Ортодоксальные экзегеты приняли за чистую монету благочестивые подделки позднейших демократов и священников. Да это было и на руку им. Религия иудеев вышла по их мнению готовой из рук Божиих и через посредство Моисея в законченном виде была дана народу еврейскому. Мало того, она сама была лишь возобновлением от самого Адама идущей градации монотеизма.
На деле ничего подобного. То, что называется «Пятикнижием», было создано пророками и их сторонниками и закреплено (не без искажения) священниками времен Неемии и позднейших эпох. Первой книгой закона была та книга, которая носит теперь противоречащее истине название Второзакония, основная же законодательная часть была истинным «Второзаконием» на большую половину.
Иудейская религиозность развивалась шаг за шагом, и история её развития крайне интересна.
Мы уже говорили в предыдущей главе о возникновении Иеговы, оно несколько темно. Несомненно лишь то, что иудеи сначала были пандемонистами, что они верили в таинственный мир духов, то сливавшихся в одно море, то разбивавшихся на мимолетные и неясноочерченные волны индивидуальностей. Так как каждое замечательное чем–нибудь место имело своего бога (Эль), то естественно мрачная и величавая гора Синая с её вершиной, окутанной облаками, иногда гремящей и бросающей молнии — считалась местопребыванием великого Эль или Элогим (множественное число), которого обитавшее там маленькое, но энергичное племя Кеннитов называло не то Ягу не то Яве. Имя это было также неопределенно, как и лик Элогим (духовной стихии; славянское слово божество отчасти передает своим средним родом это понятие).
Этого–то гремящего Яве сделали свидетелем и хранителем своего договора двенадцать родственных племен, слившихся в народ. Произошло совершенно то же, что мы видим в Риме, где слияние племени Марса с племенем Квирина ознаменовалось возвышением бога клятв, бога, сидящего вверху, на горах, все видящего оттуда и преступников поражающего молнией — Юпитера.
Весьма возможно, что сознание своего единства и с тем вместе и признание Яве за бога образовавшейся маленькой национальности, совпало с борьбой племен за освобождение от египетской зависимости. Возможно, что гениальный вождь — Моисей и его племя — левиты особенно много поработали над этим слиянием и были особенными приверженцами нового бога, бога единства.
Но старые племенные и родовые божества — телец, змий, явные тотемы, (т. е. так сказать геральдические обозначения племен, ставшие божествами–покровителями этих племен), тэрожимы, нечто вроде римских пенатов, соперничали долго с Иеговой. Жрецы — гадальщики со своим гадальным инструментом Урримом–Туммимом, и идольчики — Эфоды, — все это делило почитание народа с Иеговой. Победы Иеговы были победами чувства единства над сепаратизмом. Но это чувство побеждает в опасностях, во время военной грозы. Вот почему судьи, военачальники, собиравшие военные силы всего племени, для отражения сильного врага, эти диктаторы еврейские — были всегда сторонниками Иеговы.
Во время длинных войн, которые возникли вследствие желания кочевого до тех пор народа овладеть землей и городами хананеян, престиж Иеговы сильно поднялся. Его священные войны «малехамот» были победоносны. Он оказался воистину Саваофом — т. е. богом воинств. Он был не только Юпитер, но и Арес иудеев.
Завоевание земли не положило однако предела кровопролитию. Разрозненные племена, собиравшиеся только вокруг диктаторов, почувствовали надобность в более прочном единстве, они захотели позаимствовать у оседлых соседей институт царей.
Тут начинаются противоречия. Самуил, убежденный и гениальный иеговист, т. е. националист, сам дает народу в цари юношу Саула. В то же время он, по позднейшему впрочем преданию, конечно, громит царскую власть и рисует народу все бедствия, которые она с собой принесет.
Сознавала ли себя уже тогда иеговистская партия не только национальной, но и демократической? Или сатира Самуила на царя, как источник несправедливостей и насилий, возникла много позднее? Во всяком случае разрыв между национализмом иеговистическим и национализмом царским скоро воспоследовал.
Иначе не могло и быть. Цари должны были заботиться о постоянном войске, следовательно взимать налоги. Они окружали себя аристократией, ради своей алчности и пышности приближенных они грабили народ. Культурность же их обстановки и необходимые политические союзы и политические браки приводили к проникновению чужеземных, натуралистических божеств.
Иеговисты протестуют против вторжения новых нравов, разрушительных для старой индивидуалистической демократии. Чужеземный культ и хищение сильных легко и естественно слились в их представлении. То и другое были элементы торгово–промышленной и военно–государственной культуры.
При царе Давиде взятие Иерусалима и другие военные удачи с одной стороны, и благоговение к Иегове со стороны этого одновременно сентиментального и жестокого, восторженного и кровожадного царька — с другой, скрывали еще пропасть классовой борьбы.
Светский и языческий характер государства окончательно выступил при Соломоне. Его сотни жен, дворцы и сады, войска, колесницы, корабли, торговля и колонии, пышность и даже зачатки светской чувственной поэзии, естествознания и светской моральной философии, с другой стороны открытый культ Астарте. — приводили в негодование консервативных национал–демократов иеговистов. Но они вынуждены были молчать при нем.
После его смерти классовая борьба разгорелась пожаром.
