Философия, политика, искусство, просвещение

Предисловие [К книге А. Франса «Жизнь Жанны д'Арк»]

Начало XV столетия во Франции было временем чрезвычайно бурным. Шла одна из тех неразборчивых войн, которые характерны для феодализма. Все понемножку воевали против всех. Иностранцы, то есть англичане, которые напирали на Францию, получали самую действительную поддержку от многих феодалов и церковников из коренной Франции. Бесконечное количество интриг, внезапно возникавших конфликтов я просто грабеж отдельных наемных полководцев делали из страны, еще не осознавшей даже своего единства, какую–то кровавую толчею, сопровождавшуюся непрерывным грабежом, обрушивавшимся, главным образом, на крестьян. Страдали, конечно, города. Но на то они и были города, чтобы при помощи гарнизонов и стен, хотя бы в некоторой степени, сопротивляться общему хаосу, перед которым крестьяне были бессильны. Анатоль Франс правильно делает вывод об общих впечатлениях, которые создавались у всех вообще крестьян того времени, живших в провинциях, где бушевала война, в том числе и у маленькой Жанны д'Арк.

«Ей было тогда тринадцать — четырнадцать лет, — пишет Анатоль Франс. — Всюду вокруг нее шла война. Даже игры детей стали военными. Муж ее крестной матери был взят на военную службу. Муж ее кузины Менжетты был убит из бомбарды. Ее ближайшая родня была ограблена, сожжена, скот угнан. Ночью ужас, кошмарные сны — вот что составляло ее детство».1

Само собой разумеется, что у крестьян и крестьянок, в особенности у тех, которые были посмышленее и поактивнее, созревала огромная ненависть по отношению к грабителям, создавалась жажда установить какой–то порядок, какое–то спокойствие. Ждали такого рода помощи от короны, от церкви. Еще шаткий трон и корыстная, часто нечеткая в своей политике церковь были все–таки наиболее симпатичными и возбуждавшими самую большую надежду социальными величинами. Крестьяне были суеверны, запуганы, пассивны. Но среди них распространялись разного рода легенды, поверья, связанные с упованием на лучшие времена. Нет никакого сомнения, что Орлеанская дева, Жанна д'Арк, была человеком по–своему недюжинным. Если вообще крестьянские девушки были благочестивы, суеверны и часто наклонны к фантастике и мистике, то у Жанны д'Арк эти наклонности были сильнее, чем у других. У нее была особенно живая фантазия, может быть, даже наклонность к подлинным галлюцинациям. Она была девушкой выше среднего уровня. В ней можно было разбудить известное честолюбие, вызвать активность, заставить ее действовать во имя какой–то миссии. Конечно, для этого нужно было раздувать в ней соответственную искру, вернее, вызвать в ней такого рода представление о себе, о своем призвании, искусственно развивать его при помощи своеобразного гипноза. Гипотеза Анатоля Франса о том, что за Жанной д'Арк стоит какой–то клерикал, патриотически, королевски и церковно настроенный, который, заметив наклонности Жанны, начал сознательно и искусно толкать ее к ее роли мистического знамени для церковно–королевской партии, не подлежит сомнению. Миссия Жанны д'Арк, вплоть до появления ее при дворе, развертывается чрезвычайно планомерно. Сначала вообще голоса, вообще видения, которые заронили в девочке представление о своей исключительности, затем все большая и большая определенность в смысле политического руководства. Ни в коем случае нельзя представить, чтобы Жанна д'Арк сама придумала всю ту последовательность предписаний и вытекавших отсюда актов, которые руководили ею в жизни. Анатоль Франс не может сказать, кто именно руководил Жанной д'Арк, но это был искусный педагог и политический агитатор, являвшийся совершенно определенным сторонником определенной партии.

Молодая крестьянка была вовлечена таким образом в роль «святой». Суеверное общество довольно определенно представляло себе, что такое святая. Это избранная богом, вдохновляемая его ангелами и посланниками девушка, проявляющая внешним образом всякого рода благочестие, то есть воздержание, молитву, пост и т. д., благодаря силе божьей могущая производить чудеса, в том числе и чудеса политические. Анатоль Франс приводит целый ряд святых жен и мужей, которые выполняли подобную роль. Бывали случаи, когда какой–нибудь «святой» или «святая» были в достаточной мере самостоятельны, поскольку это вообще возможно для политической личности, направление и успех которой определяются общими социальными силами. Но бывали случаи, когда святые мужи и девы представляли собою более или менее пассивное орудие в руках ловких политиков. Такой была и Жанна д'Арк. Она искренне верила в свою миссию, она была честна и чиста, она была очень храбра, она очень следила за благочестием своим и окружающих. Она не имела, конечно, никакого представления ни о широкой политике, вне простой идеи укрепления трона под руководством церкви, ни о военном искусстве. Все время она оставалась знаменем в руках определенной политической партии. Само собой разумеется, она не совершала никаких чудес и даже никаких экстраординарных подвигов. Освобождение Орлеана произошло бы и без нее. Английская осаждающая армия состояла едва из четырех тысяч человек. Гарнизон Орлеана был гораздо многочисленнее. К тому же королевская партия, ведя за собой Жанну д'Арк, проникла в Орлеан с большим количеством продовольствия и дополнительных войск.

Война велась в то время чрезвычайно лениво, дрались неохотно, больше заботились о том, чтобы пограбить жителей, чем серьезно изувечить друг друга. Все же время от времени надобен был какой–нибудь импульс характера религиозного или увлечения военной славой, который внушал бы той или другой стороне немного большую охоту подраться. Сильный орлеанский гарнизон, может быть, еще долго канителился бы перед слабой английской осаждающей армией, если бы при помощи святой девы не был дан некоторый дополнительный толчок, который и привел к победе. Путешествие Жанны д'Арк в Реймс для коронования Карла VII было уже явной политической ошибкой, принадлежавшей уже, конечно, не ей, а тем, кто руководил ею. Вместо того чтобы серьезно продолжать войну, идя в глубь Франции, сделан был пустой марш, по–видимому, имевший своей целью только чисто декоративную церемонию и возможность укрепления в Реймсе наиболее влиятельного епископа, более других руководившего событиями.

После того как Жанна д'Арк сыграла эту довольно умеренную роль в качестве религиозного знамени, несколько поднимавшего настроение тех или других солдатских прослоек и делавшего более популярным Карла VII среди крестьян, она потеряла для патриотов всякий интерес. Так как она была самостоятельна, верила в свою миссию, пыталась вести свою линию, то ее надо было как можно скорее сломить и уничтожить. Вот почему те, которые воспользовались ее услугами, не заступились за нее и легко предали ее в руки англичан. Не только епископ Вове, но и вся французская церковь с вице–инквизитором во главе высказались за необходимость сжечь Жанну д'Арк.

Процесс Жанны д'Арк чрезвычайно интересен. Крайняя степень недобросовестности связана в нем с необыкновенной юридической тщательностью. Над Жанной д'Арк много возились и в конце концов с чисто средневековой логикой установили ее инспирацию дьяволом. И хотя она потом во всем покаялась, и покаялась целиком, но результатом было только допущение ее к причастию. И затем все–таки сожжение на костре.

По мере того как в дальнейшем рос французский патриотизм, то есть в сознании буржуазии в особенности крепло чувство единства королевской Франции (а позднее республики), Жанна д'Арк в качестве мученицы за родину стала приобретать все большее и большее значение. В течение долгого времени Рим старался сохранить равнодушие к этому невероятному положению вещей. Старшая дочь католической церкви, Франция, в том числе и значительное количество духовенства, не только чтили Жанну д'Арк, но и всемерно официально раздували ее значение. Старались преувеличить легенду о ней; сделать из этой легенды один из факторов патриотического чувства. Вместе с тем та же Жанна д'Арк была ведьмой, сожженной на костре вследствие законного процесса. В 1900 году католическая церковь пошла на уступки и внезапно превратила Жанну д'Арк из ведьмы в святую.2

Все вместе получило характер острой, жалостной и смешной трагикомедии.

Как нельзя резче выступили все черты подлой классовой политики.

Бедную девушку в свое время вовлекли в чуждое ей дело политической интриги, использовали и погубили ее, а затем, после смерти, вновь провозгласили ее славой ее страны. И все это без всякого отношения к подлинной ее личности, без всякого внимания к ее интересам, когда она была жива, и к правдивой повести ее жизни после ее смерти.

Огромное количество официальной лжи нагромождено было и государством, и церковью, и буржуазным общественным мнением над этим небольшим, но действительно показательным фактом.

События 1900 года были до такой степени циничными, что толкнули Анатоля Франса на то, чтобы создать серьезное историческое исследование, которое правдиво и художественно восстановило бы, насколько это возможно, подлинную историю Жанны д'Арк.

Анатоль Франс подошел к своей задаче, прежде всего, с необыкновенной честностью. Он старался быть до конца объективным, считаться с каждым документом, он старался воспроизвести истину полностью. При этом, как великий художник, он сумел одновременно преследовать две цели. С одной стороны, воссоздать время Жанны д'Арк, посмотреть на нее, ее среду, дело ее жизни сквозь призму тогдашнего суеверия, показать, как тогда относились люди разных слоев к интересующим его событиям; с другой стороны, он разрушил не только тогдашние, но и нынешние элементы легенды и сумел рядом с воссозданием действительности, как она рисовалась современникам, воссоздать действительность, какою она должна явиться нам. Давши образчик необыкновенно проникновенного исторического исследования, в котором острый скептицизм не мешает несколько иронической нежности по отношению к несчастной героине, Анатоль Франс вместе с тем создал шедевр стиля, так как многие страницы его книги представляют собой настоящий перл художественной тонкости, обаятельного проникновения в глубь эпохи и увлекательной живости изложения. Жанна д'Арк была несколько раз предметом больших увлечений отдельных крупных писателей. Вольтер написал свою знаменитую «Пюсель»3 в духе тогдашнего Просвещения. Для Вольтера Жанна д'Арк, несмотря на то что она не была еще признана церковью, была прежде всего поповским измышлением, неприятным порождением средневековой мракобесной легенды. Он пустил в ход против этой сказки свой обычный метод — смех. Нельзя сказать, чтобы он относился с особенной антипатией к Жанне д'Арк, ко он просто выдумал с начала до конца свой персонаж, сделав из Жанны д'Арк здоровую, очень развратную девицу, которая предавалась всеми способами любви со всеми полководцами и солдатами встречаемых ею армий и послужила потом самым неожиданным образом для основания вздорной и лицемерной католической легенды. Из своей повести он создал нечто в высшей степени гривуазное и легковесное, лишенное, во всяком случае, всякой исторической ценности.

На сравнительно небольшом расстоянии от Вольтера Жанной д'Арк занялся Шиллер.4 К этому времени патриотические чувства, в особенности распаленные революцией, выступали уже очень ярко на первый план. Идеалист Шиллер увидел в Жанне д'Арк, прелюде всего, героя в собственном смысле этого слова. Герой для Шиллера — это человек, озаренный некоторым высшим светом. Высокое призвание выделяет его из числа обыкновенных людей. Оно накладывает на него жесткие требования. Молодая хрупкая девушка, наивная крестьянка превращается силой патриотического вдохновения в гениального полководца, в высокое существо, напоминающее архангела.

Но Шиллер не хотел писать простую поэму, славословящую героиню. Он хотел создать трагедию и изобрести для Орлеанской девы вину, которая оправдала бы ее крушение и се костер. Не в том, конечно, дело, чтобы Шиллер без негодования относился к подлым общественным силам, загубившим бедную девушку, но Жанна д'Арк оказалась попавшей в плен и оказалась бессильной перед своими врагами, оказалась покинутой своим вдохновением потому, что в ней выступила девушка с человеческой потребностью индивидуальной любви, и тем самым она снизилась с высоты своего героизма. В этом ее трагическая вина.

Такую искусственную, хотя и своеобразно красивую, чисто романтическую драму создал Шиллер, конечно, вне всякой связи с исторической действительностью.

Недавно другой крупный писатель, а именно Бернард Шоу, занялся этим же сюжетом.5

Бернард Шоу, иронист и парадоксалист, преследовал в своей пьесе несколько целей. Между прочим, он хотел показать жестокость и политическую беззастенчивость англичан, которых он изображает красками современного империализма. Рядом с этим и, быть может, для того, чтобы ущемить как можно более своих единоплеменников, он дает довольно благоприятное суждение о церкви, осудившей Жанну д'Арк. Здесь он напирает на субъективную добросовестность судей, на большую тщательность их юридических методов. Реабилитация епископа Кошона — что может быть пикантнее для Бернарда Шоу, который очень любит изображать белое черным и наоборот. Но центральной идеей у Шоу является особая трактовка самой Жанны д'Арк, Жанна д'Арк для него непосредственный гений. Он верит или хочет верить в то, что Жанна д'Арк — это гениальная натура. Конечно, она может совершать ошибки, конечно, она может говорить наивности, но, прежде всего, она переворачивает вверх дном и сбивает с толку всех хитроумных дипломатов двора и церкви. У нее есть свое христианское представление о жизненной правде, о благочестии, о военной доблести и т. д. Вот почему она страшно неудобна. С одной стороны, ею хотят воспользоваться так, как это было в истории, в качестве удобного знамени, с другой стороны, она не складывается так, как ей велят. Она хочет вести свою собственную политику, она верит в себя, она берет себя всерьез. Возможно, что так и было. Однако, конечно, является явным преувеличением с исторической точки зрения считать Жанну д'Арк гениальной. Она была простой и очень необразованной девушкой, неглупой, но не особо выдающейся, с неважной памятью, как это видно из ее процесса, со сбивчивыми речами, без всякой тени какого бы то ни было политического или военного таланта. Настоящая трагедия Жанны д'Арк может быть прекрасно выражена словами Гёте: «Du, armes Kind, was hat man dir getan!» («Бедное дитя, что с тобой сделали!»)6

Нельзя, однако, отрицать право художника возвышать свой сюжет. Худо только то, что пьеса Шоу написана длинно, испещрена странными эпизодами и сильно испорчена последним актом. Направление последнего акта могло бы быть симпатичным. Шоу хочет возможно безудержнее поиздеваться над католической церковью нового времени, той, которая реабилитировала Жанну д'Арк как святую, но сделано это неуклюже, при помощи всяких снов и видений, которые вносят большую путаницу в пьесу.

Очень может быть, что эпизод с Жанной д'Арк послужит еще основанием для эпических и драматических произведений, но, вероятно, к нему подойдут теперь без излишней романтики.

Сюжет же замечательный, ибо редко где беззастенчивость, цинизм господствующих классов выразился с такою беспардонной чистотою линии.

Анатоль Франс подошел к подлинной истине так близко, как только возможно. Настоящая правда о Жанне д'Арк — это то, что заключено в его спокойных на вид, но внутренне взволнованных двух томах. И недаром, рассказав историю о том, как эгоистичные, беспринципные правящие политики различных партий втянули в политическую интригу, а затем погубили наивную и славную крестьянскую девушку, Анатоль Франс бросает на страницах своего предисловия, уверенно и с удовольствием, предостережение о скором наступлении новых войн и новых революций, в которых пролетариат произведет наконец столь долгожданный суд над всей социальной неправдой, выражающейся сейчас в иных формах, чем в начале XV века, но еще более циничной и нестерпимой.7


  1.  Вольный перевод Луначарского ср. А. Франс, Полн. собр. соч., т. XIV, стр. 107).
  2.  В 1909 году Жанна д'Арк была причислена к лику блаженных, а в 1920 году — канонизирована.
  3.  Поэму «Орлеанская девственница» («Pucelle d'Orlean», 1757).
  4.  Имеется в виду трагедия Ф. Шиллера «Орлеанская дева» (1801).
  5.  Луначарский говорит о пьесе Б. Шоу «Святая Иоанна» (1923).
  6.  Из стихотворения Гёте «Миньона» («Ты знаешь край…»).
  7.  В предисловии к первому изданию «Жизни Жанны д'Арк» (1908) Франс писал:

    «Нации не смогут без конца переносить столь тяжелый для них вооруженный мир. Мы видим, как с каждым днем все крепче и крепче организуется всемирная солидарность труда.

    Я верю в будущее единение народов и призываю его с той пламенной любовью к человеческому роду… которая, будучи погашена в течение стольких веков европейского варварства, снова зажглась в благороднейших сердцах нынешнего века… Ужасная торговая и промышленная конкуренция, растущая вокруг нас, дает… предчувствие близких конфликтов, и ничто не доказывает нам, что Франция в один прекрасный день не проснется в окружении всеобщей европейской или мировой революции»

    (А. Франс, Полн. собр. соч., т. XIV, стр. 74).

Предисловие
Впервые опубликовано:
Публикуется по редакции

Автор:



Источник:

Запись в библиографии № 2998:

Предисловие. — Франс А. Полн. собр. соч. Т. 14. Жизнь Жанны д’Арк. Кн. 1. М.—Л., 1928 с. 7–13.

  • То же. — Луначарский А. В. Собр. соч. Т. 5. М., 1965, с. 613–619.

Поделиться статьёй с друзьями: