетельство О. Ю. Шмидта, которого, как указывалось выше, нарком по просвещению критиковал за упрощенное и утилитарное понимание задач народного образования. По его словам, в ответ на какие–то упреки по адресу Луначарского Ленин сказал:

«Этот человек не только знает все и не только талантлив — этот человек любое партийное поручение выполнит и выполнит превосходно».45

Ленин знал склонность Луначарского порой увлекаться какой–нибудь одной стороной деятельности. Например, желая предоставить лучшим художественным коллективам и наиболее талантливым деятелям искусства все необходимое, Луначарский иногда не учитывал возможности страны, находившейся в состоянии голода и разрухи.

Иногда эта увлеченность Луначарского проблемами искусства отрывала его от других важных областей государственного и культурного строительства. И многие критические замечания Ленина в адрес Луначарского вызывались необходимостью обратить внимание на самые решающие проблемы, на первоочередные потребности политической и культурной жизни.

Только учитывая суровость обстановки первых лет существования советского строя, а также особенности личности Луначарского, можно понять смысл широко известных критических строк Ленина о том, что наркому по просвещению нужно меньше заниматься театрами, а больше — делами народного образования. Об этом говорилось в записке к Покровскому:

«Тов. Луначарский приехал.

Наконец!

Запрягите его, христа ради, изо всех сил на работу по профессиональному образованию, по единой трудовой школе и пр. Не позволяйте на театр!!»

В ответ на письмо Луначарского 26 августа 1921 г. Ленин направляет ему телефонограмму:

«т. Луначарскому Принять никак не могу, так как болен. Все театры советую положить в гроб.

Наркому просвещения надлежит заниматься не театром, а обучением грамоте»46 (см. настоящ, том, стр. 313).

«Все театры советую положить в гроб» — данная строка подверглась различным истолкованиям. Наивно полагать (как это выглядит у некоторых искусствоведов), будто бы Ленин недооценивал значение театрального искусства. Также наивны старания других искусствоведов в противовес таким скороспелым или тенденциозным мыслям доказывать, что Ленин не отвергал театральное искусство, понимал его значение. Гораздо существеннее учесть конкретную историческую обстановку, в которой происходило обсуждение вопроса о субсидиях театрам, о реальных причинах, вызвавших эти слова Ленина. Лишь такой всесторонний исторический подход может дать ключ к пониманию реального смысла указания Ленина.

Как известно из многих свидетельств — писем и воспоминаний, Ленин любил театр, ценил его роль в духовной жизни людей; широко известны его отзывы о ряде спектаклей. По его убеждению, победа Октябрьской революции создала самые благоприятные условия для развития всех видов подлинно народного искусства, предназначенного для миллионов трудящихся. Для этого должно быть преодолено вековое расхождение между высотой достижений мирового искусства и культурной отсталостью ранее угнетенных народных масс. В слиянии духовной жизни миллионов трудящихся с творчеством высших духовных ценностей Ленин видел первейшее предназначение и миссию социализма.

Столь резкий ответ Луначарскому по поводу субсидий театрам имел свои конкретные причины и смысл, вызванные определенной обстановкой. Но в нем содержались и общие принципиальные указания о путях и проблемах формирования новой культуры, на которых должно было быть сосредоточено внимание Наркомата. Для Ленина развитие культуры было процессом многосторонним. Самой необходимой жизненной почвой, предпосылкой приобщения трудящихся к высоким художественным ценностям, расцвета социалистического искусства Ленин считал широкую постановку дела просвещения масс, ликвидацию их темноты и неграмотности, которая создает почву для восприятия эстетических богатств человечества и выдвижения новых талантов.

И в свете этой реалистической и в то же время революционно перспективной ленинской идеи становится понятным подлинный смысл позиции Ленина в вопросе, касающемся как академических театров, так и всей деятельности Комиссариата просвещения.

Программную мысль о правильной организации просвещения, необходимости подъема культурного уровня масс как первооснове развития искусства Ленин высказывал много раз, настойчиво старался как можно полнее довести ее до сознания работников школы и политпросвета, всего фронта народного просвещения.

Выдвижение Лениным на первый план задачи общего подъема культурного уровня народа органически связано с его убеждением о праве народа на настоящее большое искусство. Без этой общекультурной основы народ обречен на всякого рода примитивное псевдоискусство. Ленин категорически не признавал упрощенные, псевдонародные приниженные издания, ремесленнические поделки. Именно потому, в интересах приобщения народных масс к подлинным эстетическим ценностям, он выдвигал в первую очередь задачу самого широкого народного образования и воспитания. Такова реальная почва, на которой должно вырасти действительно новое, великое коммунистическое искусство, которое создает форму соответственно своему содержанию. Такова ленинская исторически обоснованная постановка проблемы искусство и народ». В непосредственной обращенности к художественному творчеству идея эта изложена Лениным в известной беседе с К. Цеткин.

Ленин говорил:

«Для того чтобы искусство могло приблизиться к народу и народ к искусству, мы должны сначала поднять общий образовательный и культурный уровень <…>

Конечно, мы ведем настоящую упорную войну с безграмотностью. Устраиваем библиотеки, „избы–читальни“ в крупных и малых городах и селах. Организуем самые разнообразные курсы. Устраиваем хорошие спектакли и концерты, рассылаем по всей стране „передвижные выставки“ и „просветительные поезда“. Но я повторяю: что это может дать тому многомиллионному населению, которому недостает самого элементарного знания, самой примитивной культуры? В то время как сегодня в Москве, допустим, десять тысяч человек, а завтра еще новых десять тысяч человек придут в восторг, наслаждаясь блестящим спектаклем в театре, — миллионы людей стремятся к тому, чтобы научиться по складам писать свое имя и считать, стремятся приобщиться к культуре, которая обучила бы их тому, что Земля шарообразна, а не плоская и что миром управляют законы природы, а не ведьма, и не колдуны совместно с „отцом небесным“ <…>

Право, паши рабочие и крестьяне заслуживают чего–то большого, чем зрелищ. Они получили право на настоящее великое искусство. Потому мы в первую очередь выдвигаем самое широкое народное образование и воспитание. Оно создает почву для культуры, — конечно, при условии, что вопрос о хлебе разрешен. На этой почве должно вырасти действительно новое, великое коммунистическое искусство, которое создаст форму соответственно своему содержанию».47

Большой интерес представляют документы, относящиеся к политике партии и Советского государства в общих вопросах театрального искусства. Совнарком 26 августа 1919 г. принял декрет «Об объединении театрального дела». О внимании Ленина к проблемам театрального дела, театрального искусства свидетельствует тот факт, что этот и ряд других документов неоднократно обсуждались правительством при его непосредственном участии.

Разъясняя политику Советского государства в этом вопросе, Луначарский в ряде статей того времени отмечал, что революционное правительство считает театр не только развлечением, но и великой школой жизни и, несмотря на тяжелые условия периода гражданской войны, делает все возможное для его плодотворной работы.

Развивая лучшие традиции театрального искусства, Советское правительство проводило огромную работу по приближению театра к массовому зрителю, помогая внедрению нового репертуара, очищая театры от буржуазно–коммерческих нравов.

Общеизвестна выдающаяся роль Луначарского в сохранении лучших театров страны и обеспечении работников сцены пайками и необходимыми условиями работы. Следует отметить, что в обстановке гражданской войны, голода и разрухи это была задача нелегкая. Неоднократно ставился вопрос о закрытии столичных государственных театров, в частности, Большого, Художественного театров в Москве и Мариинского театра в Петрограде. Но, при содействии Ленина, вопрос находил положительное решение.

Публикуемые в настоящем томе документы показывают, насколько сложной была обстановка и с какими усилиями Советское правительство находило пути для сохранения лучших театров Москвы и Петрограда. Эпизод с Большим театром освещен в печати достаточно широко. Много нового для истории советского театра содержат впервые публикуемые документы, касающиеся Художественного и Мариинского театров.

Об отношении Ленина к судьбе театров объективно свидетельствует П. Н. Лепешинский, присутствовавший на заседании Совнаркома как представитель Наркомпроса. На этом заседании председатель подготовительной комиссии Галкин сурово говорил о том, что бывшие императорские театры показывают «буржуазные» пьесы, которые ничего не дают трудовому зрителю, что нельзя «бросать драгоценное топливо в прожорливые печи московских государственных театров для щекотания нервов буржуазных барынь…»48 П. Н. Лепешинскому казалось, что «судьба театров, видимо, предрешена.

Владимир Ильич ставит вопрос на голосование. И только лишь как бы мимоходом, в форме маленького нотабене, бросает перед голосованием две–три фразы:

— Мне только кажется, — говорит он, сверкнув своими смеющимися глазами, — что т. Галкин имеет несколько наивное представление о роли и назначении театра<…> И наследство от буржуазного искусства нам рано еще сдавать в архив… Итак, кто за предложение т. Галкина, прошу поднять руки.

Само собой разумеется, что после сказанных „мимоходом“ слов Ильича т. Галкину не удалось собрать большинства. Театры были спасены».49

Из ряда документов видно, что отношение Ленина к театру в тяжелые годы блокады и голода было гораздо сложнее, нежели то, что следует из однолинейных упрощенных истолкований возмущенных слов в записке Ленина.

В письме Луначарского, на которое отвечал Ленин, содержалось предложение для спасения Художественного театра разбить его на три труппы — заграничную, столичную и провинциальную, которые будут постоянно меняться местами. Ряд мероприятий такого рода был осуществлен при поддержке Ленина. В частности, за границу была направлена труппа актеров Художественного театра во главе с В. И. Качаловым. По свидетельству В. Д. Бонч–Бруевича, «с особой оживленной радостью встречал Владимир Ильич всякое известие о возвращении в свое отечество деятелей нашего искусства и очень заботливо расспрашивал, что предпринято, чтобы их получше устроить».

Заботу Ленина о театре подтверждают следующие строки из «Тетради записей поручений Владимира Ильича» Управляющего делами Совнаркома и СТО Н. П. Горбунова 10 марта 1922 г.:

«Аванесову.

Провести через Комиссию Политбюро и СНК вопрос об ассигновании 1250 р. для проезда в Россию артистов Художественного театра. В Политбюро решен положительно».50

Ряд других выразительных исторических документов обогащают наше представление о реальных условиях начального периода развития советского театра. Мы видим, что, несмотря на большие трудности, советская культура развивалась и победно себя утверждала.

В истории нашего театра можно найти ряд драматических страниц, но целеустремленная политика Советского правительства помогала преодолению трудностей, являлась основой сохранения и обогащения культурного достояния народа, дальнейшего плодотворного развития сценического искусства.

Переписка Ленина с Луначарским и связанные с нею другие документы вносят много нового в освещение судьбы интеллигенции после Октября, демонстрируют огромную заботу партии и правительства о наиболее плодотворных путях ее развития. Для Ленина характерны бережный подход к интеллигенции, стремление теснее связать ее с революционным творчеством народных масс, поставить ее силы на службу делу строительства социалистического общества.

Объективный ход истории, по мысли Ленина, оказывает определяющее воздействие на позиции интеллигенции, дифференцируя ее, отсеивая реакционные элементы, привлекая на сторону народа наиболее честных и чутких ее представителей. Переход передовых слоев интеллигенции на сторону революции и ее участие в решении новых социально–экономических и духовных задач — одна из необходимых предпосылок строительства социалистической культуры.

Луначарский играл выдающуюся роль в осуществлении этой линии партии в формировании новой интеллигенции из низов освобожденного народа.

В переписке Ленина с Луначарским идет речь о гражданском пути и творческой деятельности крупнейших ученых, писателей, художников. Многие из них представляют цвет культуры страны. Здесь встречаются имена людей разных убеждений, биографий, но все они выступают на фоне исторических процессов революционной эпохи, в переломный момент их судьбы.

Революционные сдвиги в общественном бытии определили их гражданскую, духовную, эмоциональную эволюцию, привели большинство из них на позиции служения освобожденному народу.

Поистине неоценимое историческое значение имеют документы, освещающие отношение партии и правительства к крупнейшим представителям духовной культуры. Множество новых документов, включенных в настоящий том, свидетельствуют, насколько глубокими и сложными были изменения, вызванные революцией в среде интеллигенции, насколько органически были втянуты в процесс преобразования всех основ жизни различные ее слои.

В переписке Ленина и Луначарского фигурирует огромное количество имен, представляющих различные области науки и искусства. Перед нами исторически конкретно, в лицах, представлены все сферы культуры. Здесь прославленные ученые — физиологи Павлов и Бехтерев; физики — Иоффе и Неменов; математик Стеклов; историки — Ольденбург и Платонов; известные русские и иностранные писатели: Горький, Короленко, Блок, Бальмонт, Вяч. Иванов, Зазубрин, Эптон Синклер, Гильбо; художники — Дени, Кустодиев, Бродский, Бенуа, Малявин; архитекторы — Щуко, Фомин, Романов, Преображенский, Веснины; скульпторы — Алешин, Меркуров, Матвеев; мастера сцены — Станиславский, Немирович–Данченко, Шаляпин, Ермолова, Давыдов; композиторы — Глазунов, Метнер и другие.

Совокупность документов различного характера убедительно раскрывает чуткость, заботливость и требовательность, с которыми Ленин и другие работники партии относились к решению проблем культуры, к судьбе деятелей науки и искусства.

Для политики партии в сфере науки чрезвычайно характерны документы, связанные с отношением Ленина и всего Советского правительства к работам академика И. П. Павлова.

Впервые публикуемое письмо Луначарского к Ленину 21 июня 1920 г. содержит в себе характеристику реальной сложности не только общей обстановки того времени, но и настроения определенной части старой интеллигенции (настоящ. том, стр. 190).

24 января 1921 г. Совнарком под председательством Ленина выносит постановление «Об условиях, обеспечивающих научную работу академика И. П. Павлова и его сотрудников», в котором отмечаются заслуги Павлова, имеющие огромное значение для трудящихся всего мира. В этом же постановлении указано, что создана специальная комиссия под председательством Горького, которой поручается в кратчайший срок обеспечить условия для работы Павлова и его сотрудников, поручается Госиздату отпечатать роскошным изданием труды Павлова и провести другие мероприятия.51

9 ноября 1920 г. шведский Красный Крест обратился к Советскому правительству с предложением разрешить Павлову выезд в Швецию, где ему была бы предоставлена возможность в благоприятной и спокойной обстановке проводить свои великие исследования. В письме подчеркивалось, что

«эта идея возникла в научных кругах Института Нобелевских премий и была подхвачена шведским Красным Крестом; профессору Павлову ничего о ней неизвестно».52

В ответном письме шведскому Красному Кресту 2 февраля 1921 г. Ленин, выразив благодарность за предложенную помощь, вместе с тем отклонил его предложение, указав, что

«теперь, когда военные нападения всех врагов России отбиты», будут созданы необходимые условия для развития науки и такой выдающийся ученый, как Павлов, займет достойное место в русской науке.53

Академику Павлову были созданы благоприятные условия жизни и научной деятельности. Преодолевались его болезненные настроения. Впоследствии ученый с благодарностью отзывался о дальновидности и исторической роли Советского правительства в развитии науки. На приеме Советским правительством делегации XV Международного конгресса физиологов в Москве Павлов заявил:

«…Мы, руководители научных учреждений, находимся прямо в тревоге и беспокойстве по поводу того, будем ли мы в состоянии оправдать все те средства, которые нам предоставляет правительство».54

Замечательным свидетельством огромного уважения Советского правительства к выдающимся деятелям культуры и признания их заслуг является декрет о присвоении М. Н. Ермоловой звания народной артистки.

В письме Луначарского в Совет Народных Комиссаров (16 февраля 1920 г.) говорится:

«Через несколько дней предстоит торжественное чествование знаменитой русской артистки Марии Николаевны Ермоловой.

Ходатайствую перед Малым Советом Народных Комиссаров от имени Центротеатра и Коллегии Наркомпроса о уполномочении меня к дарованию артистке Ермоловой в день ее юбилея именем рабоче–крестьянского правительства звания Народной артистки.

Напоминаю, что до сих пор звание это носит в России только один Федор Иванович Шаляпин» (настоящ. том, стр. 151).

20 февраля 1920 г. Малый Совнарком единогласно принял постановление, подписанное Лениным: «Ввиду заслуг перед русской сценой артистке Малого Государственного театра Марии Николаевне Ермоловой и в ознаменование ее 50–летнего юбилея СНК постановил: присвоить ей звание Народной артистки» (там же, стр. 151).

Несколько позднее Советское правительство назначило Ермоловой персональный оклад, чтобы освободить ее от надобности заниматься побочным заработком.

Торжественное чествование М. Н. Ермоловой стало поистине праздником советской культуры.

Большой цикл документов, содержащихся в настоящем томе «Литературного наследства», наглядно показывает огромный труд партии и Советского правительства в области развития литературы послеоктябрьского периода.

Эти документы вносят в известное ранее новые сведения, как бы вписывают новые страницы в историю литературы революционной эпохи. При всем разнообразии, пестроте, часто эпизодичности, эти документы объединяются ленинской идеей принадлежности искусства народу, борьбы за богатство духовной жизни масс, за повышение их эстетической культуры.

Реализация этого основополагающего ленинского тезиса требовала напряженного труда, борьбы с враждебными, антинародными явлениями, чуткой поддержки всего талантливого, проницательности в оценке различных тенденций в литературе, развитие которой революция властно направляла по новому пути.

Победа Октябрьской революции породила новые процессы и условия развития литературы. Прежде всего она создала благоприятную почву для выдвижения из народных масс писателей нового типа, для формирования новаторской советской литературы.

В переписке Ленина с Луначарским встречаются имена революционных писателей различного масштаба. Здесь Горький и Блок, Маяковский и Зазубрин, Белоусов. Упоминаются фамилии и произведения оставшихся неизвестными начинающих авторов. Но они интересны как явление формирования новой, советской литературы.

Оценка Лениным романа Зазубрина «Два мира его интерес к публикации этого произведения вполне обоснованы. При всех недостатках роман Зазубрина наглядно воплощает в себе типичный процесс перехода от очерка к созданию художественных произведений широкого, обобщающего характера — повести, романа. Роман «Два мира» прочно вошел в историю советской литературы как одно из первых реалистических произведений, пролагавших пути героическому эпосу социалистического реализма.

Как известно, Ленин заботился о художественных талантах, выдвигаемых из толщи народных масс. Большой цикл документов, относящихся к этой стороне деятельности Ленина, в настоящее время можно дополнить еще следующим. Письмо Луначарского Ленину 11 января 1922 г. позволяет установить, что он содействовал улучшению бытовых условий народного поэта Белоусова. На запрос Ленина по этому поводу Луначарский отвечал:

«Тов. Ленину.

В ответ на фрагменты письма к Вам Окулова сообщаю: старого народного поэта Белоусова тов. Покровский соглашается взять на академический паек, но необходимо сообщить нам его адрес» (настоящ. том, стр. 348).

Диапазон литературных явлений, затронутых в переписке Ленина с Луначарским, чрезвычайно широк. И закономерно ленинские принципы развития художественной культуры нашли у Луначарского — критика и исследователя — разностороннее выражение. В своих ярких, по форме образных статьях и выступлениях Луначарский трактовал самые различные вопросы художественной жизни и всей культуры современности — от об лих проблем мировой литературы до рецензий на одну книгу начинающего писателя; от античности до текущего дня.

Внимание к живой динамике литературы и искусства, в первую очередь, к новым, возникающим и развивающимся художественным явлениям, органически сливалось у Луначарского с постоянной, глубокой заинтересованностью всем происходящим вокруг, в международной жизни, во всем мире. И темпераментность его суждений исходила не только из артистичности и эмоциональной природы его личности, и не только из богатства его воображения, но из глубокого убеждения в жизненной необходимости передового искусства для духовного вооружения масс и формирования нового человека — строителя социалистического общества.

Включенные в настоящий том материалы, касающиеся объединения сил зарубежной прогрессивной литературы, носят эпизодический характер. Тем не менее они ценны как документы, воссоздающие конкретные факты и реальные черты великого исторического процесса формирования социалистической литературы.

* * *

Великая Октябрьская социалистическая революция до предела обнажила наметившиеся в предреволюционные годы расхождения в литературной среде, развела многих писателей в противоположные классовые лагери, поставила по разные стороны баррикад. Одни писатели, не колеблясь, стали на сторону революции. Другие не сразу определили свои новые позиции, старались разобраться в гигантских событиях, найти верный путь. Нередко их искания оказывались очень сложными, сопровождались заблуждениями. Но преданность истине, народу и своему искусству помогали им выйти на просторы революционного творчества.

Переписка Ленина с Луначарским демонстрирует трудность задач, которые должна была разрешать революционная власть в области литературы. Мы видим, насколько дифференцированным был реальный состав художественной интеллигенции, насколько индивидуально своеобразны и предельно противоречивы были пути многих крупных писателей старшего поколения.

Некоторые субъективно гуманные мастера слова, раньше внесшие свои серьезный вклад в сокровищницу литературы, не поняли подлинный смысл социалистической революции, остались на общедемократических или отвлеченно гуманистических позициях. По отношению к таким литераторам Ленин проявлял чуткость и терпение, всемерно старался привлечь их на сторону революции.

Одним из таких писателей, многие годы мужественно выступавших против угнетения, защищавшим достоинство человека, но не понявшим исторической необходимости революции, был В. Г. Короленко, пользовавшийся любовью и уважением широких кругов демократической интеллигенции. Произведения и судьба Короленко издавна интересовали Ленина. Ленину был близок реализм его произведений, в частности, жизненная правдивость «Павловских очерков». Об этом он говорит в труде «Развитие капитализма в России». В проекте речи по аграрному вопросу во Второй Государственной думе (1907 г.) он называет Короленко «прогрессивным писателем».

Судьба и позиция писателя, одного из видных представителей русской гуманистической интеллигенции, привлекали внимание Ленина и в послеоктябрьский период, несмотря на предельную занятость делами партийного и советского строительства. В то же время Ленин всегда ясно отмечал противоречивость мировоззрения Короленко, разграничивал его сильные и слабые стороны, никогда не соглашаясь с безликими, туманными славословиями его в либерально–народнической и эсеровской прессе.

Короленко все время выступал против антигуманной политики империалистов, обличал жестокость захватнической войны, разоблачал эгоизм и лживость буржуазных партий. И тем не менее, вследствие противоречивости своих взглядов, в августе 1917 г. он напечатал статью, «Война, отечество и человечество», изданную затем отдельной брошюрой, в которой высказывал оборонческие идеи, превратно трактовал позицию большевиков, их лозунг о превращении войны империалистической в войну гражданскую.

Ленин понимал его личную честность. Но, когда было необходимо, он изложил свое мнение об объективном смысле этих политических суждений Короленко. Оценка позиции Короленко со всей откровенностью высказана Лениным в письме к Горькому 15 сентября 1919 г. Она имеет особое значение для выяснения отношения Ленина к настроениям довольно широких кругов интеллигенции в первые годы после революции. Письмо было ответом на жалобу Горького по поводу якобы необоснованных арестов некоторых представителей «околокадетской» интеллигенции.

«Когда я читаю Ваше откровенное мнение по этому поводу, — пишет Ленин, — я вспоминаю особенно мне запавшую в голову при наших разговорах (в Лондоне, на Капри и после) Вашу фразу:

„Мы, художники, невменяемые люди“.

Вот именно! Невероятно сердитые слова говорите Вы по какому поводу? По поводу того, что несколько десятков (или хотя бы даже сотен) кадетских и околокадетских господчиков посидят несколько дней в тюрьме для предупреждения заговоров вроде сдачи Красной Горки, грозящих гибелью десяткам тысяч рабочих и крестьян.

Какое бедствие, подумаешь! Какая несправедливость! Несколько дней или хотя бы даже недель тюрьмы интеллигентам для предупреждения избиения десятков тысяч рабочих и крестьян!

„Художники невменяемые люди“.

„Интеллектуальные силы“ народа смешивать с „силами“ буржуазных интеллигентов неправильно. За образец их возьму Короленко: я недавно прочел его, писанную в августе 1917 г., брошюру „Война, отечество и человечество“. Короленко ведь лучший из „околокадетских“, почти меньшевик. А какая гнусная, подлая, мерзкая защита империалистской войны, прикрытая слащавыми фразами! <…> Для таких господ 10 000 000 убитых на империалистской войне — дело, заслуживающее поддержки (делами, при слащавых фразах „против“ войны), а гибель сотен тысяч в справедливой гражданской войне против помещиков и капиталистов вызывает ахи, охи, вздохи, истерики».55

Назвав Короленко интеллигентом «околокадетского» типа, Ленин имел в виду реальный смысл его общественной позиции в 1917–1920 гг. Писатель объективно повторял идеи кадетской пропаганды, выдвигавшиеся тогда в защиту продолжения империалистической войны.

Об отношении Ленина к утопической позиции Короленко в то время рассказывает в своих воспоминаниях В. Д. Бонч–Бруевич:

«Мало надежды, что Короленко поймет, что сейчас делается в России, а впрочем, надо попытаться рассказать ему все поподробнее. Надо просить А. В. Луначарского вступить с ним в переписку: ему удобней всего, как Комиссару народного просвещения и к тому же писателю».56

Именно с поручением Ленина Луначарскому вести переписку с Короленко, чтобы разъяснять, что делается в стране и политику Советского правительства, связано публикуемое в настоящем томе письмо Луначарского Ленину 7 июля 1920 г. Это письмо Луначарского иллюстрирует доброту Короленко, и в то же время его отвлеченность от реальности классовой борьбы (стр. 198).

Луначарский продолжает информировать Ленина о Короленко и в дальнейшем.

«Дорогой Владимир Ильич, Вы не вернули мне первое письмо Короленко, хотя я очень просил об этом<…> А теперь направляю Вам копию второго. <…> Письмо, представляется мне, сравнительно мало интересно, но тем не менее заслуживающее того, чтобы Вы его прочитали» (настоящ. том, стр. 207).

Во время пребывания в Полтаве в 1920 г. Луначарский дважды встретился с Короленко. В результате бесед было решено, что Короленко пришлет Луначарскому несколько писем, в которых откровенно изложит свою точку зрения на происходящие в России события. Предполагалось, что Луначарский оставляет за собой право ответить на них, как найдет нужным.

Таким образом, проектировалось издание писем Короленко с ответами на них Луначарского. Но были получены только первое, второе и четвертое письма. Обращение к семье писателя после его смерти с просьбой разыскать остальные письма успехом не увенчалось. Неожиданно затем, в 1922 г., письма без ведома Луначарского были изданы за границей, в Париже, издательством «Задруга».

Серьезное значение для научного освещения истории русской литературы XX в. имеют также впервые публикуемые заметки Ленина на полях сборника, посвященного Короленко, в сентябре 1922 г. Ленин делал пометки на книгах «В. Короленко в письмах», 1883–1921 (изд–во «Задруга», 1922 г.), «Короленко. Петербургский сборник под редакцией А. Д. Петрищева» (изд–во «Мысль», 1922 г.), «Письма Короленко к И. П. Белоконскому».

В пометках Ленина выражены его взгляды на некоторые основные суждения Короленко, на сильные и слабые стороны подхода его к политическим проблемам.

В письме к Д. С. Протопопову (из сборника под редакцией Петрищева) Ленин сочувственно выделяет обличение писателей столыпинской реакции. Подчеркивает Ленин также его слова в поддержку левых партий, хотя они были раздавлены в годы реакции после 1905 г. «Бороться и быть побежденным не так глупо», — пишет Короленко. Данные мысли, безусловно, вызвали одобрение Ленина, который тогда настойчиво боролся против ренегатских, пессимистических представлений о путях развития освободительного движения.

Одновременно Ленин проницательно подметил утопические моменты социального мышления Короленко, его попытки установить какую–то внеклассовую точку зрения. Высказываясь по поводу создания газеты «Русская воля», писатель правильно отмечал ее связанность с буржуазией, с кругами банкиров и промышленников. Однако он, неправомерно отвергая классовую точку зрения вообще, советует редакции подчеркнуть особо и сугубо, что газета постарается отрешиться от классовой точки зрения.

Выделив эти слова, Ленин обнаружил слабую сторону политических взглядов Короленко, позднее приведшую писателя к позиции отрицания правомерности социалистической революции. В сборнике писем В. Г. Короленко к И. П. Белоконскому протест Ленина вызвала кадетская фальсификация мировоззрения писателя, попытки растворить в общих фразах его конкретно–исторические противоречия и своеобразие.

Критические замечания Ленина относятся к основной мысли предисловия от редакции выраженной в утверждении, что в результате чтения этих писем «отчетливее и яснее встанут жизнь, работа и весь духовный облик писателя–гуманиста наших дней, — того писателя, которому в последние его годы единодушно глас родной литературы присвоил имя „совести русского общества“».

Ленин сопроводил это место замечанием: «… А брошюра его за войну 1917 года?!» (настоящ. том, стр. 724–725).

Тем не менее Ленин при самом критическом отношении к слабым сторонам взглядов Короленко чутко учитывал противоречивость духовных процессов в среде старой прогрессивной интеллигенции, трудность ее отрешения от исторически сложившихся предрассудков, от привычных прекраснодушных иллюзий. И это определяло в высшей степени бережное отношение Ленина к такой искренне правдоискательской старой интеллигенции. Заботой о писателе проникнута записка Ленина народному комиссару здравоохранения Н. А. Семашко с просьбой назначить специальное лицо, лучше известного врача, известного заграницей, для отправки в Германию на лечение вместе с группой других советских деятелей и В. Г. Короленко.

С непосредственными впечатлениями от бесед с Лениным, от проницательности его анализа противоречий в сознании интеллигенции в переломную революционную» эпоху связан замысел пьесы Луначарского «Освобожденный Дон Кихот» (1922 г.). «Идея современного донкихотизма, — рассказывал Луначарский, — особенно ярко возникла в моем уме, когда я присутствовал при беседе между Владимиром Ильичем Лениным и М. Горьким».57 В этой беседе Ленин говорил о «славных, добрых людях» из петроградской интеллигенции, сочувствие которых «всегда с угнетенными» и которые «всегда против преследований». Поэтому они готовы помогать и контрреволюционерам, если их преследуют революционные органы, и тем самым во имя абстрактно понятой добродетели обезоруживать революцию. Сам термин «донкихотство» стал тогда своего рода синонимом стремлений ряда представителей гуманистической интеллигенции стать над борьбой основных социальных сил. «Славным, добрым» человеком, осуждавшим насилие, но далеким от логики революции, был и Короленко.

Настоящий том «Литературного наследства» содержит новые ценные материалы для понимания характера и остроты дифференциации в писательской среде первых послеоктябрьских лет. Революция обострила, вывела наружу много лет назревавшие противоречия внутри разных литературных течений, разрубила узлы мучительных отношений. С большой искренностью сказал об этом А. Блок в ответе З. Гиппиус, ушедшей в стан белой эмиграции:

«Также только вкратце хочу напомнить вам наше личное: нас разделил не только 1917 год, но даже 1905–й, когда я еще мало видел и мало сознавал в жизни. Мы ветречались лучше всего во времена самой глухой реакции, когда дремало главное и просыпалось второстепенное. Во мне не изменилось ничего (это моя трагедия, как и Ваша), но только рядом со второстепенным проснулось главное.

В наших отношениях всегда было замалчивание чего–то; узел этого замалчивания завязывался все туже, но это было естественно и трудно, как все кругом было трудно, потому что все узлы были затянуты туго — оставалось только рубить.

Великий Октябрь их и разрубил».58

Писатели, наиболее прочно связанные со старым миром, не приняли революцию, заняли враждебные антинародные позиции. Порвали связь с Родиной, эмигрировали Д. Мережковский, З. Гиппиус, А. Ремизов, К. Бальмонт, А. Аверченко, И. Бунин, Вяч. Иванов, Б. Зайцев, И. Шмелев, Е. Чириков, М. Арцыбашев, И. Северянин. Большинство из них яростно клеветали на революцию, всячески старались очернить русский народ, на все лады писали о «гибели» России.

Вплоть до настоящего времени идеологическая реакция навязывает свою тенденциозную концепцию развития Блока и ряда других писателей старшего поколения в революционную эпоху.

Вопреки исторической истине пытаются утверждать, будто бы вовремя тяжелой болезни Блока Советская власть не желала в чем либо идти ему навстречу. Реальные исторические факты и документы опровергают эту версию. Среди них видное место занимает впервые публикуемое письмо Луначарского в ЦК РКП (б) (копия В. И. Ленину), в котором высказывалась тревога о состоянии здоровья поэта:

«По мнению врачей и друзей, единственной возможностью поправить его является временный отпуск в Финляндию. Я лично и т. Горький об этом ходатайствуем <…>» (настоящ. том, стр. 292).

Политбюро ЦК РКП (б) под председательством Ленина 12 июля 1921 г. рассмотрело ходатайство Луначарского и Горького. Было вынесено решение поручить Наркомпроду позаботиться об улучшении снабжения Блока продовольствием. Затем Политбюро постановило разрешить выезд Блока за границу, в Финляндию. Однако состояние здоровья поэта быстро ухудшалось, и он скончался 7 августа 1921 г. Вскоре после этого Луначарский выступил в Доме печати, где с горечью говорил, что друзья поэта недостаточно своевременно и настойчиво сообщали правительству о его болезни.

Публикуемые документы говорят о доверии советских руководящих кругов к Блоку, несмотря на то, что в то время были литераторы, которые, выехав по разрешению правительства за границу, выступали с разного рода антисоветскими акциями.

Политическая дифференциация и борьба в литературной среде с первых послеоктябрьских лет отражена также в ряде документов, относящихся к писателям, не принявшим революцию. В настоящем томе помещены материалы, касающиеся Арцыбашева, Бальмонта, Вяч. Иванова. В них воссоздается ход событий, о которых в историко–литературных изысканиях зарубежных «советологов» написано много тенденциозного, далекого от истины. Особенно настойчиво они распространяют версию о якобы сплошном недоверии Советского правительства к писателям, о полном запрещении их выезда за границу и общения с иностранными деятелями культуры, что будто бы создавало невыносимую атмосферу для их творческой жизни. В действительности же дело обстояло совершенно иначе.

2 июля 1920 г. М. Арцыбашев просит через некую Элеонору Диксон отпустить его за границу. Копия из секретариата Совнаркома прислана Луначарскому для решения вопроса по его усмотрению (настоящ. том, стр. 206). Даже при всем своем доброжелательном отношении к художественной интеллигенции Луначарский характеризует настроение Арцыбашева «в достаточной мере обывательски брюзгливым», не вызывающим желания заниматься устройством его личных дел. Но и это в тяжелых условиях блокады Советской страны не вызывает у народного комиссара намерения ограничить свободу Арцыбашева, запретить ему выезд за границу Луначарский также содействовал выезду за границу К. Бальмонта. Понятно, он больше верил ему, нежели Арцыбашеву, поскольку Бальмонт многократно демонстрировал свои симпатии к революции, заигрывал с рабочей аудиторией, сочинял стихи во славу пролетариата. В письме к Луначарскому с просьбой о разрешении выезда с семьей за границу он уверял в своей симпатии к Советской власти, даже просил дать ему поручения учено–литературного или дипломатического свойства. Однако, вскоре после отъезда Бальмонта, в Москву дошли сведения о политически компрометирующем интервью, данном им в Ревеле одной из буржуазных газет. Луначарский болезненно переживал этот слух и принял меры, чтобы проверить его обоснованность. Узнав об этом, Бальмонт прислал наркому письмо (22 июля 1920 г.), где уверял в своей лояльности по отношению к Советской власти и благодарил за помощь в осуществлении заграничной поездки. Письмо заканчивалось словами: «До свидания в Москве. Преданный Вам К. Бальмонт» (настоящ. том, стр. 210).

Но свидание в Москве не состоялось. Бальмонт не выполнил своих обещаний, и дни кронштадтского мятежа, когда белая эмиграция вообразила, что Советская влас ть обречена, Бальмонт выступил с грубой антисоветской статьей. Затем последовали другие антисоветские акты, в частности, вместе с И. Буниным он напечатал в журнале «Avenir» (12 января 1929 г.) открытое письмо Р. Роллану, в котором порицал его приветствие «Русским братьям» в связи с 12–летием Октябрьской социалистической революции.

Из письма Луначарского Вяч. Иванову видно, что народный комиссар настойчиво хлопотал об увеличении ему денежного содержания для пребывания за границей. Когда, ввиду нехватки валюты, это оказалось невозможным, Луначарский обращается к Иванову с письмом, в котором подробно рассказывает о ходе дела, об участии Ленина, специально вызвавшего к себе для решения данного вопроса заведующего Госбанком т. Шейнмана:

«Тов. Ленин, — сообщает Луначарский Вяч. Иванову, — сам попытался при мне найти какой–нибудь исход, но никакой исход найден не был. Возможна лишь посылка за границу лиц, имеющих свои собственные средства существования или возможность существовать с заработком заграничным. Мы со своей стороны можем давать только деньги думского образца» (настоящ. том, стр. 139).

Содержание и тон этого письма весьма показательны. Они иллюстрируют высокую гуманность Советского правительства даже к литераторам, политически далеким, но субъективно честным в своих воззрениях. Вяч. Иванов не возвратился в Советскую Россию, все более углубляясь в свои религиозно–мистические изыскания. Но он не участвовал в каких–либо антисоветских выступлениях.

Обращение к историческим документам показывает, что судьба подобных писателей реально совершенно не похожа на тенденциозную картину или схему, которую назойливо штампуют предвзятые литературоведы — «советологи». Ряд писателей выпал из литературного процесса своей страны не вследствие лишения их условий для творческой деятельности, а в силу антиреволюционности своих позиций, стремления противопоставить себя советскому строю.

Формирование социалистической культуры явилось сложным процессом. Непосредственно после Великой Октябрьской социалистической революции, а также в начале 20–х годов существовали различные направления и группировки, пытавшиеся под видом революционной культуры развивать односторонние сектантские взгляды. Футуристы, теоретики Пролеткульта, кубисты и сторонники других ультралевых группировок старались направить развитие молодой советской культуры и искусства по ложному пути.

Еще в 1919 г. Ленин говорил о выходцах из буржуазной интеллигенции, которые сплошь и рядом самые нелепые кривлянья выдавали за что–то новое,

«и под видом чисто пролетарского искусства и пролетарской культуры преподносилось нечто сверхъестественное и несуразное».59

Ряд документов, включенных в настоящий том «Литературного наследства», воскрешает эпизоды последовательной борьбы Ленина против вульгарных установок руководителей Пролеткульта. Раскрывая сектантский характер взглядов теоретиков Пролеткульта, он резко критиковал их претензии на автономию и вульгаризаторские взгляды на пути развития революционного искусства.

Луначарский не разделял сепаратистских стремлений руководителей Пролеткульта, их сектантских представлений о пути развития революционной культуры. Тем не менее он некоторое время занимал в этом вопросе примирительные позиции, не давая сразу отпора автономистским настроениям Пролеткульта, его далеко идущим претензиям.

Выступая, по поручению Ленина, на 1–м Всероссийском съезде Пролеткульта, он сделал явные уступки домогательствам руководителей Пролеткульта. Ошибочность примиренческого выступления Луначарского была еще более очевидна в появившемся на следующий день отчете в газете «Известия», что, естественно, вызывало осуждение Ленина.

В ленинском проекте резолюции о Пролеткульте в 1920 г. подчеркивается необходимость связи искусства с идеями партии и Советского государства:

«… Всероссийский съезд Пролеткульта самым решительным образом отвергает, как теоретически неверные и практически вредные, всякие попытки выдумывать свою особую культуру, замыкаться в свои обособленные организации, разграничивать области работы Наркомпроса и Пролеткульта или устанавливать „автономию“ Пролеткульта внутри учреждений Наркомпроса и т. п.»60

Сам Луначарский так вспоминал об эпизоде со съездом Пролеткульта:

«Расходился со мной довольно резко Владимир Ильич и по отношению к Пролеткульту. Один раз даже сильно побранил меня <…>

Владимир Ильич во время съезда Пролеткульта в октябре 1920 г. поручил мне поехать туда и определенно указать, что Пролеткульт должен находиться под руководством Наркомпроса и рассматривать себя как его учреждение и т. д. Словом, Владимир Ильич хотел, чтобы мы подтянули Пролеткульт к государству; в то же время им принимались меры, чтобы подтянуть его и к партии. Речь, которую я сказал на съезде, я средактировал довольно уклончиво и примирительно. Владимиру Ильичу передали эту речь в еще более мягкой редакции. Он позвал меня к себе и разнес».61

Совокупность этих обстоятельств вызвала объяснительную записку Луначарского «Необходимая поправка», датированную 8 октября 1920 г. и направленную в Совет Народных Комиссаров.

Луначарский писал:

«Довольно часто в газетных изложениях официальных выступлений на различных съездах и конференциях смысл речей оказывается измененным и подчас довольно значительно. Так случилось и с моей речью на конференции Пролеткульта, которая изложена в „Известиях“. Смысл изложения получился почти прямо обратный тому, что я сказал <…>

Смысл моей речи заключался <…> в указании на необходимость организационного сближения Пролеткульта с соответственными органами Наркомпроса.

В изложении же речь сводится чуть не к провозглашению еще большего отрыва работ Пролеткульта от общегосударственного русла, чем это было до сих пор» (настоящ. том, стр. 219–220).

Не исключая неточностей в изложении речи Луначарского в (Известиях», можно все–таки сделать вывод о том, что она была сформулирована недостаточно определенно.

Заявление Луначарского, что смысл его речи в газетном изложении оказался в значительной мере искаженным, еще более укрепило Ленина в необходимости исправить положение, и на съезде Пролеткульта была принята резолюция, правильно ориентирующая в путях развития новой, социалистической культуры.

В первые послеоктябрьские годы первостепенными вопросами в области культуры, на которых закономерно сосредоточилось внимание Ленина, были, с одной стороны, задачи критического усвоения наследия прошлого, с другой — определение основных принципов и путей формирования новой культуры революционной эпохи. Именно вокруг этих задач концентрируются политические и практические указания Ленина, круг и содержание принимавшихся под его руководством партийных и государственных решений, относящихся к вопросам культурного стр жительства.

