Ответ комсомольцам консерватории

Письмо студентов–комсомольцев ¹ имеет в себе кое–какие верные черты, но и много ошибок.

Никоим образом нельзя равнять все искусства под одну линию, ибо часто, по самой сущности их, они не могут быть сравниваемы.

Что такое реализм в литературе и живописи? Это, прежде всего, язык образов, позаимствованных из непосредственной реальности. Если бы мы подошли так же точно к музыке и заявили, что музыка должна быть реалистичной, то это значило бы, что мы хотим, чтобы музыка как можно более приблизилась бы к музыкальным шумам. Наша реальность немузыкальна. Музыка с самого начала решительным образом стилизирует ее. Она является не только безобразной, но она и не отражает того характера звуков, которые мы действительно слышим в повседневной жизни. Всякое приближение к «реализму» здесь является несомненно неправдивой музыкой, и как раз полудекадентствующие футуристы пытаются ввести шумовой оркестр, якобы приближающий музыку к жизни. Вот почему трудно говорить в музыке о реализме.

Так же точно не легко провести здесь границу, которая строго отличала бы одни классовые тенденции от других. Так, например, марш, созданный империалистами, может великолепным образом служить и для революционеров. Ольминский в одной из своих статей пишет: «Сама по себе «Марсельеза» может быть великолепно принята монархистами, пока к ней не присоединяются слова».² Вот доказательство того, насколько музыка менее уловима, чем литература.

В чем заключается «оглядка на классиков», когда мы говорим о литературе или живописи? Это значит восстановление, для дальнейшего усовершенствования, техники монументального реализма. А что значит «оглядка на классиков» музыки?

Это значит приближение к строгому и мужественному стилю, в вершинах своих (Бетховен), выражавшему музыкальную формулировку понимания жизни, как она выявлялась для новой, еще свежей демократии периода Великой французской революции (что, однако, не имеет ничего общего ни с каким реализмом). Поэтому ни о какой борьбе «отживающего формализма» с «революционным реализмом» в музыке не может быть речи. Термины здесь должны быть совсем иные.

Я не могу назвать Мясковского, Александрова, Шебалина и Крейна ³ нашими композиторами в том смысле, чтобы они были композиторами–коммунистами или какими–нибудь «идейно выдержанными попутчиками». Я называю их нашими потому, что они композиторы, живущие и работающие в СССР. Среда, которая их окружает, несомненно, отзывается на их творчестве. Перевести на язык идей их произведения очень трудно, ибо такой перевод на язык идей чисто музыкальных произведений вообще шаток и неубедителен. Факт остается фактом; эта группа оставшихся верными своей родине композиторов работает в духе классиков, выражая в то же время какие–то переживания — если не всей нашей страны, то части ее интеллигенции. Требуется целая большая работа, чтобы подметить несколько своеобразные ритмы, яркие или полные пафоса переживания нашей эпохи, которые отразились в последних произведениях Мясковского, в такой крупной вещи, как последний квартет Мелких, и в некоторых других произведениях.

Что касается агитмузыки, то упомянуть о ней, говоря о произведениях чисто художественных, можно лишь вскользь, так же, как вряд ли в небольшой статье рядом с живописью можно говорить об агитационных лубках, плакатах и т. д. Это чрезвычайно полезные вещи и могущие быть по–своему высокохудожественными (что очень редко, между прочим, в нашей агитмузыке), но отношение к музыкальным произведениям, характеризующим эпоху, они имеют лишь косвенное, так же, как, скажем, агитстихотворения к истории поэзии. Превосходным переходным моментом является такое агитстихотворение, которое, вместе с тем, представляет собою подлинно художественную поэму, такое агитирующее живописное произведение, которое является вместе с тем картиной; к этому можно стремиться, конечно, больше всего. Подобных произведений в музыкальной области мы сейчас не имеем и поэтому говорить о них, как о достижениях, нельзя. Перечисленная комсомольцами молодежь никаких достижений в искусстве еще не показала. Это большею частью учащаяся молодежь, которой надо еще очень много учиться. Ставить ее, как бы то ни было, в ряды мастеров, говорить о ней, как о чем–то великом, абсолютно нельзя. Это надежды — может быть, большие надежды. Мы с волнением ждем, чтобы они оправдались.

Относительно рабочих концертов. Товарищи комсомольцы, вероятно, знают, что мы не в состоянии нигде взять курс на то, чтобы решительно организовать всю главную массу наших зрелищ и т. п. для рабочих. На каком основании? Бюджет рабочих не позволяет им дать таким предприятиям самоокупаемость или, вернее, позволяет это сделать лишь в очень ограниченных размерах. Правительство не считает возможным давать сейчас какие–нибудь субсидии на это дело. Этим определяется, к сожалению, хозяйственная подоснова наших театров и самоокупаемость концертов. До тех пор, пока у нас не будет в три–четыре раза больше субсидии со стороны правительства, той политики, которую желали бы я и друзья–комсомольцы, обратившиеся ко мне с письмом, мы вести не можем.

Значит ли это, что мы не можем идти в эту сторону хотя бы до некоторой степени?

В «Правде» были опубликованы весьма внушительные цифры посещаемости наших театров рабочими: для этого организовано специальное распространение билетов между профессиональными союзами и их членами по крайне низким ценам.

То же существует и относительно концертов.

Несмотря на полную убыточность общедоступных концертов, организованных Росфилом ⁴ (симфонические концерты, например, убыточны при всех условиях, даже при дорого платящей публике), Росфил в этом году уже устроил целый цикл очень хороших общедоступных концертов по дешевой цене, аудитория которых была на 75% рабочая. Подбор программ при этом делался в соответствии с пониманием руководителями Росфила рабочих нужд. Огромная посещаемость этих концертов и бурные овации, которыми они сопровождались, свидетельствуют о том, что вкус рабочей аудитории был более или менее угадан. Вступительное слово практикуется широчайшим образом при всех концертах, имеющих популяризаторский характер. Если этих концертов не больше, чем сколько имеется в наличности, то совершенно по тем же причинам, по которым рабочие не получают большей заработной платы. Нам сейчас, пожалуй, было бы более необходимо улучшить другие стороны быта рабочего, прежде чем приступить к снабжению его за государственный счет музыкальными эмоциями. И если мы этого сделать не можем, то никакие упреки товарищей комсомольцев делу не помогут и не могут даже быть приняты, как чем–либо оправдываемые упреки. Ибо делается то, что можно. Этим я не хочу сказать, что вопрос о дальнейшем развитии популярных концертов и их лучшей организации не является актуальным. Он актуален, но почему? Потому что у нас сейчас больше платящей публики на наших концертах, потому что мы получаем от нее некоторую прибыль — и, конечно, не путем исполнения произведений тт. Лазарева, Шехтера и т. д., а путем исполнения старой музыки или новой Прокофьева, Мясковского и т. д. Вот это дало нам средства кое–что сделать в смысле популяризации музыки. Средства эти, вероятно, расширятся в будущем и должны быть целиком обращены на популяризацию наиболее близких духу рабочих музыкальных произведений.

Самым неправильным в письме комсомольцев является тот душок, который я замечал в нашей молодежи, — душок пренебрежительного отношения к нашим музыкальным мастерам. Это–де буржуазно, это выражение идеологии вырождения и т. д. Ввиду колоссальной органичности музыки, ввиду того, что она целиком строится на многовековых традициях, отрыв от этих традиций приводит к варварству и крутому падению вниз. Я считаю своим долгом предостеречь молодежь от этого уклона. Учитесь внимательно, любовно и с уважением у великих и крупных композиторов, в том числе и у живущих. Учитесь у Мясковских, Крейнов, и если в чудесные формы, техническую тайну которых знают эти крупные художники, вы сумеете вложить ваш новый жизненный ритм, когда, кроме молодого пыла, вы приобретете также необходимые знания и умения, — то мы, старшие товарищи, с восторгом признаем сделанные вами достижения. А пока, в ответ на упрек в том, что в нашей стране музыка замолчала или что ее дерево заменилось травой агитмузыки, мы с гордостью можем сказать, что композиторы, оставшиеся верными своей родине в революционную годину, не отстали от европейской музыки, они вносят туда весьма серьезную культурность, спасительную струю благородной музыки, в которой прекрасное знание традиций смешивается с живым творчеством.