«Остров пингвинов» принадлежит к числу мировых шедевров. Эта книга полна изящества, блеска, глубины. Она поднимается выше всех других произведений Анатоля Франса, хотя он и богат ими.
Принадлежа к определенному жанру социальных фантазий–сатир, она в этой области занимает место наряду с лучшими продуктами сатирического гения мировой литературы, она напоминает кое в чем Свифта, еще более Вольтера. Русскому читателю многие страницы «Острова пингвинов» совершенно своеобразно, в другой плоскости, напоминают знаменитую историю «Города Глупова»1 Щедрина.
В прежнее время, как это пояснил сам Щедрин, писатели прибегали к сатирическому иносказанию из страха перед цензурой. Хотя Анатоль Франс говорит предельно смело разрушительные вещи по отношению к современному обществу, но, по крайней мере, в ту эпоху, когда написан был «Остров пингвинов», французская цензура пропустила бы его и без маски, да и маска эта слишком прозрачна. Анатолю Франсу вовсе не надо было ни от кого прятаться. Одежда сатирической фантазии, которая для других служила прикрытием, для него — только интересный маскарадный костюм.
Он взял эту странную форму мнимой летописи о мнимых странах только из соображений виртуозности, чувствуя, что это придаст особенную пикантность и забавный колорит его сатирической стрельбе по крепостям буржуазии.
Мне незачем отмечать здесь положительные стороны Анатоля Франса: они бросаются в глаза каждому читателю. Изумительно топкое издевательство над буржуазными историками в первой части, полное юмора переложение различных легенд и шаловливое, но весьма болезненное дранье за уши католицизма, потом чисто вольтеровские черты, например, в великолепных страницах, посвященных первому женскому туалету, затем резкое и в глубине правдивое изображение возникновения частной собственности и власти, и в тех еще более совершенных главах, которые посвящены новой Франции, совершенно изумительное изображение дела Дрейфуса и беспощадное разоблачение того, что называют политикой, что осмеливаются называть социал–демократией буржуазные дельцы и накостники.
Может показаться, что Анатоль Франс слишком равнодушно относится к изображаемому им обществу. Сквозь его ласковую усмешку, сквозь его блестящие анекдоты и мудрую улыбку просвечивает все–таки общество дикое, несправедливое, заслуживающее презрения и ненависти.
Анатоль Франс, конечно, эпикуреец высшего порядка, большой барии и скептический наблюдатель, чувствующий себя как–то выше всей этой жизни; к тому же искуплением от всей этой скверны для него являются отдельные сладостные моменты любования искусством, наслаждение наукой, женской любовью и т. д. Но очень ошибается тот, кто подумает, что настоящей ненависти и презрения так и нет ни капли в романе волнующего сердце насмешливого художника. Нет, не пустая фраза в внезапно охватывающем Франса желании, чтобы не только великий город, но, пожалуй, и весь земной шар разбит был в куски каким–то колоссальным самоубийственным взрывом.2 Если хотите, за эпикурейским смешком Анатоля Франса кроется больше скорби и злобы, чем, быть может, нужно.
Анатоля Франса можно обвинить именно в том, что в этой своей книге он не дает никакого просвета.
Презло издеваясь над монархистами, он в то же время снимает всякие покровы с гнусной компании биржевых и политических воротил плутократии. Он гораздо благосклоннее к социалистам. Правда, он отмечает среди них отвратительных карьеристов, изменников делу рабочих, но в большинстве они описываются у него бегло, представляются людьми честными, протест которых, однако, чрезвычайно слаб и никогда не может повернуть тяжелую колесницу общества на какой–то спасительный путь.
Вот это–то и нехорошо.
Надо сказать, впрочем, что горькая и безнадежная книга «Остров пингвинов» не соответствует полностью настроению и мыслям самого Анатоля Франса. Стоит только прочесть для этого относящиеся приблизительно к этому же времени статьи его, собранные и переведенные на русский язык в книге «К лучшим временам», и вы увидите, что Анатоль Франс вовсе не был таким пессимистом и не потерял надежды на переустройство общества.
Эта надежда не ослабла, а усилилась после войны и во время близкого знакомства Анатоля Франса с коммунизмом. Он смело, при враждебных криках всех «культурных» людей Франции, пошел навстречу коммунизму. Он не выдержал, однако, до конца этой позиции, он стал уже слишком стар и по своим привычкам был более склонен к скептицизму, чем к стойкому положительному миросозерцанию. Он, по–видимому, незадолго до смерти вновь дал себя погрузить в болото мягкой иронии и политического воздержания. Но если это даже так было, это не изменит ничего в том колоссальном факте, что культурнейший из буржуазных писателей проклял буржуазную культуру; проклятие же это в наиболее ядовитом виде и в форме, наиболее беспощадной, безоговорочно высказано именно в улыбающейся, забавной, звучащей золотыми погремушками, как будто полушутливой книге «Остров пингвинов».
С формальной стороны книга эта доставляет громадное художественное наслаждение именно соединением глубины чувства и мысли с изящно порхающим стилем, с высокой, как будто небрежной, грацией, которую вложил Анатоль Франс в волшебные штрихи своего меткого, животворящего пера.
«Остров пингвинов» уже был переведен на русский язык, многие читатели знают его, но он должен занять видное место и в нашем новом издании беллетристических произведений Анатоля Франса. Это — книга, из которой еще многому будет учиться и наша молодежь, между прочим, учиться не только пониманию всех пороков низвергаемого нами мира, но и изумительному мастерству Анатоля Франса, этого расстриги буржуазной культуры.