Теоретики Пролеткульта, футуристы и другие пропагандировали вредную теорию искусственного лабораторного создания пролетарской культуры. Сектантски трактуя идею классовости искусства, они внушали нигилистическое отношение к искусству прошлого, отрицали значение классической литературы и революционных традиции.

Сложность положения в первые послеоктябрьские годы состояла в том, что нигилистическое отношение к классике многими воспринималось как выражение подлинно революционного отношения к наследию старого мира. С такой точкой зрения был связан один из главных тезисов пролеткультовцев и футуристов, утверждавших обособленность и замкнутость развития пролетарской культуры, необходимость взрыва культурных ценностей прошлого. Ленин последовательно разоблачал несостоятельность, сектантский характер подобных теорий.

Столь большое внимание, которое Ленин уделял проблеме усвоения культурного достояния человечества, вызывалось жизненной потребностью обогащения духовного бытия народных масс.

Речь шла не только о сохранении культурных ценностей прошлого, но и об определении характера и содержания основных новаторских путей развития советской культуры. Отрицание накопленных человечеством духовных ценностей — давняя характерная черта всех декадентских и вульгарных нигилистических течений прошлого и современности, резко выявившаяся еще в конце XIX в. и особенно в первом десятилетии настоящего столетия.

Ленин показал, что пролетариат не сможет выполнить роль передового борца в строительстве социализма, если он в своей исторической миссии созидателя социалистического общества не будет опираться на все подлинные завоевания предшествующей человеческой культуры.

В свете настойчивой борьбы Ленина за богатство культурного достояния народа, против нигилистических посягательств теоретиков Пролеткульта и футуристов на классическое художественное наследство, можно наиболее полно раскрыть смысл его отрицательного отношения к изданию большим тиражом поэмы Владимира Маяковского «150 000 000» (настоящ. том, стр. 281–282).

Критическое отношение Ленина к названной поэме Маяковского вызывалось серьезными причинами. В поэме < 150 000 000», как произведении крупного художника, бесспорно можно найти замечательные строки и образы. Но в этом произведении, исполненном революционного энтузиазма, содержались нигилистические выпады против классиков, призывы к низвержению ценностей классической культуры. Пафос борьбы против буржуазной цивилизации порой перерастал у Маяковского во всеобщее отрицание классической культуры, в призывы разгромить, пустить по ветру «культурности конфетти» и т. и.

Футуристы демонстративно провозгласили себя единственными последовательными революционерами в сфере искусства. Претензии футуристов в этом смысле были поистине непомерными. Так, например, в одной из статей в газете «Искусство коммуны» заявлялось:

«„Футуризм“ не только художественное движение, это целое мировоззрение, лишь базирующееся на коммунизме, но в итоге оставляющее его как культуру позади; футуризм — движение, углубляющее и расширяющее культурную базу коммунизма…»62

Взгляды Луначарского на природу и место футуризма в развитии советского искусства не оставались одинаковыми, изменялись под воздействием проницательной мысли Ленина и живого опыта художественного творчества революционной эпохи. В начале он возлагал надежды на активность футуристов, их стремление к раскрепощению творчества, которое дало бы свободу развития всех художественных течений. Если в 1918 г. в предисловии к сборнику произведений футуристов «Ржаное слово» он аттестовал их как воплощение революционной молодежи, то вскоре он приходит к другим выводам. И нужно отметить, что во многом критическое отношение к футуризму вызывалось разрушительным характером шумной деятельности его приверженцев. Особенно наглядно сектантский смысл программы футуристов раскрылся в линии руководства ИЗО (Отдел изобразительных искусств) Наркомпроса. Наиболее подходящим руководителем ИЗО Луначарскому вначале казался назначенный на этот пост Д. Штеренберг. В настоящем томе впервые публикуется рекомендательная записка Луначарского Ленину с характеристикой Штеренберга, относящаяся к декабрю 1918 г. (стр. 93).

Под крылом Штеренберга ИЗО Наркомпроса возглавляли столь же воинствующие футуристы — О. Брик, Н. Пунин, Н. Альтман, В. Татлин, К. Малевич, подобравшие соответствующий по духу весь аппарат этого отдела. Штеренберг, — сообщает об этом Луначарский, — немедленно принялся за освободительную реформу в русском искусстве. Вокруг „решительного модерниста“ Штеренберга сразу же образовалась группа „крайне левой“ молодежи. Поэтому народный комиссар просвещения, по его разъяснениям своей художественной политики, решительно поддерживал эту молодежь, собравшуюся вокруг т. Штеренберга, хотя часто видел и теоретические ошибки (выразившиеся, например, в заносчивых футуристических статьях петроградской газеты „Искусство коммуны“), и ошибки практические. <…>

Штеренберг много раз уверял наркома, что он держится в этом отношении нейтральной точки зрения на вещи, он указывал также, что крайние левые до переворота были в постоянном угнетении и самом обидном пренебрежении и что покровительство им объясняется необходимостью хотя бы на первое время выровнять линию, но, вопреки его собственной воле, молодые энергичные помощники его, так сказать, несли его слишком налево.63

Руководство Отделом изобразительных искусств провозгласило своей целью произвести революцию, «освободительную реформу в русском искусстве».64

Революция в искусстве ими понималась прежде всего как полное вытеснение реализма и других направлений в живописи, якобы как буржуазных, утверждение футуризма как государственного искусства. Столь разрушительные претензии высказывались даже в официальном органе Наркомпроса «Искусство коммуны». «Взорвать, разрушить, стереть с лица земли старые художественные формы — как не мечтать об этом новому художнику, пролетарскому художнику, новому человеку»,65 — декларировал Н. Пунин, один из лидеров группы футуристов в ИЗО Наркомпроса. Выражая общую позицию претендентов на диктатуру в искусстве, Пунин заявлял:

«…Мы действительно претендуем и, пожалуй, не отказались бы от того, чтобы нам позволили использовать государственную власть для проведения своих художественных идей».66

Сколько–нибудь действенных мер против безграничных претензий футуристов со стороны руководства Наркомпроса предпринято не было, что способствовало распространению их сектантских взглядов, болезненно сказывалось на настроениях широких кругов художественной интеллигенции.

Многие документы, относящиеся к переписке Ленина с Луначарским, раскрывают эту, мало освещенную сторону шумной псевдореволюционности футуристов. Нигилистическое отношение футуристов к подлинным духовным ценностям, призывы к взрыву классического наследия мешали сплочению творческих сил вокруг реальных задач социалистического искусства, вызывали превратное представление о сущности революции, о культуре новой эпохи. Не все, кому дороги были достояние и судьбы художественной культуры, смогли сразу рассмотреть ложность ультралевых лозунгов футуристов, их чуждость подлинной созидательной сущности социализма. И это дезорганизовывало и оскорбляло многих художников, приводило к недоразумениям, подрывало их творческие силы.

Специфический характер состава и направленность ИЗО Наркомпроса привлекали пристальное критическое внимание Ленина и в дальнейшем. Показательна его запись во время доклада Луначарского на III сессии ВЦИКа 26 сентября 1920 г. о работе Наркомпроса. В этом докладе Луначарский, в частности, возражал против обвинений его в потворстве футуристам.

«…Я никогда футуристом не был, — говорил он, — не являюсь футуристом и не буду футуристом. Я написал целый ряд статей, в которых объявил футуризм своеобразным выражением буржуазной культуры» (настоящ. том, стр. 652).

Но в записях Ленина в связи с докладом Луначарского значится: с Худ<ожественный> отдел (футуризм)» (стр. 657).

В связи со сложившимся положением в ИЗО и реорганизацией Наркомпроса, Ленин дает указание Луначарскому:

«Художественный сектор оставить как единый сектор, поставив „политкомов“ из коммунистов во все центральные и руководящие учреждения этого сектора».67

Как народный комиссар по просвещению Луначарский, проводя политику объединения различных групп художественной интеллигенции, порой проявлял явное попустительство чрезмерным притязаниям ультралевых течений, их претензиям на монопольную руководящую роль в советском искусстве. Он не всегда учитывал, что на фронте художественной культуры сложилось весьма трудное, обостренное положение.

Действительно, Луначарский был сторонником реализма, часто критиковал крайности ультралевых течений. Убедительная логика жизни заставила его изменить свое отношение к футуристам. После письма ЦК РКП(б) о пролеткультах, в декабре 1920 г., Луначарский дает следующую критическую оценку футуризма:

<…> <Я хотел бы только, чтобы товарищи „левые“ в кавычках и в то же время левые без кавычек усвоили себе тот простой факт, что, левизна в искусстве явилась плодом нездоровой атмосферы бульваров буржуазного Парижа и кафе буржуазного Мюнхена, что этот футуризм с его проповедью бессодержательности, чистого формализма, с его кривлянием, перескакиванием одного художника через голову другого, при поразительной монотонности приемов, — что все это есть продукт разложения буржуазной культуры».68

Совершенно очевидно, что и оценки Лениным явлений футуристического ультралевого характера не были результатом его чисто субъективных вкусов, а органически вытекали из его общего мировоззрения, неразрывно соединены с его общими принципами, которые он развивал в самых разных аспектах.

«Совершенно необходимо, — говорил В. И. Ленин, — приложить все усилия, чтобы не упали основные столпы нашей культуры, ибо этого нам пролетариат не простит».69

Изучение судьбы литературных группировок требует самого внимательного учета их дифференциации, их изменения под влиянием идей революции. Отношение Ленина к группировкам, к ряду их участников в послеоктябрьские годы наглядно раскрывает их эволюцию в условиях новой общественной и литературной среды.

Взгляды большинства наиболее талантливых и чутких художников не оставались неизменными, развивались. В частности, на Маяковского огромное воздействие оказали идеи и облик Ленина. Напомним его слова: «Я себя под Лениным чищу». Положительный отзыв Ленина вызвало его сатирическое стихотворение «Прозаседавшиеся». Причиной изменения отношения Ленина к Маяковскому (по словам Н. К. Крупской, Ленин «подобрел к Маяковскому»70) явилось развитие под влиянием революции его творчества, органическое включение в строительство социалистической культуры.

Совсем не случайно Луначарский в докладе Ленину об общем политико–экономическом и военном положении в Саратовской области дает отзыв о пьесе одного из «будетлян» Василия Каменского «Паровозная обедня», о которой тогда шли горячие споры. В. Каменский в то время уже являлся автором одной из первых историко–революционных пьес «Разин». Его пьеса «Паровозная обедня» была одной из первых попыток воплотить в сценических образах тему труда, могущество рабочего класса как основной созидательной силы истории.

«В Саратове, — сообщал Луначарский, — среди других, более важных дел натолкнулся я и на дискуссию в партийной среде по поводу незадолго перед тем поставленной в театре имени Карла Маркса драмы В. В. Каменского — „Паровозная обедня“.

Одни видели в ней прекрасный образчик пьес в характере производственной пропаганды, другие усматривали какую–то мистику, фетишизм, поклонение предметам и т. п.

Я был очень благодарен товарищам, что они дали мне возможность лично посмотреть эту пьесу. Ни о какой мистике, ни о каком фетишизме тут не может быть и речи. <…>

Резюмируя, скажу: „Паровозная обедня“ — не шедевр, но как первое произведение в явно коммунистическом, пропагандистском и производственном духе это довольно удачно.

Ставить ее можно лучше, чем в Саратове (где, за исключением 3 актеров, она идет, впрочем, недурно), и ставить ее стоит, во всяком случае безусловно стоит напечатать и предоставить в распоряжение наших Политпросветов, ибо среди того водопада художественно абсолютно неудачных попыток производственного театра пьеса Каменского далеко выдвигается вперед» (настоящ. том, стр. 494).

Этот отзыв Луначарского чрезвычайно интересен как документ истории советской драматургии. «Паровозная обедня» написана в индустриально–космическом духе, отличается отвлеченностью образов, символически воплощающих социальные явления и силы. Тем не менее пьеса эта иллюстрирует первые шаги, разнообразие творческих исканий молодой советской драматургии, первые попытки создания искусства, соответствующего революционной эпохе.

Произведениям В. Каменского свойственна пролеткультовски–футуристическая условность. Однако лучшие из них отличаются пафосом революции. По свидетельству Луначарского, Ленин знал Каменского и хорошо относился к некоторым его поэтическим произведениям. В статье о Каменском Луначарский утверждал:

«Самая ценная служба поэта Октябрю была именно поэтическая служба. Он чрезвычайно много выступал на широких народных собраниях и украшал их своим узорным, летучим, звенящим словом. Он написал первую производственную пьесу — „Паровозную обедню“, он написал первую революционно–историческую пьесу — „Разина“. Его сразу и сильно полюбили. Он стал известен и Владимиру Ильичу, которому его поэзия нравилась, хотя, как известно, вообще к „гражданам будетлянам“ Ленин относился критически и даже у самого Маяковского ему нравилось немногое».71

Движение времени, история неопровержимо раскрыли, насколько широкое, принципиальное значение имеют ленинские оценки футуризма, как глубоко определил Ленин сущность основных направлений развития художественной культуры современности.

Убежденность в том, что всестороннее развитие культуры народных масс возможно лишь на почве критического освоения всех духовных богатств человечества, всегда была глубоко присуща Луначарскому. Как литератор, ученый, государственный деятель, он проводил большую работу по осуществлению этой идеи.

В статье 1919 г. «Художественные задачи Советской власти» он писал:

«Искусство прошлого все целиком должно принадлежать рабочим и крестьянам. Нет такого произведения истинного искусства, т. е. произведения, действительно отражавшего в соответственной форме те или другие глубокие переживания человечества, которое могло бы быть выброшено из памяти и должно было бы рассматриваться как запретное для наследника всей старой культуры — трудового человека».72

Ленин видел в социалистической революции гигантскую созидательную силу, и всякого рода нигилистические воззрения, трактующие революцию лишь как сплошную ломку и разрушение, — для него были неприемлемы.

«Красивое нужно сохранить, взять его как образец, исходить из него, даже если оно „старое“, — говорил он. — Почему нам нужно отворачиваться от истинно прекрасного, отказываться от него, как от исходного пункта для дальнейшего развития только на том основании, что оно „старо“?.. Здесь много лицемерия и, конечно, бессознательного почтения к художественной моде…».73

Основываясь на взглядах Ленина, Горький и другие выдающиеся революционные писатели ставили вопрос о путях дальнейшего восхождения социалистического искусства, о творческом овладении всеми богатствами художественной культуры человечества. Свою статью «О „Библиотеке поэта“» Горький заканчивает такими многозначительными словами: «…отказ от „истинно прекрасного как от исходного пункта для дальнейшего развития“ Владимир Ильич назвал „бессмыслицей, сплошной бессмыслицей“».74

Для осуществления широкой программы приобщения народных масс к богатствам художественной культуры прошлого и созданию нового, социалистического искусства под руководством Ленина был намечен и осуществлен ряд практических мероприятий.

Программный смысл в этом отношении имеет опубликованное в августе 1918 г. постановление Совета Народных Комиссаров о сооружении памятников деятелям культуры и искусства. В ряду их упомянуты имена Толстого, Достоевского, Лермонтова, Пушкина, Гоголя, Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Щедрина, Некрасова, Рублева, Кипренского, Мусоргского и других.

Последовательность взглядов Ленина на классическое художественное наследие прошлого наглядно сказалась на примере его отношения к изданию произведений Толстого. В условиях царской России было невозможно издание полного собрания его сочинений. В статье «Л. Н. Толстой» (1910 г.) Ленин писал:

«Чтобы сделать его великие произведения действительно достоянием всех, нужна борьба и борьба против такого общественного строя, который осудил миллионы и десятки миллионов на темноту, забитость, каторжный труд и нищету, нужен социалистический переворот».75

После свершения этого революционного переворота Ленин явился инициатором издания полного (90 томов) собрания сочинений Толстого, которое осуществлено Государственным издательством художественной литературы (1928–1958 гг.).

Луначарский, председатель первой Государственной редакционной комиссии писал об этом в статье «По поводу юбилейного издания сочинений Л. Н. Толстого»:

«Вопрос о государственном издании полного собрания сочинений Л. Н. Толстого изучался и подготовлялся Наркомпросом и другими государственными и партийными инстанциями в течение многих лет. Первый раз вопрос этот в государственном порядке стал на очередь еще в 1918 г., причем возбужден он был по личной инициативе В. И. Ленина».76

Большой научный и общественный интерес имеют впервые публикуемые документы, касающиеся отношения Советского правительства к 50–летию со дня смерти великого русского писателя–социалиста Александра Ивановича Герцена. В ознаменование этой даты Совет Народных Комиссаров 17 января 1920 г., под председательством Ленина, принял постановление об увековечении памяти Герцена и текст приветствия дочерям Герцена Наталье Александровне Герцен и Ольге Александровне Моно (настоящ. том, стр. 140).

3 августа 1920 г. М. П. Сажин (Арманд Росс) обратился к Ленину с докладной запиской, содержащей предложение об издании полного собрания сочинений М. А. Бакунина и просьбу о командировке за границу для использования архивных материалов.

На докладной записке Сажина с надписью «Луначарскому. 4 августа 1920 г.» — резолюция Ленина: «Я за разрешение. Прошу отзыва ВЧК и НКПрос. 4/VIII Ленин» (настоящ. том, стр. 211).

На запрос Ленина последовал ответ Луначарского 11 августа:

«Против самой посылки т. Сажина за границу Наркомпрос не протестует, но а сумме в 5 с лишком тысяч фунтов стерлингов из средств Наркомпроса сейчас невозможно и думать, потому что вообще при нынешнем финансовом состоянии Республики у нас не может специально найтись столько золота на издание сочинений Бакунина

Народный комиссар А. Луначарский» (стр. 214).

Через некоторое время Сажин обратился к Ленину с повторным заявлением — жалобой на Наркомпрос. который выделил валюту на меньшую сумму, нежели та, которую он запрашивал. На следующий день после получения письма Сажина Ленин направил записку на имя заместителя управляющего делами Совнаркома т. Смольянинова: «т. Смольянинов! Надо: 1) ускорить дело, 2) предать суду виновных за волокиту <…>».77 По этому делу было произведено расследование, установившее, что: никакой волокиты не было, что Наркомпросом было сделано все возможное, в пределах ограниченного запаса золотой валюты, находившегося в его распоряжении.

По возвращении из–за границы Сажин представил заместителю народного комиссара по просвещению М. Н. Покровскому докладную записку, из которой следовало, что издание собрания сочинений Бакунина для него практически было непосильным (настоящ. том, стр. 302).

В следующем 1923 г. Совнарком предложил привлечь Сажина к изданию собрания сочинений Бакунина, которое было уже начато и позднее осуществлено Госиздатом.

Как известно, в настоящее время различные тенденциозные «советологи» усиленно распространяют вздорную концепцию, основанную на сближении взглядов Ленина и Бакунина. Освещение Лениным истории русского и международного социалистического движения неопровержимо раскрывает фальшивость этой концепции. Всячески разоблачая чуждость анархизма научному социализму, Ленин в то же время требовал изучения освободительного движения на основе последовательного историзма, воссоздания подлинной объективной его картины в различных направлениях, исканиях, заблуждениях, в борьбе различных тенденций. Этим объясняется его сочувственное отношение к замыслу издания сочинений Бакунина. Оно говорит об объективности и многосторонности восприятия Лениным процесса развития революционной общественной мысли, который он рассматривал в реальных противоречиях и сложности.

На примере творчества ряда писателей Ленин наглядно показал, что классические ценности — не мертвое наследие прошлого, а живая сила воздействия на общество, образное обобщение огромного жизненного опыта, содействующего решению актуальных вопросов современности.

Впервые в настоящем томе так обстоятельно освещена история создания под руководством Горького монументального плана издательства «Всемирная литература» и внимательного, непосредственного содействия Ленина его осуществлению.

* * *

Ленину принадлежит инициатива разработки плана монументальной пропаганды — установки в публичных местах памятников борцам освободительного движения, выдающимся деятелям общественной мысли, науки, литературы и искусства. Ленинский план монументальной пропаганды предполагал, кроме установки памятников, также создание мемориальных досок с надписями, изречениями, афоризмами передовых мыслителей и художников, содействовавших духовному обогащению народа, развитию его творческой инициативы.

Соответственно ленинскому замыслу, Луначарский представил в Совет Народных Комиссаров записку, в которой просил представить на обсуждение правительства вопрос о снятии памятников царям, не имеющих художественной ценности, и построении памятников борцам революции.

На основе приложенного к записке проекта постановления СНК 12 апреля 1918 г. с небольшими поправками принят декрет о памятниках борцам революции, подписанный Лениным, Луначарским и Сталиным. Специальной комиссии поручалось мобилизовать художественные силы и организовать широкий конкурс проектов памятников. Той же комиссии поручалось спешно подготовить декорирование города и замену надписей, эмблем, названий улиц, гербов и т. п. новыми, отражающими идеи и чувства революционной трудовой России.

Ряд записок Ленина Луначарскому и других документов показывают постоянное пристальное его внимание к реализации плана монументальной пропаганды. Вопрос этот много раз рассматривался на заседаниях Совнаркома. 20 июля 1918 г. Совет Народных Комиссаров утвердил список лиц, «коим предположено поставить монументы в городе Москве и других городах Российской Советской Республики».

Представители антиреалистических течений мешали осуществлению плана монументальной пропаганды, создавая чуждые народу произведения. Теоретики футуризма пытались также положить тень на сам замысел этого плана. «Сама идея ставить памятники великим героям революции не вполне коммунистическая идея»,78 — писал Н. Пунин.

В то же время лидеры футуристов пытались свалить вину за недостатки в области монументальной пропаганды на художников–реалистов. Так, Д. Штеренберг в «Отчете о деятельности отдела ИЗО Наркомпроса».79 игнорируя творческие возможности скульпторов–реалистов, утверждал, будто бы неудовлетворительность работы по выполнению монументальной пропаганды связана, главным образом, с отсутствием художественных сил, что на всю Россию можно найти всего только трех–четырех скульпторов. Понятно, говоря о мастерах скульптуры, он имел в виду только представителей левых течений, создавая впечатление о несостоятельности художников других направлений. Однако один список видных скульпторов того времени, выразивших готовность участвовать в создании памятников деятелям революции, науки, общественной мысли и искусства, показывает необоснованность такого утверждения. Достаточно назвать такие имена, как Н. А. Андреев, С. М. Волнухин, С. Т. Коненков, И. Я. Гинцбург, Л. В. Шервуд, А. Т. Матвеев, С. Д. Меркуров, В. И. Мухина, С. С. Алешин» В. Лишев, В. А. Синайский, М. Г. Манизер, В. Н. Домогацкий, Т. Залькалнс, М. Я. Блох, А. Н. Блажиевич. Столь тенденциозный отчет Д. Штеренберга был подвергнут критике. Некоторые из авторов критических выступлений возлагали на ИЗО Наркомпроса прямую ответственность за срыв важного культурного задания Советского правительства.

Ряд публикуемых в настоящем томе документов связан с сооружением памятника Карлу Марксу. Советское правительство обсудило несколько проектов этого памятника скульпторов Меркурова, Алешина, Матвеева. В Петрограде, около Смольного, был установлен памятник Марксу работы скульптора Матвеева.

В результате переговоров для Москвы памятник К. Марксу был заказан Алешину и группе сотрудничавших с ним скульпторов. 1 мая 1919 г. состоялась торжественная закладка памятника, на которой выступил с речью Владимир Ильич Ленин.

Несмотря на большие трудности в ее осуществлении, сама идея монументальной пропаганды исторически выявила свою плодотворность. Она явилась одним из основных направлений реализации ленинского положения о принадлежности народу всех достижений культуры и искусства. На основании этой идеи в последующие годы развивались все виды советского монументального искусства.

Ленинская политика в области литературы и искусства предусматривает свободное творческое соревнование художников, создание наиболее благоприятных условий для выявления и расцвета художественных талантов.

Многие документы свидетельствуют о стремлении Луначарского обеспечить благоприятные условия для деятельности художников различных направлений, всячески поддерживать таланты выдающихся представителей русского искусства — Горького, Станиславского, Немировича–Данченко, Ермолову, Глазунова, Давыдова, Бенуа, Кустодиева, Метнера, Меркурова, Дени. Впервые публикуются обращения Луначарского к Ленину с просьбами о содействии как творческого, так и материально–бытового характера. Ленин обычно внимательно реагировал на подобные обращения наркома по просвещению.

Внимание к творчеству художников–реалистов Ленин проявлял многократно. В 1921 г. он оказывает помощь скульптору И. Я. Гинцбургу, работавшему над портретным бюстом Г. В. Плеханова.

Есть свидетельства, что Ленин с интересом относился к политической сатире Дени. В каталоге библиотеки Ленина в Кремле значатся номера журналов РОСТА — «Красная звезда» с карикатурами Дени. Н. К. Крупская в своих воспоминаниях о пребывании Ленина в 1923 г. в Горках сообщала:

«Смотрел также дружеские шаржи Дени и всякие иллюстрации, которые раздобывала ему Мария Ильинична».80

Как и в других случаях, Ленин, в связи с просьбой Дени, дал указания, чтобы был правильно разрешен вопрос об удовлетворении нужд художника, внесшего значительный вклад в советскую политическую сатиру.

В свете новых материалов, публикуемых в настоящем томе, известные отрицательные суждения Ленина о Пролеткульте и футуризме получают более разностороннее осмысление в конкретной исторической взаимосвязи. Они с новой стороны свидетельствуют об активном содействии Ленина развитию реалистической литературы и искусства. Отдельные факты раскрываются как часть широких определяющих процессов в своем общем принципиальном значении.

Публикуемая в настоящем томе переписка по поводу заявления художников–реалистов Ленину о положении во ВХУТЕМАСе всесторонне характеризует обстановку, сложившуюся тогда в области искусства. Выясняются также некоторые обстоятельства, связанные с известными записками Ленина Луначарскому и Покровскому по поводу издания большим тиражом поэмы «150 000 000» Маяковского, с требованием «найти надежных антифутуристов». Существенные дополнительные оттенки вносятся в освещение известного по свидетельствам современников эпизода посещения Лениным ВХУТЕМАСа вечером 25 февраля 1921 г., характера содержания его беседы со студентами.

Материалы данного тома наглядно показывают, как исторически реализовалась «лея партийности в решении вопросов культуры, литературы и искусства. Ленинская идея партийности предстает в своем живом конкретном движении как в указаниях общего характера, в широких теоретических установках и процессах, так и применительно к частным фактам явлениям и лицам. За деловыми, часто лаконичными строками партийных и государственных решений, указаний, писем развертывается подлинная картина утверждения марксистской идеологии, формирования новой, социалистической культуры, литературы и искусства. Процессы исторического масштаба, определяющие жизнь миллионов людей, предстают в конкретных биографиях, судьбах и отношениях. Перед нами борьба, огромный труд, преодоление всякого рода противоречий, в которых история осуществляла свое поступательное революционное движение.

Документы показывают революционный ход истории, деятельность Ленина, партии, советского государства в борьбе с реакцией, разрухой, бедностью, отсталостью, социальной и духовной косностью. Из совокупности материалов рельефно вырисовывается могучий творческий пафос революции, пробуждение живых сил народных масс. В противовес всякого рода однобоким нигилистическим представлениям о революции как акте разрушения. Ленин подчеркивал созидательную сущность социалистической революции, ее великие «силы возрождения и обновления».81 Пониманием революции как могучей движущей силы освобождения и развития творческих сил народных масс определена историческая деятельность Ленина, его позиции во всех областях жизни — экономики, политики, культуры, литературы и искусства.

Публикуемые материалы касаются различных сторон деятельности Ленина, коллектива его сотрудников. Но повсюду исторически–конкретно воплощена важнейшая черта ленинского гения — сочетание трезвой бескомпромиссной правды с реальным конкретным действием во имя претворения в жизнь революционного социалистического идеала. Это отличает как постановления съездов и ЦК партии, государственные законы, подготовленные Лениным, так и его частные записки, касающиеся отдельных фактов и лиц.

Обращенность в будущее, перспективность характеристик и прогнозов развития социалистической культуры Ленин сочетал с трезвым проницательным учетом конкретных условий реальной действительности. Он указывал на то что рождение новой культуры социализма — процесс чрезвычайно сложный, полный противоречий и напряженных исканий.

Ленин утверждал, что в творчестве необходимо обеспечение большого простора личной инициативе, индивидуальным склонностям художника, простора мысли и фантазии, формы и содержания. Но это не означает стихийности процесса формирования социалистического искусства. В известной беседе с К. Цеткин Ленин говорил о необходимости целеустремленного партийного руководства этим процессом.

Наши противники пытаются очернить принцип партийности, представить его предопределенным сводом умозрительных правил, навязываемых работникам литературы и искусства.

Бесспорная истина документов показывает несостоятельность этой враждебной версии. Партийное руководство исходит из потребностей жизни, дает возможность наиболее полного выявления таланта и творческих возможностей художника. Мы видим, что ленинское партийное руководство процессами развития литературы и искусства прежде всего основано на верной ориентировке художника в сложных процессах действительности, направленности его на служение самому высокому идеалу искусства.

Ленин указывал молодой советской культуре путь наиболее плодотворного и свободного развития. Поэтому он настойчиво предостерегал работников культуры от двух опасностей — от идейной бесформенности, анархического индивидуализма и от сектантства. Он говорил Луначарскому:

«— Если вы позволите произойти процессу рассасывания наших коммунистических начал, если вы растворитесь в беспартийной среде, это будет величайшее преступление. Но если вы замкнетесь в сектантскую группку, в какую–то касту завоевателей, возбудите к себе недоверие, антипатию среди больших масс, а потом будете ссылаться на то, что они–де мещане, что они чуждый элемент, классовые враги, то придется спросить с вас со всей строгостью революционного закона».82

Луначарский также подчеркивал необходимость величайшего такта в области руководства искусством. Он говорил об опасности администрирования, пристрастий, злоупотребления готовыми формулами, что может омертвить искусство, породить схематизм, ремесленничество.

В принципе партийности Луначарский видел высшее проявление революционной идейности и действенности художественного творчества. Он считал необходимой принадлежностью подлинного передового искусства высоту общественно–политического и этического идеала:

«Наша партийность, — утверждал Луначарский, — входя в искусство, подымает его до высокого участия в переделке мира и человечества».83

Революция, по мысли Луначарского, в корне изменила отношение между государством и писателем, возвысила миссию художника, укрупнила его цели. Потому так много усилий критик уделял определению нового типа художника, призванного запечатлеть рождение новой, социалистической эры.

Суждения Луначарского по вопросам литературы и искусства вызывают в наше время широкий общественный интерес. К сожалению, некоторые авторы и в наши дни, для подкрепления своих субъективных взглядов выдвигали на первый план как раз слабые, ошибочные его высказывания, которые сам он преодолел, считал пройденными в своей духовной биографии. Такие тенденциозные авторы специфически трактуют неверные формулировки Луначарского, противопоставляют период, когда он руководил искусством, последующим периодам истории советского искусства. В подобных сочинениях 20–е годы изображаются как время господства либерализма, а последующие периоды — как время утраты свободы развития советского искусства. Особенно настойчиво воскрешаются в таких сочинениях некоторые односторонние суждения Луначарского о свободе художника, его взаимоотношении с обществом и государством.

Как известно, наблюдаются некоторые попытки представить Луначарского чуть ли не сторонником автономности искусства от партии и государства, сторонником позиции невмешательства в вопросы художественного творчества. Зачастую тенденциозно подчеркивается его «терпимость» к псевдоноваторским, антиреалистическим формам искусства причем обычно эти рассуждения произвольно переносят на развитие художественного творчества наших дней. Встречавшиеся у Луначарского неясные формулировки нередко использовались для полемики с самим принципом партийного руководства литературой.

По вопросу о художественной политике были у Луначарского иногда и неверные высказывания. Так, одно время он склонен был отстаивать тезис о нейтральности государства по отношению к разным художественным направлениям. Это выливалось на практике в примиренчество и чрезмерную терпимость к уродливым крайностям футуристов или ошибкам пролеткультовцев.

Но в основном позиция Луначарского была здоровой и плодотворной.

Зачастую весьма тенденциозно упоминаются слова Луначарского, что Ленив не считал себя специалистом в области искусства и свои художественные вкусы не считал обязательными для всех.

«…В конкретных вопросах искусства, — писал Луначарский, — в вопросах вкуса Ленин был до чрезвычайности скромен. Всякое свое суждение он обыкновенно сопровождал словами: „Я тут совсем не специалист“, или „это мое личное мнение: легко может быть, что я ошибаюсь“».84

Как правило, особенно старательно ссылались на это положение сторонники модернистских течений для оправданий разных видов безыдейности, пренебрежения к форме, безкрылого подражания чужим образцам, для обоснования своих попыток отвергнуть сам принцип партийного руководства искусством.

«Вместе с тем, — продолжает далее Луначарский, — я должен подчеркнуть, что лично я питаю огромное доверие к вкусу Владимира Ильича, и считаю, что и в этих областях, где он высказывался с такой чрезвычайной осторожностью и скромностью, он <…> неизменно был прав в своих суждениях».85

Мы видим, что обращение к авторитету Луначарского в тенденциозных целях совершенно необоснованно. Он искренне внимал голосу Ленина, всемерно старался проводить политику партии в сложнейшей литературно–политической обстановке послеоктябрьских лет. Под воздействием идей Ленина Луначарский определил свои более четкие позиции в вопросах художественной политики и решительно отверг попытки обосновать независимость искусства от государства, раскрыл иллюзорность беспринципного понимания «свободы» творчества. В своей государственной и литературной работе он основывается на ленинской идее о необходимости планомерно руководить процессом художественного развития.

Характеризуя значение статьи «Партийная организация и партийная литература», он пишет:

«Несмотря на то, что со времени написания этой статьи прошло больше четверти века, она до сего времени ни на йоту не потеряла своего глубочайшего значения. Более того, основной принцип партийности литературы, служащей делу социалистического переустройства мира, в настоящее время так же актуален, как и развернутая в статье жесточайшая критика буржуазной литературы, как и пламенная характеристика будущей социалистической литературы, служащей миллионам и десяткам миллионов трудящихся. Статья „Партийная организация и партийная литература“, содержащая руководящие указания по вопросам литературной политики партии, лишний раз свидетельствует о том, как огромно было бы участие Ленина в тех жгучих литературных спорах, которые особенно широко развернулись после его кончины».86

Всегда свойственная Луначарскому большая любовь к Ленину, искреннее стремление глубже понять ход его мыслей, осуществлять его советы и указания, явились одним из главнейших движущих начал его деятельности в области культуры. Можно сказать, что самые блестящие выступления Луначарского связаны с творческим восприятием ленинских идей, способствовавших наиболее полному выявлению сильных сторон его литературного дарования.

Совокупность разнообразных исторических и человеческих документов наглядно показывает конкретно–историческое своеобразие формирования советской культуры.

Мы видим, как партийное руководство развитием советской культуры представляло совсем не сумму каких–то готовых определений, а напряженный, живой процесс, осуществлявшийся партией, большим коллективом людей, во главе с Лениным, основанный на творческом решении сложных вопросов. Процесс этот включал в себя непрерывные поиски, опирался на опыт реального развития нового искусства.

Ленинские принципы партийного руководства искусством не имеют ничего общего с менторством, администрированием, с какими–либо умозрительными догматическими ограничениями. Ленинское руководство литературой и искусством состоит прежде всего в умении вооружить его деятелей передовыми воззрениями, помогать им верно разбираться в сложных процессах действительности, давать основанные на глубоком знании жизни и природы мастерства убедительные ответы на самые насущные, самые острые и сложные вопросы, встающие перед человечеством, и тем самым верно направлять их творческую деятельность.


  1.  «В. И. Ленин и А. М. Горький. Письма. Воспоминания. Документы». М.. «Наука», 1969 стр. 376.
  2.  Там же, стр. 308.
  3.  А. В. Луначарский. Воспоминания и впечатления. М., «Советская Россия», 1968 стр. 84.
  4.  Там же, стр. 34.
  5.  Там же, стр. 34–35.
  6.  Там же.
  7.  Н. К. Крупская. Педагогические сочинения в десяти томах, т. 2. М., Изд–во Академии педагогических наук, 1958, стр. 651.
  8.  П. Н. Лепешинский, На повороте. М., Госполитиздат, 1955, стр. 205.
  9.  Опубликована в кн.: «Очерки реалистического мировоззрения. Сборник статей но философии, общественной науке и жизни». СПб., изд–во С. Дороватовского и А. Чарушникова, 1904.
  10.  Ленин, т. 48, стр. 161.
  11.  Луначарский, т. 7, стр. 93.
  12.  А. Луначарский. Отклики жизни. СПб., 1906. стр. 160.
  13.  Там же, стр. 188.
  14.  Ленин, т. 12, стр. 133.
  15.  А. В. Луначарский. Критические этюды. Л., 1925, стр. 8–9.
  16.  А. В. Луначарский. Воспоминания и впечатления, стр. 43.
  17.  Ленин, т. 47, стр. 135.
  18.  Там же, стр. 144.
  19.  Там же, т. 18, стр. 367.
  20.  Там же, т. 48, стр. 75.
  21.  Там же, т. 47, стр. 155.
  22.  «В. И. Ленин и А. М. Горький», стр. 308.
  23.  А. В. Луначарский. Воспоминания и впечатления, стр. 47–48.
  24.  Там же, стр. 117.
  25.  «Красная газета», 1946, № 87, 16 апреля.
  26.  А. В. Луначарский. Воспоминания и впечатления, стр. 175–176.
  27.  Ленин, т. 35, стр. 289.
  28.  Там же, т. 38, стр. 55.
  29.  А. Луначарский. Искусство и революция. М., «Новая Москва», 1924. стр. 37.
  30.  А. В. Луначарский. Европа в пляске смерти. Изд–во «Международные отношения». М., 1967, стр. 9.
  31.  «Аполлон», 1917 № 6–7, стр. 84.
  32.  «Как работал В. И. Ленин». Сборник статей и воспоминаний. М., Партиздат. 1933, стр. 14.
  33.  А. В. Луначарский. Ленин и литературоведение. М., 1934, стр. 39.
  34.  Ленин, т. 38, стр. 24.
  35.  «Коммунистический Интернационал», 1919 г., № 7–8, стр. 1071, 1076.
  36.  И. Э. Грабарь. Моя жизнь. Автомонография. М.–Л., «Искусство», 1937, стр. 272, 274.
  37.  Декреты Советской власти, т. I. М., 1957, стр. 168–170.
  38.  Там же, стр. 343.
  39.  Ленин, т. 51, стр. 72.
  40.  Н. К. Крупская. Воспоминания о В. И. Ленине. М., 1957, стр. 332.
  41.  А. В. Луначарский. Воспоминания и впечатления, стр. 229.
  42.  «Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине», т. 1. М., Политиздат, 1968, стр. 298.
  43.  Н. К. Крупская. Педагогические сочинения, т. 8, стр. 93.
  44.  Лен и н, т. 52, стр. 133–134 и т. 53, стр. 179.
  45.  «Вестник Коммунистической академии», 1935, № 3, стр. 39.
  46.  Ленин, т. 53, стр. 92, 142.
  47.  «Воспоминания о В. И. Ленине», т. II, М., 1957, стр. 458.
  48.  П. Н. Лепешинский. На повороте, стр. 111–112.
  49.  Там же.
  50.  «Исторический архив». 1961, № 5, стр. 11.
  51.  Ленин, т. 42, стр. 262–263.
  52.  «Документы внешней политики СССР», т. 111. М.. 1959, стр. 682.
  53.  Ленин, т. 52, стр. 302–303.
  54.  И. П. Павлов. Полное собрание сочинений, т. I, изд. 2, 1951, стр. 22–23.
  55.  Ленин, т. 51. стр. 47–48.
  56.  «В. Г. Короленко в воспоминаниях современников». М., 1962, стр. 508.
  57.  А. В. Луначарский. На Западе. М., ГИЗ, 1927, стр 84–85.
  58.  Александр Блок. Сочинения в двух томах, т. 2. М.. 1955, стр. 729.
  59.  Ленин, т. 38, стр. 330.
  60.  Ленин, т. 41, стр. 337.
  61.  «В. И. Ленин о литературе и искусстве». М., 1967 стр. 667.
  62.  «Искусство коммуны», 1919 г., № 7, 19 января.
  63.  «Новый мир», 1966, № 9, стр. 238.
  64.  Там же, стр. 237.
  65.  «Искусство коммуны», 1918. № 1, 7 декабря.
  66.  Там же, № 4, стр. 6.
  67.  Ленин, т. 52, стр. 22.
  68.  Луначарский, т. 2, стр. 230.
  69.  «В. И. Ленин о литературе и искусстве». М., 1967, стр. 681.
  70.  «Воспоминания родных о В. И. Ленине». Госполитиздат. 1955, стр. 195.
  71.  Луначарский, т. 2, стр. 541.
  72.  А. В. Луначарский. Статьи об искусстве. М.–Л.. 1941. стр. 507.
  73.  «Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине», т. 2. М., 1957, стр. 456.
  74.  М. Горький. Собрание сочинений, т. 26, стр. 185.
  75.  Ленин, т. 20, стр. 19.
  76.  «Известия», 10 февраля 1928 г.
  77.  Ленин, т. 53, стр. 70.
  78.  «Искусство коммуны» 1918 г., № 4, 29 декабря.
  79.  «Изобразительное искусство». Пг., 1919, № 1, стр. 71–72.
  80.  «Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине», т. 1. М., 1968, стр. 596.
  81.  Ленин, т. 35, стр. 258.
  82.  «В. И. Ленин о литературе и искусстве». М., «Художественная литература», 1967, стр. 677.
  83.  «Ученые записки Академии общественных наук при ЦК КПСС», вып. 39, 1958, стр. 331.
  84.  Луначарский, т. 8, стр. 456.
  85.  Там же.
  86.  Там же, стр. 463.
от

Автор:



Поделиться статьёй с друзьями: