ПРЕДСОВНАРКОМ тов. В. И. ЛЕНИНУ
27 марта 1920 г.
После долгого и внимательного обсуждения вопроса о научной командировке академика Щербацкого за границу Народные комиссариаты иностранных дел и просвещения пришли к выводу, что как с точки зрения интересов научных, так и с точки зрения политической поездка т. Щербацкого за границу является желательной. Все необходимые для этого формальности в настоящее время выполнены. Наркомпрос ассигновал частью на жизнь профес<сора> Щербацкого за границей, частью на закупку книг по его специальности 600 тысяч рублей, причем я обратился в НК Вн<ешней> торг<овли>, от которого зависит обмен сумм на денежные знаки старых образцов, с просьбой обменять эти деньги.
Тов. Шейнман на просьбе моей сделал следующую надпись:
«Наркомвнешторг считает поездку несвоевременной и поэтому в размене отказывает. Если НКП считает нужным командировать, то в его распоряжении имеются средства».
Не могу не обратить внимания Вашего на то, что в надписи этой имеются две явные ошибки. Во–первых, НКВТ не имеет права судить о своевременности или несвоевременности научной командировки, ибо никто еще не относил науки к области торговли. С точки зрения научной об этом имеет право судить Коллегия Наркомпроса, с точки зрения политической — только Коллегия Наркоминдела.
Мотивировать отказ тем, что т. Шейнману, имеющему весьма мало общего с нашим ученым миром и его наукой, командировка кажется несвоевременной, я считаю противозаконным. Во–вторых, т. Шейнману должно быть прекрасно известно, что Наркомпрос располагает средствами только в знаках советских, такие средства он и отпустил. В отношении же обмена на знаки старых образцов установлено правило, по которому таковые отпускаются исключительно с разрешения Внешторга.
Я очень просил бы Вас, Владимир Ильич, либо сделать распоряжение т. Шейнману, чтобы он не входил в вопросы вне его компетенции и попросту выполнял просьбы Наркомпроса (весьма скромные, за все это время мы предъявили требований на старые знаки вряд ли на какие–нибудь 2½ или 3 миллиона), либо сделать Наркомпросу и Наркоминдел разъяснение, что вообще какие бы то ни было командировки за границу сейчас невозможны.
До появления т. Шейнмана в НКВТ мне приходилось говорить об этом с т. Красиным, который считал прямо нелепой мысль о том, чтобы поездки лиц, достаточно для нас известных, которые могут засвидетельствовать за границей о непрекращающейся культурной жизни в России и способствовать ее дальнейшему развитию, привезя научные новости из–за границы, могли считаться в настоящее время несвоевременными. Мы условились только о двух вещах: во–первых, чтобы посылаемые представляли из себя более или менее европейскую научную величину, и, во–вторых, чтобы это были люди настолько лояльные, что данное ими слово не вести никакой политической агитации против Советской России и в случае обращения к ним иностранцев с вопросами правдиво передавать то, что нами, несмотря на все встречаемые стихийные препятствия, делается для сохранения развития культурной жизни в стране, — явилось бы для нас достаточной гарантией.
Оба эти условия, по единогласному мнению Коллегий Наркомпроса и Наркоминдел, совершенно удовлетворены в отношении академика Щербацкого.
Таким образом, неожиданный излом политики НКВТ, последовавший от назначения малокомпетентного в вопросах науки и еще не разобравшегося в нуждах культурных сношений с заграницей т. Шейнмана, является для нас неожиданностью и требует безусловного разъяснения, дабы не ставить меня и т. Чичерина в крайне нелепое положение.
А. Луначарский.
Публикуется впервые. ЦПА ИМЛ, ф. 461, оп. 2, ед. хр. 3621, лл. 8–9.
25 ноября 1919 г. непременный секретарь Российской Академии наук академик С. Ф. Ольденбург обратился к Луначарскому с ходатайством о командировании академика Щербацкого за границу. Он писал:
«Многоуважаемый Анатолий Васильевич! Позволяю себе направить к Вам академика Федора Иннокентьевича Щербацкого, который, как Вы знаете, является в настоящее время лучшим в Европе знатоком индийской и специально буддийской философии, он учитель известного Вам О. О. Розенберга. Им, после пребывания в Индии, где он специально работал по философии с пандитами, был задуман и при содействии Академии наук начал приводиться в исполнение план обнародования основных философских текстов буддизма, в подлинниках и переводах. Теперь, вследствие прекращения сношений с заграницей, этот план, введенный в широком международном масштабе, грозит остановиться. Вот почему Академия решила возбудить вопрос о командировании Ф. И. Щербацкого за границу месяцев на пять для того, чтобы вновь двинуть в настоящее время, когда Восток, особенно Дальний Восток, начинает играть все большую роль в мировой жизни, изучение буддизма приобретает и практическое значение, и России важно сохранить за собою то выдающееся положение, которое она, благодаря работе своих ученых, заняла по отношению к изучению буддизма. Академия наук просит Вас об оказании содействия командировке академика Щербацкого, которой она придает большое значение.
Примите уверение в совершенном моем почтении. С. Ольденбург»
(Архив Внешней политики СССР, ф. 859, оп. 3, п. 87, ед. хр. 22, л. 23).
Через три дня, 28 ноября, Луначарский написал письмо г. В. Чичерину:
«В Комиссариат Иностранных дел
т. Чичерину
Очень прошу Вас принять группу ученых, а именно: старшего физика Академии наук проф. П. М. Никифорова, проф. Розинга и академика Щербацкого, который имеет к Вам определенную просьбу. Они передадут Вам также письма ко мне непременного секретаря Академии наук С. Ольденбурга и отношения моего петроградского заместителя ко мне и к Вам. Со своей стороны, я сочувствовал бы поездке этих ученых за границу и просил бы, если к тому имеется политическая возможность, в содействии со стороны Наркоминдела.
Народный комиссар А. Луначарский
Секретарь Ю. Гинзбург»
В дальнейшем Луначарский вновь обращался к Ленину с жалобами на препятствия заграничным командировкам советских ученых со стороны Наркомвнешторга (см. письмо Шейнману, копия Ленину на стр. 188 настоящ. тома).
