27 сентября 1941 года.
Дорогие мои! Сегодня или завтра я получу партийные документы. Прошло уже примерно сто дней войны. И вот к этому юбилею я прихожу коммунистом.
Что сказать вам о чувствах моих, любимые? Я счастлив тем мужественным счастьем борьбы и веры в победу, которое воодушевляет каждого подлинного советского гражданина.
Мы победим и принесем всему человечеству весну возрождения. Великая честь, великая радость жить и бороться в армии большевиков… Великое счастье прийти вместе с ней к лучезарному Дню Победы!
Но и смерть в этой борьбе — прекрасна. Любую, самую маленькую, судьбу она поднимает на высоты героизма, пусть и безымянного, но имеющего величайшее историческое значение.
Разве страшно сгореть в этом столкновении света и тьмы! Лишь бы горел ты максимально ярким пламенем. Каждый из нас, кто не выйдет из битвы живым физически, будет вечно жить в памяти и песнях народа и в ликующей победоносной жизни тысяч поколений свободных людей, людей коммунизма.
В этот высокий, торжественный миг моей жизни я думаю о вас, любимые, о вас, маленькой группке советских людей, в которых сосредоточилось для меня, откристаллизовалось все чудесное, что дала мне Родина, за которую бьемся, для которой победим…
16 февраля 1942 года
Мамочка, дорогая!..
…Я не попал ни в Азов, ни в Новороссийск, а был направлен в Туапсе, где и работал в многотиражке и по истории воинских частей. Работа эта была не особенно яркой, но я имел возможность встречать занятных людей и много читать.
Ярчайшим эпизодом этого периода, длившегося до Октябрьских торжеств, были восемь дней, прожитых мною в горах, на корректировочном посту дальнобойной батареи. Об этом периоде я написал статейку, которую послал вам (вырезку из «Красного черноморца»). В несколько ином варианте она была напечатана в московской газете «Красный флот» и передана по радио. Интересно, слышали ли вы ее? Мы жили в пещере, наблюдали за немцами в бинокль. Много было и поэзии и мужества в нашей жизни.
На праздники я захворал желтухой — у нас была эпидемия так называемой «окопной», или инфекционной, желтухи… После болезни я прибыл в Поти, где прожил недолго — тянуло в обстановку борьбы, и я отпросился в морскую пехоту… Вслед за тем меня прикрепили к канонерским лодкам, и здесь открылись наиболее волнующие страницы моей жизни на Черноморье. Я участвовал в боях и проявил себя хорошо, так что теперь командиры, знающие меня, говорят: «Писатель! Да какой тут черт писатель! Это не просто писатель! Это герой писатель!..» Конечно, это преувеличение (сладостное для души моей, признаюсь!), ибо героического я ничего не совершил. Но вел я себя так, что сам стал уважать себя раз в десять больше, хотя уже опыт в горах был достаточен для самопроверки…
Теперь «воинственный период» моей жизни пока окончен. Результат его — масса впечатлений, материалов, и главное — меня принимают в партию по боевой характеристике…
Сейчас меня поставили во главе работы над книжкой «Черноморцы о своих боевых делах». Идея книжки моя, и, по–видимому, я буду ее основным редактором…
Я очень доволен ходом моей здешней жизни, и воистину было бы нескромным требовать большего… Почти всегда я нахожусь в состоянии творческой радости. Передо мной прошел и проходит целый калейдоскоп лиц, в которые я вглядываюсь с трепетным интересом…
Милая мама! Ты обо мне не беспокойся. Были опасные дни, но через это необходимо пройти, иначе мое развитие пошло бы вкривь и вкось. Теперь это позади…
11 октября 1942 года.
Моя дорогая, только что закончил I часть второй книги «Былого и дум». Хочется поделиться с тобой впечатлением…
Эта часть посвящена любви Герцена к Натали Захарьиной, его кузине и будущей жене. Любовь эта была, видимо, чудесна. Он пишет о ней с таким поэтическим чувством! И невольно я думаю о твоей любви с папой и мечтаю о страницах, которые ты посвятишь ей.
Нужно сказать, что, несмотря на все обаяние этой части, в ней есть один недостаток: конспективность. Такие вещи хочется читать без конца, наслаждаться каждым словом. Все обстоятельства, вся обстановка — все волнует, все хочется знать до мелочей.
Я думаю, что чтение этого куска книги вдохновит тебя на воспоминания… Ведь есть что–то даже общее между вашим с папой романом и романом Герцена и Захарьиной.
Пиши, мамочка, пиши! Я все больше прихожу к выводу, что путь, выбранный и мною и тобою (то есть «написание своих жизней»), — это самый интересный и нужный… Самые лучшие выдумки бледнеют перед правдой жизни человеческой. И ничто так не может увлечь читателя, как личная книга. И я все чаще думаю, что фантазию, вымысел нужно смирять максимально. Или, точнее: их нужно в твоей и моей работе сделать слугами правды — они должны воскрешать своей силой реальность, ко не вторгаться в нее, не ломать ее. Ты понимаешь мою мысль!..
25 января 1943 года.
Моя дорогая мамочка! Я давно собираюсь написать тебе большое письмо. Сейчас у меня есть возможность это сделать…
Жизнь моя проходит очень интересно, а главное, почти всегда имею возможность работать над собой. Сейчас я готовлю новый доклад — по пьесе «Фронт» и доклад по повести «Радуга» Василевской. Если моряки проявят к этому интерес, то я смогу провести целый «цикл лекций», а это принесет большую пользу и им и мне. Я совершенно свободно разговариваю с большой аудиторией… Только — работать, работать над собой надо!..
Сейчас я приступил к большой повести (собираю материал) «Мой корабль» (записки военфельдшера Синеокова). Сюжет такой: на героический корабль, высаживающий десанты, приходит «лекпом» (то есть лицо, заменяющее военного корабельного врача) — молодой человек, давно рвавшийся в море, к героике войны. Попав на корабль, он чуточку разочарован, так как мечтал о крейсерах, эсминцах — красавцах, богатырях моря. Однако чем дольше он живет на своем корабле, тем больше начинает понимать его великолепные качества, а главное — преисполняется любовью к людям корабля… Вместе с тем и сам он все больше из гражданского растяпы, только переодетого в военный мундир, становится воином…
Кроме того, я работаю над короткими новеллами, над историей корабля, читаю Белинского, Брандеса, Шекспира (по–английски), шлифую пьесу, иногда пишу песни. Кстати, позавчера у меня был сюрприз: Московское радио передавало мой очерк «Поединок», о котором я писал вам и вырезку которого послал…
Мамочка, сердце! Я так мечтаю о встрече с тобой, с Аленушкой, с Анюткой… Но для этого нужны две победы. Нужно победить немца. И нужно победить жизнь. И пока нет этих побед, я заглушаю в себе мечту о вас, — вернее, мечту увидеть вас «на днях». Но все–таки я верю, что встреча не за такими уж неприступными горами, как может показаться. Враг бежит!..
4 февраля 1943 года.
Любимые мои! Сейчас я стою перед важным моментом моей жизни: иду в сложную морскую операцию. Чем она кончится для меня? Я уверен, что мой «демон» оградит меня от вражеских пуль и снарядов. Но все же… Все же мне хочется сейчас, когда все готово к битве, когда от рева пушек, грохота бомб и воя мин меня отделяют несколько часов, сказать вам, как безмерна моя любовь к тебе, мама, к тебе, Аленушка, к Анютке, к моей Родине, к жизни.
Я люблю вас! Эти слова я твержу, как девиз. Я люблю вас — и поэтому я иду на опасность, я хочу быть достойным своего счастья… И такого народа, как мой народ!
Мы будем высаживаться на вражеский берег. Наш удар будет стремителен и внезапен, как удар молнии. Пережив эту ночь, я возмужаю на десять лет и приближу нашу встречу…
Я оставляю свободное место. Это письмо будет окончено после боя…
5 февраля.
Дорогие! Все прошло хорошо. Я жив и здоров. Пользуюсь случаем, чтобы отправить это письмо. Более подробно напишу вам в следующем письме…
23 февраля 1943 года
Моя дорогая мамочка!
Сейчас я ощутил великое счастье. В кают–компании канонерки «Красная Грузия» разгорелась дискуссия по вопросу о… моем излишнем мужестве. Спорили о том, правильно ли я поступил, когда во время десантной операции, под градом пуль, в грохоте канонады, оставался на командирском мостике рядом с командиром корабля, капитаном III ранга К…
Это дело уже прошлое, так что ты не беспокойся. Но я утверждаю, что поступил правильно, ибо К. должен был стоять, и он остался бы один, без моральной поддержки, без «чувства плеча». Я, как писатель, обязан был быть рядом с ним — ведь я же не смогу писать о героях, подглядывая за ними из–за прикрытия, правда! Во мне же должно быть кое–что от них, иначе все мои писания будут эрзацем…
Тут говорили, что, мол, вдруг бы вы погибли, — кто бы тогда написал! Но я же не погиб! И К. невредим. А чувство веры в себя завоевано. Завоевано мужское уважение к себе».
20 марта 1943 года.
…Судьба моя вступила в новую полосу — «мирного строительства». С тех пор как мы расстались, я многое перевидал, о чем уже писал вам… Я был в горах, на корректировочном посту, и опасность гибели только обостряла остроту восприятия потрясающей красоты Кавказа, расстилавшегося под нами огромным ковром. Потом я ходил на боевом корабле и участвовал в десантных операциях…
Теперь жизнь настоятельно поставила передо мной задачу (а вместе с жизнью и начальство) — реализовать все свои впечатления в произведениях. У меня большие планы: «Черный комиссар» (пьеса), «Десант» (пьеса), «Мой корабль» (лирическая повесть)… А пока я пишу листовки. Это тоже полезное дело, и я стараюсь делать их с большевистской страстностью… Сейчас у меня зарождается замысел большой эпопеи о войне… Книга будет о советских девушках — героинях этой войны (на Черном море). Центральный образ уже для меня вполне созрел, и ты поймешь почему: это ты, моя дорогая мама. Да, я при помощи волшебной палочки — искусства — произведу чудо… Тебя, какой я тебя понимаю, я проведу сквозь ад войны… Конечно, внешние события будут совсем иными, чем то было у тебя, ибо — другая эпоха, другой характер жизни… Но внутренний механизм сердца, чувств, мысли — все это будет твоим, мама. Ты, с твоим высоким романтизмом, с твоей нежностью, волей, фантазией, с твоим великолепным размахом. Ох, как увлекает меня эта работа!..
