Философия, политика, искусство, просвещение

Речь Луначарского на торжественном открытии памятника Л. Н. Толстому

Товарищи и граждане, в дни, которые посвящены чествованию одного из величайших писателей и мыслителей мира, представители Советского правительства и Коммунистической партии во всех своих высказываниях, печатных и устных, подчеркивали в достаточной мере, что некоторые черты учения Л. Н. Толстого расходятся радикально с учением Коммунистической партии, с принципами, положенными в основу нашего строительства, и я не хочу больше этого здесь повторять.

Я хочу подчеркнуть здесь, у подножия этой статуи, то, что нас глубоко объединяет с великаном совести, каким являлся Толстой.

Если принять во внимание, что Толстой принадлежал к правящему дворянскому классу, к богатым людям, что ему, кроме того, дано было судьбой огромное художественное дарование, которое могло его превратить в многомиллионера и сделать его гордой личностью, готовой свысока смотреть на каждого, кто менее даровит, — тогда станет ясно, какую гигантскую силу совести должен был иметь этот человек, чтобы уйти от всякой человеческой гордыни и провозгласить с неслыханной силой принцип равенства и любви между людьми.

Конечно, мы знаем, что покинуть лагерь дворянства ему помогло то обстоятельство, что наступавший капитализм не только нес новые дикие формы угнетения мелкого люда, но бил также и по дворянству. Однако целый ряд других дворян вследствие этого только ожесточились, превратились в зубров, ненавидя всякий прогресс, и технический и моральный, превратились в закостенелых кащеев, которые хотели обеспечить за собой свое паразитарное состояние и бессмертие и быть тем мертвым, которое держит живых.

Надо было быть тем гением совести, каким был Толстой, чтобы проделать этот исключительный путь. Он не останавливался ни на каких полустанках, и в этом смысле был великим революционером. Он не сдавался на обещания немного улучшить или немного подлатать, приукрасить то здание неправды, которое воздвигалось на его глазах и которое имело за собой тысячелетнее прошлое, — он требовал в буквальном смысле всего. Он хотел полного равенства, он хотел торжества труда на земле, он хотел действительного братства, которое разрушило бы все границы между отдельными государствами, которое уничтожило бы всякую разницу классов, так чтобы на земле были только люди–братья и над ними единая человеческая правда.

Для этого нужно было произвести гигантские разрушения, и Толстой фактически звал к этим разрушениям — к разрушению государства, которого, по его мнению, быть не должно, к отказу от узкого патриотизма, к разрушению церкви, которая сделалась утверждением господства правящего класса, к разрушению семьи в той форме, в которой она имеется в буржуазном обществе, к разрушению частной собственности.

В этом смысле проповедь Толстого была поистине разрушительной. Когда ложная цивилизация старалась спрятаться за достижения науки или искусства, он не останавливался перед тем, чтобы разбивать и их: — правда, равенство, любовь выше всего, и там, где этого начала нет, — никакие завоевания науки, никакие прелести искусства не подкупят меня и не заставят меня перед ними преклониться.

Разрушительная сила, метод разрушения, который приветствовал и который хотел провести Толстой, он полагал в слове и личном примере. На наш взгляд, он очень сильно преувеличивал значение этого оружия. Мы не думаем, что путем слова и примера, без всякой борьбы с насильниками, можно было бы что–нибудь сделать. Предоставим времени, которое в значительной степени уже сейчас разрешило этот спор, разрешить его окончательно. Но когда мы спрашиваем себя, к каким идеалам были направлены чувства Толстого, то мы сейчас же ощущаем глубокую родственность и глубокую близость Толстого.

И вот, несмотря на то многое, что нас разделяет, несмотря на все наши оговорки, мы с гордостью чувствуем себя гораздо более близкими к этому великому человеку, чем очень многие дряблые люди, любовь которых не двигает их ни на какие подвиги, ни на какую борьбу, и которые устами говорят: «Толстой наш великий учитель», но которые в гораздо меньшей степени всей кровью своего сердца, всей энергией своей жизни способствуют наступлению той истины и той любви, для которых жил и которые проповедовал Толстой.

Против одной и той же неправды, к одной и той же цели, пока разными путями — вот формула, объединяющая нас с Толстым. Поэтому с уважением, с гордостью, что среди нас жил такой человек, мы сейчас и открываем этот памятник.

Мы знаем, что Толстому не были дороги памятники, которые стоят на площадях и возвышаются в тоге, в сюртуке или в блузе — все равно — между проезжающими автомобилями и прохожими. Правительство, с другой стороны, получило некоторые упрекающие нас письма, основанные на недоразумении: почему сотни тысяч рублей идут на юбилей Толстого, когда в стране столько нужды? Нам легко было ответить на это: все эти небольшие, в конце концов, деньги (если сравнить со значительностью этого чествования), которые правительством были ассигнованы, действительно вернулись к народу в самой лучшей форме — в форме больницы, школы, которые созданы здесь, в форме музеев, которые являются культурными очагами.

Все решительно использовано полностью на благо народа, как это одобрил бы сам Лев Николаевич, если бы он жил. И я думаю, что он не рассердился бы на нас за то, что здесь, в этой школе, мы откроем изображающую его статую.

У тех из нас, которые вчера смогли осмотреть выставку в Музее изящных искусств в Москве,1 где подобрана вся иконография, все изображения Льва Толстого, не могло не вырасти в душе убеждение, что самая наружность Льва Николаевича теснейшим образом связана и великолепно передает его крестьянскую общественную человечность, простоту и величие таящихся в нем духовных сил.

Я надеюсь, что эти основные черты, которые запечатлены в лучших изображениях Толстого, в достаточной мере уловлены художником Королевым, автором той статуи, которую мы сейчас перед вами откроем.

Пусть, как печать, которую прикладывают к каким–нибудь важным документам, наружность Толстого запечатлевает дело его жизни, и пусть, как одна из таких печатей, здесь, в месте могучего влияния толстовского гения, будет выситься эта статуя. (Аплодисменты).


  1.  В музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина была в юбилейные дни открыта Всесоюзная выставка на тему «Лев Толстой в изобразительном искусстве».
Речь
Впервые опубликовано:
Публикуется по редакции

Автор:



Источник:

Запись в библиографии № 2848:

[Заключительное слово на собрании в Ясной Поляне 12 сентября 1928 г., посвященном 100–летию Л. Н. Толстого]. — «Правда», 1928, 13 сент., с. 5. В статье: В Ясной Поляне. Подпись: М. Б.

  • Краткое изложение.
  • То же, полностью, под загл.: Речь на открытии памятника Л. Н. Толстому в Ясной Поляне. — «Искусство в школе», 1928, № 8–9, с. 1–3.
  • Заключительное слово [на VI Всероссийском съезде заведующих губернскими отделами народного образования. Апрель 1928 г.]. См. № 2956.

Поделиться статьёй с друзьями: