Вацлав Вацлавович Воровский был одной из обаятельнейших фигур в старой коммунистической гвардии.
По происхождению поляк, но одинаково осведомленный относительно истории культуры и литературных достижений Польши и России, Воровский, широко образованный интеллигент, европеец, свободно владевший многими языками, можно сказать, силой революционного инстинкта, рано покинул свою общественную группу и перешел на самое преданное, запечатленное кровью, служение пролетариату.
В задачу нашей статьи не входит изложение биографии этого замечательного человека или перечисление его выдающихся заслуг перед рабочим движением в качестве агитатора подпольного и легального, проводившего сквозь сети цензуры идеи марксизма, и журналиста, редактора «Вперед» и «Пролетария», нашего представителя за границей в годину революции, одного из первых и наиболее умелых руководителей Госиздата, блестящего красного дипломата и взволновавшей весь мир жертвы подлого убийства рукой индивида из отребья буржуазного мира.
В задачу нашей статьи входит только краткая характеристика Воровского как литературного критика. Эта сторона его деятельности представляет собою также блестящую грань его жизни.
Почему обратился Воровский именно к литературной критике? Почему он сделал из этого рода писательства одно из главных орудий своих для широкого воздействия на общественное мнение?
Прежде всего, он жил в такую пору, когда еще продолжались условия, делавшие необходимым для величайших умов передовых слоев нашей страны браться за литературу или литературную критику, чтобы провести опасный груз революционной идейной пропаганды сквозь сети цензуры.
В этом смысле Воровский являлся прямым продолжателем Белинского, Добролюбова, Чернышевского и Писарева — ив известной степени — Плеханова.
Но кроме того, Воровский питал действительно нежное чувство к художественной литературе, и в его критических статьях мы находим глубокое понимание особенности литературного творчества, специфической силы истинно художественного слова и общественных задач, которые выпадают на долю литературы в деле воспитания нового человека.
В самом непродолжительном времени под редакцией Н. Л. Мещерякова и моей выйдет — в порядке выпуска полного собрания сочинений Воровского — том его критических статей. Это будет первое издание на основании тщательного собрания всех его произведений этого порядка, кропотливой проверки текста и комментирования, которое может сделать совершенно доступными для нынешнего читателя статьи, напечатанные в совершенно иной обстановке, в годы, непосредственно предшествовавшие революции 1905 года и непосредственно за ней следовавшие.
Мы надеемся, что Институт Ленина как этим томом, так и всем изданием сочинений Воровского внесет ценный вклад в нашу культуру.
В литературно–критических статьях Воровского надо отметить прежде всего несколько основных массивов.
На первом месте нужно поставить его статьи, посвященные теории и истории интеллигенции.
Выходец из этой социальной группы, Воровский с необыкновенной тщательностью и блеском установил ее общественное место, ее сложный состав и ее эволюцию через революционную кульминацию 60–х, 70–х годов, к ее разложению, когда наиболее активное меньшинство ее перешло на самоотверженную службу к новому классу — гегемону–пролетариату, а остальные разбрелись на отдельные группы, либо отдавшиеся служению буржуазии, либо растерянные и определившие сами себя как лишних людей, либо разменявшие былые идеалы на — новой формации — беспринципный и подлый нигилизм, всю пошлость которого по сравнению с терпким и дерзким нигилизмом 60–х годов талантливо осветил Воровский своей параллелью между Базаровым Тургенева и Саниным Арцыбашева.
Вторым массивом в критических статьях Воровского являются его глубокие анализы творчества Горького и Андреева, крупнейших современных ему писателей, а также действовавших в окружении Куприна, Юшкевича, Чирикова, Сергеева–Ценского и других.
Нельзя не обратить особого внимания на то, что, глубоко и верно характеризуя всех этих писателей, находя каждому соответственное место, Воровский попутно разрешает ряд теоретических вопросов о сущности художественного творчества, об отношении художественных и идейно–публицистических моментов в литературе, о перспективах развития чисто пролетарской литературы и т. д.
Правда, не во всем можно согласиться с Воровским в этих его суждениях. В наше суровое и боевое время мы несколько по–иному расцениваем чисто художественные и агитационные элементы литературы, по если Воровский в этом отношении, быть может, перегибает палку, требуя полной свободы истинного художества от тенденциозности, то, право, это может послужить недурным противоядием против часто встречающегося у нас противоположного ультралевого загиба.
Бичом и скорпионами вооружается Воровский для того, чтобы хлестать тех «вождей» интеллигенции, которые после неудачи революции 1905 года мародерами выползли на поле битвы, чтобы издеваться над побежденными. Эти статьи его принадлежат к числу самых ярких.
Отметим также, что рядом с литературным критиком и в непосредственном соседстве с ним, стоит Воровский — художественный публицист. Мы имеем при этом в виду не его серьезные статьи по истории партии, политике, экономии, а его газетные заметки и огненные отклики типа блестящей статьи «Петр Бернгардович и Гамзей Гамзеевич» или тех ослепительных искр юмора, которые он подписывал веселым псевдонимом «Фавн».
Вообще Вацлаву Вацлавовичу была присуща та степень уверенности в правильности своей точки зрения, победоносности своего класса, которая дает возможность судить как власть имущий, и относиться к окружающему с юмором и сарказмом, то есть с могучим, ярким смехом победителя. И уж конечно, тот факт, что Воровский пал от руки подлого убийцы, нисколько не делает в наших глазах этого человека менее подлинным и окончательным победителем»
