Предисловие [К роману А. Франса «Театральная история»]

«Театральная история» занимает несколько особое место в цикле произведений Анатоля Франса. На первый взгляд кажется, что это не совсем серьезный роман, что это грациозно написанная повесть из жизни театра, очень мало касающаяся и особенностей этой жизни, и самих театральных фигур. Кажется, что это почти шутка. На такую мысль толкает и заглавие, которое дал Франс этому роману.¹

На самом деле роман гораздо глубже, чем кажется. Анатолю Франсу всегда нравится играть в парадоксы человеческих мыслей и чувств. Что, в сущности, имеем мы в этой странной драме (а не комедии) хорошенькой, талантливой, очаровательной и глупенькой Фелиси Нантейль? Анатоль Франс рассказывает нам историю о привидениях, как совершенно правдоподобную, бывшую в действительности. Каким же образом в XIX веке в культурном Париже возможна самая настоящая история о привидениях с довольно–таки трагическими последствиями, ибо ясно, что призрак Шевалье, глуповатого и грубоватого комедианта, преследующий маленькую Нантейль, делает ее глубоко несчастной, в сущности, разрушает ее жизнь, как какая–нибудь злокачественная раковая опухоль? Подобная вещь оказывается возможной прежде всего потому, что в самых нервах Фелиси живы старые атавистические предания или даже старый атавистический инстинкт, потому что страх перед духами, призраками и т. д. превратился благодаря тысячелетиям и тысячелетиям первобытной культуры в инстинкт для некоторых людей. Конечно, не все окружающие Фелиси способны были бы оказаться жертвой такой драмы. Фелиси, именно потому, что она нервная, глупенькая и доверчивая, наполовину погибла от грубых преследований кавалера Шевалье. Но Франс подчеркивает и другое. Церковь, которая над трупом Шевалье демонстрирует свою силу, будучи, в сущности говоря, таким же нелепым пережитком, как страх Фелиси перед покойником, весь консервативный и невежественный уклон той псевдоцивилизации, среди которой сжата маленькая артисточка, — все это является воздухом, в котором множатся отвратительные бактерии предрассудков.

Достаточно сказать, что два года тому назад несколько интеллигентных людей из Бордо, в том числе бухгалтер из банка, приказчик из большого магазина и т. д., отправились к священнику из близлежащей деревни и выпороли его в алтаре для того, чтобы изгнать из него беса. Этот анекдотический факт, некоторое время волновавший и смешивший французское общественное мнение, сопровождался десятками комичнейших осложнений, на которых я здесь не имею времени останавливаться.

И Анатоль Франс сознательно связывает свой маленький и сердцещипательный анекдот о гибели любовной жизни прелестной женщины от суеверия с социальной подоплекой таких явлений.

Кульминационным пунктом романа является вся десятая глава: «Похороны Шевалье», а в этой мастерской главе — разговоры Константена Марка с маленьким доктором Трюбле. Доктор Трюбле — это только новая маска того же Бержере, новое воплощение того же Куаньяра: добрый и благородный человек, у которого доброта и благородство покоятся прежде всего на скептицизме, как освободительной стихии. Трюбле высказывает почти полностью идеи самого Анатоля Франса. Между тем роман был написан в разгаре своеобразного процесса, в котором значительные колонны французской интеллигенции — блестящие люди и друзья Анатоля Франса, подобные Леметру, Брюнетьеру, Барресу, — отходили вправо, в сторону черной реакции, докатываясь до католицизма. Марк является блестящей персонификацией этих людей, которых инстинкт класса тянул от скептицизма поздней буржуазии и культуры к деспотическим консервативным формам мышления, породившим позднее империалистический консерватизм и фашизм в Европе и Америке. Мы видим тут водораздел двух потоков интеллигенции. Этот водораздел действует и до сих пор, и если, к сожалению, доктора Трюбле не являются нашими стойкими защитниками, то все же за них следует держаться, так как они не безнадежны и, как друзья нашего великого строительства, могут быть полезны. Что же касается Марков, то к ним приходится относиться как к самым отъявленным и в высшей степени опасным врагам.