Владимир Ильич и народное просвещение

От зоркого глаза великого вождя не могла, конечно, ни в каком случае укрыться проблема просвещения в связи с проблемами революции. Очень распространена версия о том, что как раз в отношении народного просвещения Коммунистическая партия, достигнув власти, не сделала того, что должна была сделать. Тут я с самого начала говорю именно о Коммунистической партии, а не о Наркомпросе.

Не место в этой статье обсуждать вопрос о том, насколько на высоте задачи оказались те товарищи, котором поручено было непосредственное ведение этого важнейшего дела. Во всяком случае, люди эти могут со всей искренностью сказать, что всемерно боролись за максимум внимания и средств третьему фронту. В самом Наркомпросе очень часто у нас возникали горькие чувства после разных неудач наших в борьбе за бюджет и т. п. Из этого не следует, конечно, чтобы я считал ошибочной всю эту сторону политики РКП. Наоборот, я прекрасно сознаю, что скудость средств, отпускавшихся на народное образование, в общем и целом была, разумеется, полностью оправдана еще большей остротою других нужд государства при крайней стесненности средств вообще.

Владимир Ильич, как видно будет из последующего, остро и ясно сознавал абсолютную первоклассность и первозначительность вопросов народного образования. Нечего и говорить, что влияние его было достаточно могучим, чтобы эти воззрения его нашли полностью отражение в политике советской власти. И если, несмотря на такие симпатии Владимира Ильича, третий фронт все таки у нас снабжался до чрезвычайности скудно и сейчас еще бьется в сетях нужды, то, очевидно, ничьей вины здесь пет.

Однако из того факта, что сам Владимир Ильич был в некоторой степени бессилен сколько нибудь удовлетворительно разрешить проблему, казавшуюся ему самому чрезвычайно настоятельной, не следует, чтобы она была неразрешима или хотя бы чтобы она не могла разрешаться все лучше и лучше с каждым годом. И дело, конечно, здесь не только в средствах, но и в правильном направлении их. Владимир Ильич необычайно был чуток в этом отношении, и нельзя не отметить того факта, что многие из его весьма многозначительных указаний и принципов еще не проведены в жизнь не только по отсутствию средств, но, может быть, и по отсутствию отчетливого представления о взаимоотношениях отдельных органов народного образования. Во всяком случае, перечитать лишний раз все, что в этом отношении написано Владимиром Ильичем, и продумать является до чрезвычайности целесообразным. Эту задачу я хочу выполнить в настоящей небольшой статье, указывая вместе с тем, что почти все ценнейшее, что Владимир Ильич за годы революции высказал или писал по этому поводу, собрано в изданной издательством «Красная новь» книге «Социалистическая революция и задачи просвещения».

На первом съезде по народному образованию, имевшем место 22 августа 1918 г., Владимиром Ильичем сказана была знаменательная фраза, бьющая гораздо дальше, чем обычные в наших коммунистических устах утверждения, касающиеся роли школы в обществе. «Необходимо приложить все силы, энергию и знания, — сказал Владимир Ильич, — чтобы возможно скорее возвести здание нашей будущей трудовой школы, которая одна лишь сумеет оградить нас в будущем от всяких мировых столкновений и боен, подобных той, что продолжается уже пятый год».¹

Пусть никто не подумает, что это было оговоркой со стороны Владимира Ильича, что это было увлечение, что это случайно «сказанулось» в специальной среде, которой окружен был на съезде Владимир Ильич. Все, кто знал покойного вождя, знают и то, что таких случайностей у него не бывало. Конечно, Владимир Ильич далек был от мысли, что школьные реформы решают социальные вопросы, но в словах этих звучит уверенность, что, после того как рабочий класс в тех или других странах придет к победе, обеспечить себя от рецидивов он может прежде всего созданием соответствующей его идеалам школы.

В марте 1919 г. была принята партийная программа с определенным отделом по народному образованию. Отдел этот был написан самим Владимиром Ильичем, и я считаю необходимым напомнить здесь некоторые его положения.

«В области народного просвещения, — говорит программа, — РКП ставит своей задачей довести до конца начатое с Октябрьской революции 1917 г. дело превращения школы из орудия классового господства буржуазии в орудие полного уничтожения деления общества на классы, в орудие коммунистического перерождения общества.

В период диктатуры пролетариата, т. е. в период подготовки условий, делающих возможным полное осуществление коммунизма, школа должна быть не только проводником принципов коммунизма вообще, но и проводником идейного, организационного, воспитательного влияния пролетариата на полупролетарские и непролетарские слои трудящихся масс в целях воспитания поколения, способного окончательно установить коммунизм».²

Таковы общие принципы школьной политики советской власти. Выразить их яснее и точнее невозможно. Здесь наше незыблемое общественно–педагогическое кредо.

Программа в последующих пунктах очень богата довольно конкретными указаниями, которыми руководился Наркомпрос и которые часто выводили его из затруднения.

Перечитывая теперь эту писанную Владимиром Ильчем программу, натолкнулся я, между прочим, и на один пункт, имеющий отношение к искусству. Выделяю этот пункт потому, что в последнее время в партийных кругах было очень много споров по поводу взаимоотношений новой и старой культуры, причем очень значительные круги становились на точку зрения полного или почти полного отрицания старого искусства как выросшего на почве эксплуатации. Так вот что говорит по этому поводу десятый пункт программы Владимира Ильича: «Равным образом необходимо открыть и сделать доступными для трудящихся все сокровища искусства, созданные на основе эксплуатации их труда и находившиеся до сих пор в исключительном распоряжении эксплуататоров».³

Классовая линия проведена здесь со всей резкостью. Устанавливается (даже со словом «исключительном», что, может быть, не совсем справедливо в деталях), что искусство до сих пор служило эксплуататорам. Устанавливается и то, что «сокровища» искусства созданы на основе эксплуатации труда, и тем не менее вставляется в программу РКП — сделать эти сокровища искусства доступными для трудящихся. Можно написать превосходную книгу о роли искусства в революции, комментируя исключительно эту необычайно яркую и глубокую формулировку.

Моментом, когда Владимир Ильич особенно пристально подошел к вопросам народного образования, было партийное совещание после VIII съезда РКП в декабре 1920 г. Это совещание продолжалось пять дней, 160 человек приняли в нем участие. Одним из его результатов, и даже главным, был переход от девятилетней школы к семилетней. Признано, что общим порядком должен быть переход 15–летних подростков и девочек к профессиональному образованию.

На самом совещании высказывалось множество принципиальных соображений, пытавшихся потрясти одну из основ нашей школьной программы, а именно Марксом еще одобренное стремление к политехническому трудовому образованию для подростков и юношей до 17 лет. Центральный Комитет в особом постановлении, принятом по поводу этого партийного совещания, признал возможным такое понижение возраста, но исключительно как временное и вызванное тяжелым положением республики.

В статье, которую опубликовал по этому поводу Владимир Ильич, он писал: «Общие рассуждения с потугами «обосновать» подобное понижение представляют из себя сплошной вздор. Довольно игры в общие рассуждения и якобы теоретизирование! Весь центр тяжести работы должен быть перенесен в дело «учета и проверки практического опыта», в дело «систематического использования указаний этого опыта».⁴ Вся статья эта содержит множество директив, определяющих, как именно поставить как можно более практично дело продвижения народного образования.

Владимир Ильич очень боялся, чтобы за общими рассуждениями мы не проглядели фактов, даваемых самой жизнью. В речи комсомолу, сказанной 2 октября 1920 г., мы встречаем еще более ценное содержание. Вскользь я уже упомянул о том, как сама программа разрешила вопрос о непрерывности культуры, несмотря на классовый ее характер в отношении искусства. То же самое — а для нас еще более важное — устанавливалось в упомянутой мною речи Владимира Ильича по отношению к культуре вообще. Он говорил комсомольцам: «Мы можем строить коммунизм только из той суммы знаний, организаций и учреждений, при том запасе человеческих сил и средств, которые остались нам от старого общества. Только преобразуя коренным образом дело учения, организацию и воспитание молодежи, мы сможем достигнуть того, чтобы результатом усилий молодого поколения было бы создание общества, не похожего на старое, т. е. коммунистического общества».⁵

До чрезвычайности опасался Владимир Ильич, чтобы, оторвавшись от векового пласта человеческой культуры, ограничив себя только рамками чисто коммунистических ценностей, молодежь наша не оказалась попросту невежественной и непригодной к жизни. «Еще более опасным было бы, — говорит он ей, — если бы мы начали усваивать только коммунистические лозунги. Если бы мы вовремя эту опасность не поняли и если бы мы всю нашу работу не направили на то, чтобы эту опасность устранить, тогда наличие полумиллиона или миллиона людей, молодых юношей и девушек, которые после такого обучения коммунизму будут называть себя коммунистами, принесло бы только великий ущерб для дела коммунизма»⁶ И далее: «…вы сделали бы огромную ошибку, если бы попробовали сделать тот вывод, что можно стать коммунистом, не усвоив того, что накоплено человеческим знанием… не усвоив себе той суммы знаний, последствием которых является сам коммунизм».⁷

И Владимир Ильич дает великолепный пример этому своему пониманию взаимоотношений старой и новой культуры: «И если бы вы выдвинули такой вопрос: почему учение Маркса могло овладеть миллионами и десятками миллионов сердец самого революционного класса — вы сможете получить один ответ: это произошло потому, что Маркс опирался на прочный фундамент человеческих знаний, завоеванных при капитализме; изучивши законы развития человеческого общества, Маркс понял неизбежность развития капитализма, ведущего к коммунизму, и, главное, он доказал это только на основании самого точного, самого детального, самого глубокого изучения этого капиталистического общества, при помощи полного усвоения всего того, что дала прежняя наука. Все то, что было создано человеческим обществом, он переработал критически, ни одного пункта не оставив без внимания».⁸

И прямо переходя к вопросам пролетарской культуры, он продолжает: «Это надо иметь в виду, когда мы, например, ведем разговоры о пролетарской культуре. Без ясного понимания того, что только точным знанием культуры, созданной всем развитием человечества, только переработкой ее можно строить пролетарскую культуру — без такого понимания нам этой задачи не разрешить. Пролетарская культура не является выскочившей неизвестно откуда, не является выдумкой людей, которые называют себя специалистами по пролетарской культуре. Это все сплошной вздор. Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, которые человечество выработало под гнетом капиталистического общества, помещичьего общества, чиновничьего общества».⁹

Нельзя не отметить также богатство идеи Владимира Ильича (которой он коснулся, к сожалению, вскользь), что на место муштры, которая проводилась в буржуазном обществе, мы ставим сознательную дисциплину. Опять таки — тема для целого большого исследования. В сущности говоря, в этом корень так называемой моральной проблемы, которая в последнее время так многих интересует и которая имеет самое непосредственное отношение к вопросам образования и воспитания. Буржуазная мораль представляет собою смесь отвратительной муштры и разнузданного индивидуализма; одно естественно дополняет другое. В нашем обществе и уже в нашей школе не должно быть муштры, но это не ради анархо–индивидуализма, не ради распыления под предлогом «свободы», а ради несравненно более прочных, чем все вырабатывающееся муштрой, основ сознательной дисциплины. Какова должна быть форма этой дисциплины? В чем должна выражаться ее санкция? Как воспитать индивид таким образом, чтобы дисциплина эта не была внешним давлением, а внутренним побуждением? Где граница этой дисциплины и где начинается абсолютно свободное самоутверждение личности? Вот проблемы нашей морали, если это случайное слово «мораль» можно употребить для обозначения науки и практики строительства жизни.

Владимир Ильич был самым искренним сторонником трудовой школы. В той же речи он говорил: «…постараюсь ответить и на вопрос, как этому нужно учиться: только связывая каждый шаг деятельности в школе, каждый шаг воспитания, образования и учения неразрывно с борьбой всех трудящихся против эксплуататоров».¹⁰

«Мы хотим Россию из страны нищей и убогой превратить в страну богатую. И нужно, чтобы Коммунистический союз молодежи свое образование, свое учение и свое воспитание соединил с трудом рабочих и крестьян, чтобы он не запирался в свои школы и не ограничивался лишь чтением коммунистических книг и брошюр».¹¹ «…Должно все задачи своего учения ставить так, чтобы каждый день в любой деревне, в любом городе молодежь решала практически ту или иную задачу общего труда, пускай самую маленькую, пускай самую простую».¹²

Замечательная речь эта кончилась необыкновенно бодрым финалом. «Мы — нищие люди и некультурные люди, — говорил комсомольцам Владимир Ильич. — Не беда. Было бы сознание того, что надо учиться. Была бы охота учиться. Было бы ясное понимание того, что рабочему и крестьянину ученее нужно теперь не для принесения «пользы» и прибыли помещикам и капиталистам, а чтобы улучшить свою жизнь.

А это все у нас есть. И поэтому учиться мы будем и научимся».¹³

С необычайной ясностью мыслит Владимир Ильич относительно другой проблемы, проблемы взаимоотношений революции с педагогами.

В речи на съезде политпросветов 3 ноября 1920 г. Владимир Ильич говорил: «…особенно ярко встает задача сочетать партийное руководство и подчинить себе, пропитать своим духом, зажечь огнем своей инициативы этот громадный аппарат — полумиллионную армию преподавательского персонала, которая состоит сейчас на службе у рабочего… Это возможно, только овладев всей суммой знаний, которую унаследовали учителя от буржуазии. Все технические завоевания коммунизма были бы без этого невозможными, и была бы пуста всякая мечта об этом». И далее: «Каждый агитатор и пропагандист нам необходим… его задача — руководить сотнями тысяч преподавательского персонала, заинтересовать их, побороть старые буржуазные предрассудки, привлечь их к тому, что мы делаем, заразить их сознанием непомерности нашей работы…»¹⁴

Владимир Ильич прекрасно сознавал огромные трудности культурной проблемы. В этой же речи он сказал: «Наша задача — побороть все сопротивление капиталистов, не только военное и политическое, но и идейное, самое глубокое и самое мощное».¹⁵

Победить культурное сопротивление старого мира одним коммунистам, как таковым, не под силу. Для этой цели коммунизм, его партия, передовые слои пролетариата должны стараться сгруппировать вокруг себя возможно большее количество союзников. На XI съезде РКП 27 марта 1922 г. Владимир Ильич говорил: «Построить коммунистическое общество руками коммунистов, это — ребячья, совершенно ребячья идея. Коммунисты — это капля в море, капля в народном море. Они только в том случае сумеют повести народ по своему пути, если правильно определят путь не только в смысле всемирного исторического направления».¹⁶

Соответственные выводы сделал Владимир Ильич и для Наркомпроса. В статье «О работе Наркомпроса» он уже говорил: «Успех работы коммуниста, действующего в области (и в учреждениях) народного просвещения, должен измеряться в первую голову тем, как поставлено это дело привлечения спецов, уменье найти их, уменье использовать их, уменье осуществить сотрудничество спеца–педагога и коммуниста–руководителя… Руководитель–коммунист тем и только тем должен доказать свое право на руководство, что он находит себе многих, все больше и больше, помощников из педагогов–практиков, что он умеет им помочь работать, их выдвинуть, их опыт показать и учесть».¹⁷

С огромной любовью относился Владимир Ильич к народному учителю. Это был для него высокоположительный социальный тип. Это был для него один из главных помощников Коммунистической партии. Все помнят, конечно, его знаменитую статью «Странички из дневника» от 2 января 1923 г., написанную между двумя болезнями и ставшую как бы завещанием Владимира Ильича. Несмотря на то что она в памяти у всех, я не могу не привести здесь еще и еще некоторых из его золотых строк: «Народный учитель должен у нас быть поставлен на такую высоту, на которой он никогда не стоял и не стоит и не может стоять в буржуазном обществе. Это — истина, не требующая доказательств. К этому положению дел мы должны идти систематической, неуклонной, настойчивой работой и над его духовным подъемом, и над его всесторонней подготовкой к его действительно высокому званию и, главное, главное и главное — над поднятием его материального положения».¹⁸

«Работа, которая ведется теперь в области народного образования, вообще говоря, не может быть названа слишком узкой. Делается очень немало для того, чтобы сдвинуть с места старое учительство, чтобы привлечь его к новым задачам, заинтересовать его новой постановкой вопросов педагогики, заинтересовать в таких вопросах, как вопрос религиозный.

Но мы не делаем главного. Мы не заботимся или далеко не достаточно заботимся о том, чтобы поставить народного учителя на ту высоту, без которой и речи быть не может ни о какой культуре… У нас делается еще слишком мало, безмерно мало для того, чтобы передвинуть весь наш государственный бюджет в сторону удовлетворения в первую голову потребностей первоначального народного образования».¹⁹

На VIII съезде партии я лично был председателем крестьянской секции. Я набросал проект резолюции, касавшейся культурной работы в деревне. Остальные резолюции, насколько я помню, были составлены Владимиром Ильичем с товарищами из Наркомзема.

Мою резолюцию Владимир Ильич, вызвав меня специально в кабинет, прочитал самым внимательным образом и потом начал вместе со мною перерабатывать ее. Основную идею о том, что культурная работа в деревне должна идти путем слияния и переплета трех основных линий — общеобразовательной, политической и сельскохозяйственной, что они будут сильны, именно опираясь одна на другую, Владимир Ильич полностью одобрил. Это была, конечно, и его идея. В дальнейшем резолюция была им настолько переработана, что я, конечно, должен отказаться всячески от авторского права и считать эту резолюцию целиком выражением не только воли РКП, как она вылилась на VIII съезде, но и мыслей ее вождя.

Думаю, что в настоящее время, когда мы вновь с особой энергией говорим о смычке с деревней, о культурном шефстве над нею, уместно напомнить некоторые положения этой программы: «Общее образование — школьное и внешкольное (включая сюда и художественное: театры, концерты, кинематографы, выставки, картины и пр.), стремясь не только пролить свет разнообразных знаний в темную деревню, но, главным образом, способствовать выработке самосознания и ясного миросозерцания, — должно тесно примыкать к коммунистической пропаганде. Нот таких форм науки и искусства, которые не были бы связаны с великими идеями коммунизма и бесконечно разнообразной работой по созиданию коммунистического хозяйства…

Не должно быть школ, курсов и какой бы то ни было организации просветительной работы в деревне, которая не стремилась бы, согласно принципу соединенного обучения с производительным трудом, быть в то же время организацией образцового сельского хозяйства, полного или частичного».²⁰

Как известно, Владимир Ильич был поборником, можно сказать до конца дней своих, особого внимания к ликвидации неграмотности. Об этом он в острой и иронической форме говорил 17 октября 1921 г. на II съезде политпросветов: «…уже то обстоятельство, что пришлось создать чрезвычайную комиссию по ликвидации безграмотности, доказывает, что мы — люди (как бы это выразиться помягче?) вроде того, как бы полудикие, потому что в стране, где не полудикие люди, там стыдно было бы создавать чрезвычайную комиссию по ликвидации безграмотности, — там в школах ликвидируют безграмотность».²¹

С огромным вниманием относился Владимир Ильич к борьбе с неграмотностью и к тем подсобным учреждениям (избы–читальни, библиотеки, чтения для неграмотных), которые являются помощниками или довершителями дела ликпунктов.

В настоящей статье я далеко не исчерпал всего того, что содержится в книжке, изданной «Красной новью», и того, что содержится в различных резолюциях, программах и решениях ЦК, предложенных Владимиром Ильичем, но мне кажется, что из сделанного обзора видно, как много охватил его мощный ум в этой области. И Наркомпрос, идя по путям, намеченным Владимиром Ильичем, всегда должен помнить, что великий вождь коммунизма был вместе с тем самым мощным основоположителем советской педагогики.

1924 г.

В педагогической лениниане настоящая статья занимает особое место. Высоко ценя вклад В. И. Ленина в развитие различных областей знания, Луначарский первый обратился к анализу ленинского наследия в области воспитания и образования, первый показал, «как много охватил его мощный ум в этой области». Луначарский настойчиво рекомендовал педагогам прочитать и продумать «все, что в этом отношении написано Владимиром Ильичем», «всегда помнить, что великий вождь коммунизма был вместе с тем самым мощным основоположителем советской педагогики».

Написанная вскоре после смерти В. И. Ленина, статья, по словам Луначарского, «представляет собой попытку, с тех пор неоднократно повторенную другими, суммировать взгляды Ленина на просвещение, сопоставляя главным образом подлинные цитаты из его произведений» (А. В. Луначарский. Ленин и просвещение. М., 1924, с. 5).

Основным материалом для статьи послужил выпущенный в 1923 г. издательством «Красная новь» первый сборник произведений В. И. Ленина о народном образовании и воспитании — «Социалистическая революция и задачи просвещения». В этот сборник вошли ленинские работы, написанные преимущественно в 1917–1922 гг. (среди них: «Директивы ЦК коммунистам — работникам Наркомпроса», «Странички из дневника», «Лучше меньше, да лучше», выступления на съездах работников просвещения, речь на III съезде РКСМ и др.).

Анализируя некоторые из этих работ, Луначарский в первую очередь подчеркнул «общие принципы школьной политики советской власти», изложенные В. И. Лениным в программе РКП (б), — «наше незыблемое общественно–педагогическое кредо», ленинскую оценку классовой сущности воспитания и образования. В центре его внимания — ленинские идеи о преемственности культуры и классовой сущности морали, о значении трудовой школы, «золотые строки» В. И. Ленина о роли учителя, конкретные указания вождя по организации социалистического просвещения.

Анализу и пропаганде ленинского педагогического наследия Луначарский посвятил много статей и выступлений. Часть из них собрана В. Д. Зельдовичем в сборнике «А. В. Луначарский. Ленин и народное образование». М., 1960. Две работы, посвященные ленинской теме в педагогике (помимо комментируемой статьи), представлены в настоящей книге: «Ленин и молодежь» (во втором разделе, с. 246–264), «Заветы Ильича и художественное образование» (раздел третий, с. 396–411).