10 (23) октября [1917 г.]
Дорогая деточка,
Сейчас 6 часов утра, совершенно темно, я пишу тебе при лампе. Ведь вот беда–то! Только последние 3–4 дня я наладил немножко свою жизнь таким образом, чтобы ложиться в 12–1 спать и вставать в 8–9, шло было, а сегодня лег в 1?, а в 5? проснулся и по–видимому, не удастся заснуть. Это скверно, силы надо беречь.
Например, завтрашний день. С утра мне надо зайти к Сухановым, привести в порядок стенограмму одной моей лекции. Потом с 11–12 диктовать в Управе бумаги и статьи по Комиссии по улучшению питания детей и по Комиссии заведования Народными домами. 12–1 у меня прием, и кто только в это время не бывает. В 1 удается в Управе же наскоро пообедать и сейчас же — на заседание общего присутствия. В 3 на общем присутствии надо будет улаживать типичный конфликт, стачку фармацевтов. В 4 дня заседает художественный отдел Комиссии по заведованию Народными домами. В 8 — реферат на Васильевском острове о культурных задачах рабочего движения. Так что за весь день может быть один час отдыха перед рефератом (буду пить чай у А[лексея] М[аксимовича]), да надежда освободиться из колеса в 11. Если даже исключить перерывы, то мой рабочий день составляет 12 часов битых!
Молодой, очень талантливый художник Шафран по поручению 1 рабочего философского кружка делает с меня портрет масляными красками. Чтобы присмотреться ко мне, он сделал 7–8 эскизов. Один из них я посылаю тебе.* Говорят, очень похоже, но утверждают, что я на нем выгляжу старше, чем на самом деле.
Милые, милые мои существа! Увижу ли вас я когда. Мы на вулкане, Анюта. Озлобление против нас колоссально растет на правом полюсе, и приверженцы его множатся. Растет страшное недовольство — и в рабочей, солдатской, крестьянской среде, оно здесь пугает меня — теперь много анархического, пугачевщинского. Эта серая масса, сейчас багрово–красная может наделать больших жестокостей, а с другой стороны, вряд ли мы при зашедшей так далеко разрухе сможем, если даже власть перейдет в руки крайне левой, наладить сколько–нибудь жизнь страны. И тогда мы, вероятно, будем смыты той же волной отчаяния, которая вознесет нашу партию к власти. Кадеты как будто на это и держат курс!
Сколько хорошей, культурной работы вокруг! Какие богатые возможности… Но политика с неумолимой остротой ставит вопрос, и я, мои прогнозы неуверенные и довольно мрачные. Лично это формулируется для меня все также: увижу ли я вас, мои родные?
Попробую еще заснуть. Здорово было бы, если бы удалось, и если бы во сне увидеть мне вас, моих далеких и близких.
Целую вас крепко, нежно и печально.
Весь Ваш Тото–папа.
10/X.
РГАСПИ. Ф. 142. Оп. 1. Д. 12. Л. 121–122.
Автограф.
Опубликовано: «Вопросы истории КПСС». 1991. № 2. С. 42–43.
* РГАСПИ. Ф. 142. Оп. 1. Д. 12. Л. 123.
