Не так давно мне пришлось писать маленькое предисловие к изданию, посвященному отражению великого вождя пролетарской революции в изобразительных искусствах.1 М. Беккер составил теперь очень обстоятельную, верную в своих суждениях, брошюру: «Ленин в художественной литературе».
Говоря о Ленине в изобразительных искусствах, легче, конечно, дать представление о Ленине — фактическим материалом, путем иллюстраций. М. Беккер постарался сделать то же и в своей брошюре. Она представляет собою, в сущности, комментированный сборник как положительных, так и отрицательных образов Ленина, выраженных в художественном слове.2 В этом большая ценность предлагаемой вниманию читателя брошюры, ценность, увеличивающаяся от того, что комментарии автора всегда исходят из правильных точек зрения и дают материалу правильное критическое освещение.
Я не знаю только, можно ли еще согласиться с основной мыслью М. Беккера, из которой он исходит. Он говорит: «Настала пора для создания «Лениниады», в которой образ вождя был бы выполнен с той пластичностью, которая присуща произведениям скульптуры, в которой эпоха с ее многогранной жизнью воплощалась бы в образы живые и рельефные».
Действительно ли пришло это время? Единственным доказательством правильности этого положения было бы появление такой «Лениниады». Но ее еще нет. Не доказывает ли это, что ее еще не может быть?
Тов. Беккер правильно устанавливает, что для создания синтетического, многогранного, глубокого образа Ленина необходимо взять его в связи с эпохой, необходима не только высокая талантливость, но еще и горячая любовь к основным принципам этой эпохи, которую мы прямо так и называем — ленинизм. Но кому же не известно то основное положение, согласно которому не только художественный, но даже и социологический синтез той или другой эпохи приходит лишь по окончании ее наиболее бурной полосы, в сущности говоря, из недр другой эпохи, которая ее сменяет? Сам Маркс часто повторял любимое изречение Гегеля: «Сова Минервы вылетает только вечером».3 Ведь надо охватить эпоху во всем ее объеме. А на близком расстоянии великую эпоху во всем ее объеме попросту нельзя охватить человеческим взором. Надо, чтобы эпоха предстала в ландшафтном порядке, и чем она шире, тем дальше должно быть для этого расстояние от нее во времени. Это не значит, что революционная эпоха не может иметь своего революционного искусства; наоборот, она его может осуществлять и должна его иметь; она находит в нем своего выразителя. Своим мощным дыханием революционная эпоха наполняет художников, как трубы органа, и заставляет звучать их разнообразными голосами.
Я не хочу сказать также, что революционная эпоха не может изображать себя самое; она может это делать, и делает это часто чрезвычайно удачно. Она часто может создавать отдельные блики, отдельные образы, отдельные аккорды, картины, которые явятся бесценными источниками знания эпохи для последующих поколений. Тот большой художник, который с большого расстояния даст синтетическую картину, скажем, великого десятилетия — 1917–1927 годов — или эпоху жизни и деятельности Ленина, не сможет этого сделать с достаточной полнотой и выразительностью, если он не будет пользоваться не только своим талантом и фантазией, не только документами эпохи, воспоминаниями и т. д., но и художественным самоанализом, художественным самоотражением эпохи.
Я утверждаю только, что попытка из недр самой эпохи охватить всю ее ширь и произнести какое–то мудрое художественное суждение о всей ее сущности, о всей ее значительности — затея, которая вряд ли кому–нибудь будет по плечу, и что в истории человечества мы не имеем таких фактов.
То же самое относится и к изображению Ленина в искусстве.
Среди тех отражений Ленина, которые приведены в нашей брошюре, имеются чрезвычайно ценные и яркие; имеются даже и кое–какие данные для суждения о том, как различно преломлялась великая личность в сознании представителей различных классов. Материал интересный, ценный, он будет и дальше расти, вероятно, не оскудевая, а, напротив, богато осложняясь и совершенствуясь в каждом своем проявлении. Наконец, наступит момент, когда великий художник (на мой взгляд, для этого нужен великий художник) даст нам «Лениниаду». Может быть, это будет скоро, может быть, не так скоро. Я полагаю, что от этого счастливого дня нас отделяют еще многие годы.
Ведь в том–то и дело, что синтетический, полный портрет Ленина вне связи с эпохой дать попросту нельзя. Всякий портрет, данный в стихотворении, в рассказе, может быть очень острым, талантливым и верным наброском, — но только наброском, только кроки *.
* Здесь: рисунок, набросок (от франц. croquis). — Ред.
В изобразительной области одним из ценнейших документов об Ильиче являются наброски Натана Альтмана. Они очень остры, живы и разнообразны, — но все–таки это только — кроки. На их основании сам Альтман попытался сделать синтетический бюст Ленина и не преуспел, хотя бюст далеко не лишен ценности.
Дать «Лениниаду» — это значит написать нечто вроде «Войны и мира», дать эпопею на тему о борьбе, о строительстве, о революции, о культуре в великие ленинские годы, показать, как Ленин вырос из этой эпохи, а потом оплодотворил эту эпоху выработанным в его гигантском мозгу энергетическим соком.
Ленин вне связи с пролетариатом, и не только с пролетариатом, но и с предшествующей крестьянско–интеллигентской революцией, Ленин вне связи с партией, с которой он рос, которую он растил и которая его растила, Ленин вне связи с мировым пролетариатом и марксизмом, — что это такое? Разве это Ленин? Это будет так же похоже на Ленина, как стакан воды, зачерпнутый в море, похож на море.
Будем ждать, будем накоплять материалы. Пусть это послужит нам утешением и несколько ослабит досадное чувство, которое появилось и у М. Беккера и которое, конечно, будут чувствовать и другие читатели, — чувство известного бессилия нашей эпохи художественно охватить величие Ленина.
Большой вопрос возникает еще при этом в уме, вопрос, который ставит и автор брошюры, — в каком же направлении пойдет разработка этой «Лениниады», в какую форму в конце концов выльется она? В форму ли реализма, который выразится в том, что грядущий Гомер Ленина даст его в необыкновенной жизненности, вот так, как он работал, говорил, двигался, совсем таким, каким видели его близко его соратники, массы, так глубоко полюбившие его и ему поверившие? Или это будет образ более легендарного характера?
Ни в каком случае не надо заранее говорить, что легендарный и величественный образ Ленина будет фальшивым. Это не верно ни в какой мере. И тот и другой путь совершенно правильны.
Ленин–человек, с таким–то телом, с такой–то жизненной обстановкой, с такими–то личными свойствами, бесконечно интересен, увлекателен, мил сердцу каждого мыслящего и чувствующего человека. Но ведь это все–таки индивидуальная оболочка. Ленин есть вместе с тем громадное духовное явление в том смысле, в каком Маркс употреблял слово «дух» («Geist»). Это сосредоточение величайших идейных и эмоциональных сил многомиллионных масс. Это выразитель и организатор их воли. Ленин, как такая социально–духовная величина, не вмещается в свое собственное тело, в свой собственный пиджачок, в свою собственную квартиру и невольно вырастает перед глазами художника в превышающего всякие человеческие размеры гиганта. Вот почему, например, к сожалению, не приобретенный нами бюст Ленина работы скульптора Аронсона,4 будучи, может быть, физически менее похожим, чем некоторые другие бюсты, будучи, несомненно, выражен в стиле демоническом, как образ какого–то могучего, скорбящего о людских недостатках, пропитанного любовью к людям и в то же время отважного и деятельного «демона» («гения»), носит в себе громадную внутреннюю правду, которая заставила не только меня и других скромных почитателей Ленина, но и таких близких ему людей, как Н. К. Крупская, признать это внутреннее сходство изображения с самим духом Ленина.
Конечно, величайшим достижением было бы сделать то, что сделала сама природа, то есть изобразить гиганта Ленина включенным в тот самый образ, соединяющий такую бесконечную простоту с такой исключительной силой, в тот самый образ, который мы знали в реальной жизни. Мыслимо ли сделать это для художника, — я не знаю. Может быть, да. Но в таком случае художник должен быть дважды великим.
- Книга эта, по всей вероятности, не была издана. Машинописный текст «В виде предисловия» к сборнику «Портреты Ленина» хранится в ЦПА ИМЛ (ф. 142, ед. хр. 11, лл. 8–14). ↩
- В книге М. Беккера говорится об изображении Ленина в произведениях Н. Клюева, И. Эренбурга, А. Ренсома, Д. Петровского, И. Н. (Новокшонова), Д. Рида, М. Горького, Н. Осинского, А. Тарасова–Родионова, Е. Зозули, Д. Бедного, И. Сельвинского, В. Маяковского, Вс. Иванова, Н. Тихонова, М. Колосова, А. Безыменского, А. Жарова, А. Ясного, Г. Санникова, М. Кольцова, В. Инбер, М. Пасынка, Д. Алтаузена и др. ↩
- Ср. Гегель, Сочинения, т. VII, Соцэкгиз, М.–Л. 1934, стр. 18. ↩
В. И. Ленин, вместе с Луначарским, посетил парижскую мастерскую известного скульптора Н. Л. Аронсона, Луначарский датирует это посещение 1904 годом (сам Аронсон в своих воспоминаниях относит его к весне 1909 года). С 1925 года Аронсон работал над скульптурным портретом Ленина и в 1927 году привез его гипсовый бюст в Москву, где он был выставлен в Государственной библиотеке имени В. И. Ленина. Об этой работе, дальнейшая судьба которой неизвестна, и идет речь в настоящей статье.
В 30–х годах Аронсон высек бюст Ленина из красного мрамора. Под впечатлением его осмотра Луначарский написал в августе 1933 года статью «Ленин из красного мрамора» («Советское искусство», 1934, № 1,2 января). Эта скульптура находится в настоящее время в Центральном музее В. И. Ленина. Об Аронсоне и его работе над изображением Ленина см. статью: Михаил Долине кий и Семен Черток, Ленин в красном мраморе («Москва», 1964, № 4). Здесь опубликовано и письмо Н. К. Крупской к скульптору от 10 декабря 1935 года, содержащее следующее высказывание о ленинском бюсте 20–х годов: «Как–то несколько лет тому назад я была вместе с Варварой Николаевной Яковлевой (В. Н. Яковлева — в то время заместитель народного комиссара просвещения. — Ред.) в Ленинской библиотеке, там была выставлена Ваша работа — Ленин из скалы выступает. В этом изображении было много символического, произвела на нас эта работа сильное впечатление».
↩
