Оперная литература человечества, будучи значительной и интересной в музыкальном отношении, чрезвычайно скудна в отношении драматическом, идейном и литературном. Весьма невелико количество опер, которые могут иметь воспитательное значение, которые могут дать душе зрителя нечто, помимо приятной музыки.
Это общее замечание относится также к русской опере. «Князь Игорь» представляет до некоторой степени исключение и непременно явится, впредь до появления других, еще более значительных, одной из любимейших опер новой публики.
В основу ее положено редкостное и своеобразное великое литературное произведение — «Слово о полку Игореве». Автор его жил в XII веке, и мы не можем не удивиться, насколько по художественной форме и глубине содержания перерастает оно все памятники литературы того времени. Рукопись не дошла до нас, ибо она сгорела в 1812 году, и мы пользуемся как первоисточником первым печатным изданием 1800 года. В чрезвычайно поэтической, смелой и оригинальной форме неведомый нам автор повествует о походе князя Игоря Новгород–Северского против половцев, о поражении, которое он потерпел, и всех обстоятельствах, сопровождавших это событие.
К сожалению, опера не могла передать всей насыщенности этого произведения, где слышны величавые отзвуки древнеславянского, чисто народного язычества, где на каждом шагу возникают образы редкой красоты и где самый звук речи очаровательно гармоничен. Зато автор либретто этой оперы 1 придал ему некоторые социальные черты, не лишенные интереса, а прекрасная музыка высоко поднимает либретто в смысле силы художественного впечатления.
В прологе оперы изображается отправление князя Игоря и его сына Владимира вместе с дружиной против половцев, постоянно грозивших южной окраине России. В то самое время, когда князь уверенно указывает на цель похода и весь народ с энтузиазмом поет ему славу, происходит затмение солнца, оно тяжело поражает толпу, готовую уже отговорить князя, и ранит в самое сердце его жену Ярославну, умоляющую его отложить поход. Но Игорь верит в абсолютную правоту своего дела и, как религиозный фаталист, считает своим долгом, в сознании своей правоты, вручить судьбу свою провидению.
Семью и охрану государства он поручает буйному брату Владимиру Галицкому, на которого считает возможным опереться, так как облагодетельствовал его и выручил его из беды. Тут же вставлен комический эпизод о гудошниках Скуле и Ерошке, которые дезертируют из войска Игоря и предпочитают остаться бражничать с развеселым Галицким.
Первая картина изображает развратный пир князя Галицкого в отсутствие Игоря. Его пьяная вольница захватила для него девушку, которую он опозорил и держит в своем терему. А сам он распевает полную бахвальства песню, не лишенную известного политического содержания. Он мечтает о том, как заживет, когда получит власть в Путивле, и рисует себе эту власть, главным образом, как возможность насильничать, пировать и развратничать вволю. «Я б им княжество управил, я б казны им поубавил, пожил бы я всласть, ведь на то и власть».
Прибегают девушки, которые умоляют отпустить их поруганную подругу, но их встречает насмешками вся пьяная банда Галицкого, в том числе и дезертиры Скула и Ерошка. Правда, есть некоторые опасения, что строгая и добрая княгиня Ярославна вмешается в это дело, но пьяницы утешают себя мыслью, что она скупа, ковша водки не поднесет, между тем как Галицкий выкатывает им бочку с вином. Ценою одурманивания своих слуг Галицкий надеется даже быть выбранным князем на вече и получить в свои руки всю Игореву область.
В следующей картине мы слышим прекрасную песню печали Ярославны, не получающей от мужа никаких вестей. Девушки, прогнанные Галицким, пробираются к княгине и приносят ей мольбу об освобождении подруги. Но тут является и сам Галицкий, пьяный, буйный, полный бахвальства. Он разгоняет девушек, наотрез отказывается дать отчет в своем поведении и на возмущенные упреки и угрозы Ярославны отвечает грязными любезностями и приставаниями. Ярославне удается, однако, прогнать его и даже заставить выпустить девушку, хотя Галицкий уходит с наглым заявлением, что захватит себе сейчас же другую.
Ярославна не может не чувствовать, что она находится в его руках и что дальнейшее промедление Игоря поведет за собою ужасное несчастье. Она, однако, не подозревает весь ужас своего положения. Бояре, которые являются к ней, извещают ее о поражении Игоря и о том, что он ранен и взят в плен половцами. Половцы же, разбив, таким образом, русскую рать, уже близки к городу, и того гляди надо ждать осады.
Ужасное известие на минуту заставляет Ярославну потерять сознание, но она опоминается, обращается к своим боярам, которые успокаивают ее, мужественно заявляя, что им не в первый раз отсиживаться за крепкими стенами города. К Ярославне снова возвращается обычная смелость и ясность духа, и она собирается защищаться вместе с боярами до конца.
Следующая картина переносит нас в стан половцев. Автор оперы хотел противопоставить русскую стихию стихии азиатской, и сразу же в половецком лагере слух наш пленяется медлительной, знойной, чувственной песней половецких девушек. Та, которую они окружают, как свою госпожу, дочь хана Кончака, слушает их песни, смотрит на их грациозные и тягучие танцы, а сама тоскует о своем возлюбленном, который кажется ей недоступен. Девушки расходятся, а из–за кулис слышен вечерний хор половецкой стражи. Впечатление очарования южной степи — полное.
В сумерках бродит по лагерю пленный княжич Владимир, тоже мечтающий о возлюбленной, весь взволнованный и отравленный чарами благоуханной ночи. Владимир и Кончаковна любят друг друга. Они сходятся на свидание, изливаются друг другу во взаимной страсти, но молодая любовь их опечалена тем, что Игорь ни в коем случае не согласится на брак до тех пор, пока длится позор его плена.
Молодежь расходится при приближении самого Игоря.
И он тоже бродит по лагерю в глубоком беспокойстве и скорби. В великолепной песне изливает он свою великую грусть, свою тоску по воле, по восстановлению поруганной военной чести, по исправлению следов поражения, тяжело отозвавшегося на родине, которую он хотел защитить.
Половецкий воин Овлур подкрадывается к Игорю и предлагает нарушить данную им Кончаку клятву, потайно бежать из лагеря. Но Игорь — доблестный феодальный рыцарь, он крепко держится за свое слово и с отвращением отвергает это предложение, как ни пленяет оно его надеждой на свободу.
Наступает утро. Кончак встречает своего гостя. Следует превосходная сцена, где оба героя соперничают в великодушии. Кончак — широкая гостеприимная натура, степной богатырь. Ему нравится Игорь за доблесть и прямоту, он держит его у себя, как гостя, и старается всячески обласкать его, предлагает ему в дар все лучшее, что только имеет и, увлекаясь все больше и больше, открывает перед ним планы союза между половцами и Игорем, который создал бы огромную силу, перед которой поверглись бы новые и новые земли и города. Игорь отвечает только порывами к свободе. Кончак готов освободить своего друга, но просит его дать ему слово, что тот никогда не поднимет меча против него, Кончака.
Но прямой Игорь отвечает, что немедленно по освобождении соберет полки, чтобы смыть обиду поражения. И это восхищает Кончака. Чуткой душой своей он понимает рыцарственные мотивы Игоря и, чтобы рассеять его, призывает своих пленниц, мальчиков своего двора, своих витязей и заставляет их танцевать.
Следует восхитительная сцена половецких танцев, которая очаровала всю Европу во время гастролей русской балетной труппы в мировых столицах.2 Действительно, соединение восточной неги и восточной буйности как в музыке, так и в самом исполнении дает необычайно острую, разнообразную и яркую картину Востока в его пряной и дикой поэзии.
На сцене Большого театра не ставится третий акт, изображающий обстоятельства бегства Игоря, не только не огорчившего Кончака, но вызвавшего хвалу: так и я поступил бы на его месте. Захваченный Владимир не терпит ничего от хана и сделается мужем Кончаковны.
Последнее действие начинается великолепным ариозо Ярославны, ее плачем на текст, довольно точно воспроизводящий поэтические причитания, вложенные в уста Ярославны великим поэтом, автором «Слова о полку Игореве». Музыка держится на высоте этой прекрасной лирической страницы, являющейся первой художественной переработкой русской народной песни в литературе.
Страница, не связанная с содержанием «Слова», но необычайно музыкальная, следует дальше. Это хор поселян проходит по сцене, и их широкая песня сначала растет по мере их приближения, а потом замирает вдали.
Игорь возвращается. Он направился прямо к своей жене и только ей открыл факт своего возвращения; после радостной встречи они уходят вместе счастливые, как в первые дни своей любви. А между тем на сцене дезертиры–гудошники с издевательствами извещают весь народ о гибели Игоря и агитируют в пользу пьяного патрона всех пьяниц — Галицкого. Оставшись одни на площади, они внезапно видят издали Игоря и переполняются ужасом. Следует комическое совещание, как быть, чтобы избегнуть страшной беды. Наконец, они догадываются зазвонить в вечевой колокол, созвать всю толпу и известить ее о возвращении князя. За это гудошники получают еще и награду.
Опера кончается славословием вернувшемуся герою.
Конечно, весь этот сюжет несколько наивен, в нем есть отзвуки патриотизма,3 но некоторые противопоставления полны интереса. И текст, и музыка любопытно характеризуют сдержанное северное мужество и верность долгу русских, их особый задушевный лиризм, а с другой стороны — широкую удаль, благородство степняков и их пленительную чувственность.
Несмотря на патриотический душок, опера ни на одну минуту не принижает половцев, а ставит народ перед народом, как способных к братскому сожительству, и по какому–то роковому недоразумению сталкивающихся между собой. Равным образом противопоставление Игоря, как верного вечу народного князя, готового всегда лить свою кровь, как воду, ради своих обязанностей, человека в конце концов общественного, — деспоту, винопийце и развратнику, насильнику Галицкому, поднимающемуся к власти путем развращения вожаков в народной массе, — на скудном фоне социальных мотивов в оперном репертуаре является довольно ярким исключением. Даже фигуры негодяев–дезертиров, людей без чести и совести, написаны с мягким юмором и незлобливостью.
Не только в музыке, но даже в либретто просвечивает прекрасная и великая душа, стесненная, однако, рамками тех возможностей, какие предоставляла царская Русь свободному творчеству своих высоко одаренных сынов.
