Введение
В «Записках сумасшедшего» Гоголя спятивший чиновник Поприщин утверждает, что «луну делают в Гамбурге». Поприщин все же был ближе к истине, чем государственные деятели и публицисты Лиги наций, которые утверждают, что «всеобщий мир делают в Женеве».
Возня вокруг мира, которая происходит в Женеве, в особенности в так называемой «Подготовительной» комиссии к международной конференции по разоружению, забавна и очень сложна. Работают там хитрые люди, и хитро работают. Но можно в очень простых словах и самым общепонятным образом разъяснить ту шарлатанную политику, которая имеет там место. Такое разъяснение является целью настоящей брошюры.
Легенда о последней войне и Версальская паутина
Когда буржуазия ввергла почти весь мир в ужасную войну в августе 1914 г., то сейчас же была изобретена, потом всячески развиваемая и распространяемая легенда о том, что эта война — последняя война, что будут вырваны зубы и когти у германского империализма и тогда наступит, по христианскому песнопению, «в человецех мир».
Помню, как я посетил приемного сына Горького, Зиновия Пешкова, служившего во французской армии. Малому оторвало руку, но он продолжал повторять, к моему величайшему удивлению:
— Как же было не пойти добровольцем На эту войну! Очень уж война эта хороша!
— Чем же она хороша! — добивался я.
— А тем хороша, — говорил мне Зиновий, — что последняя! Она всякую войну убьет.
Так обмануты были даже интеллигентные люди.
Когда война, стоившая неслыханных жертв, опустошившая Европу, разорившая ее, прошумела, начались совещания о том, как переделить землю. Американский президент Вильсон, способствовавший тому, что Америка почти без потерь обобрала все воевавшее человечество, имел бесстыдство говорить, что отныне установлен будет прочный порядок сожительства всех народов. На самом же деле Версальский мир есть сложная паутина, в которой должно запутаться все человечество. Мир разделили на победителей и побежденных и из побежденных выпустили последнюю кровь. Так как великий немецкий народ сумел подняться даже из глубины своего поражения и разорения, то его сделали источником дальнейшего крововысасывания, причем, разумеется, операция эта на 99% отзывается на немецком пролетариате. Приблизительно с такой же жестокостью поступлено было и с более слабыми союзниками Германии. Создали нелепую карту с разными отрезками, прирезками, коридорами и вздорами, которая непременно кончится раздорами между самими победителями. Посеяны громадные противоречия. Англии и Франции предоставлено грабить Германию, а награбленное отправлять в Америку, которая грабит всех. Беспрестанно вновь и вновь собираются эксперты, всякие дипломаты и чинят прорвавшуюся в разных местах паутину. Национальные меньшинства принесены в жертву. Человечество все время слышит о готовящихся столкновениях между Америкой и Англией, между Англией и Францией, Францией и Италией, между победителями и недавними побежденными, между буржуазным миром и миром пролетарским, т. е. европейскими державами и СССР.
Грядущая бойня. Мы и пацифисты
При таком положении бывшие проповедники последней войны и окончательного мира занимаются теперь яростным вооружением. Траты на вооружения во всех странах превзошли те, которые были до войны 1914 г. Но уж и тогда все люди говорили, что такой вооруженный мир до того дорог и разорителен, что он, так сказать, автоматически должен привести к войне. Так обстоит дело и сейчас. Но если война 1914 года была недурно подготовлена в смысле средств взаимного истребления людей и их имущества, то в течение войны соответственные наука и искусство человекоубийства и разорения достигли гораздо большего уровня. И во время последовавшего мира буржуазная наука не дремала: она развернула разрушительные силы до неимоверных размеров. Все единогласно говорят, что новая мировая война будет гораздо более свирепой, чем старая, что ужасающая империалистическая война, недавно прошумевшая, покажется игрушкой рядом с новой бойней.
Главной, важнейшей чертой новой бойни, благодаря развитию авиации, воздушной бомбардировке, отравлению газами и т. д. будет перенесение центра войны в тыл. Даже буржуазный социал–демократ де Брукер с ужасом описывает эту грядущую войну и правильно говорит, что она сделается не только истребительной, но и подлой. Он отмечает, что сами военные люди, снабженные всякого рода масками, закопанные в траншеях или летающие в поднебесье, будут в наибольшей безопасности, главной же мишенью истребления будут старики, женщины и дети. Военное дело сведется к тому, чтобы незримо перелететь через фронт и превратить в одну ночь в развалины мирный город в глубоком тылу.
Мы, коммунисты, указываем всему миру на эту опасность — опасность, которой никак нельзя избегнуть, если не низвергнуть с правительственных кресел во всех странах мира обезумевшую, сдавившую общественное мнение, опасную и гнусную буржуазию, а также тех прихвостней буржуазии, которые служат ей с лакейской преданностью, но выдают себя за рабочих политиков.
Пока, однако, наша проповедь действительной правды, рекомендованные нами меры, которые одни действительно могут предотвратить грядущую бойню, разделяются лишь меньшинством даже в рабочем классе.
Но и буржуазия не осмеливается рассчитывать на поддержку со стороны масс ее наглой и открытой политики войны. Буржуазия прекрасно понимает, что она создала такие условия, при которых новый передел человеческого стада хищными союзниками, называющимися «государствами», новый передел человеческого имущества между ними становится неизбежным. Но, вооружаясь для этой цели, она не смеет в этом открыто признаться, потому что боится общественного мнения.
Кроме коммунистов в общественном мнении имеется гораздо более широкое течение так называемых «пацифистов», т. е. мирных сторонников мира. Народ этот — довольно жвачный и сильно подслеповатый. На настоящую борьбу с буржуазией они неспособны и разобрать — что к чему, даже если их толкать носом в самые явные преступления буржуазии, часто не могут. Обманывать их довольно легко. Пацифистское течение не организовано, но охватывает довольно широкие массы. Сюда относятся беспартийные и социал–демократические рабочие, которым их вожди не сумели втолковать свои милитаристические принципы; сюда относится очень большое количество крестьян, служащих, либеральной интеллигенции и огромное количество женщин всех слоев, пожалуй, даже не исключая и женщин чисто буржуазных. В женщине сильно говорит жена и мать, в ней меньше развиты звериные военные инстинкты, она боится войны и ненавидит ее.
Как я уже сказал, вся эта громадная масса врагов войны не в состоянии оказывать серьезное сопротивление буржуазной политике, но в некоторые периоды она оказывается силою — именно в избирательный период. Путем выборов она может свергнуть таких приказчиков капитализма, которые слишком явно ведут военную линию, и заставить буржуазию поручить свое дело приказчикам более осторожным, более склонным на уступки. Поэтому буржуазные правительства боятся слишком натягивать струну в отношении войны. Есть и другие страхи: рабочая часть пацифистов может перейти в лагерь коммунистов, когда она убедится в неизбежности войны при какой бы то ни было другой политике, кроме рекомендованной коммунистами.
Вселенская ярмарка и женевский балаган
Реальная политика буржуазии ужасна. Рационализация промышленности и сельского хозяйства в ее руках есть только рационализация выжимания пота из пролетариата. Реальная политика буржуазии сочится кровью. Она идет под аккомпанемент стонов из тюрем и залпов полиции по безоружной толпе или по приговоренным к смертной казни. Но свою реальную политику буржуазия маскирует самыми пестрыми декорациями. Она лжет, фокусничает, кривляется, лицемерит, чтобы широкой общественности не слишком ясны были ее преступления.
Среди других театров, выросших на вселенской ярмарке буржуазной суеты, особенное место занимает женевский балаган. На нем огненными буквами написано: «Лига наций». На его сцене появляются дипломаты в белых штанах, расшитых золотом мундирах со звездами на груди, буржуазные политики из самых высокопоставленных кругов, которые величественно и торжественно проделывают комедию умиротворения. Не ограничиваясь этим, для вящего обмана пацифистов в женевском балагане Лигой наций устроена особая пристройка, где не реже одного раза в год собираются другие ловкие дипломаты, большей частью рангом пониже, которым поручено делать вид, будто они страшно заняты приготовлением мира. Они толкут воду в ступе, переливают из пустого в порожнее; они ткут днем и распускают ткань ночью, они топчутся на месте, ходят парадным маршем: шаг вперед, два шага назад, — словом, они работают в поте лица.
Газеты трубят про их работу и умиляются ее успешности. Зеваки, в том числе и пацифисты, следят за этой работой и говорят: «Не беспокойтесь, войны- не будет. Не даром же все эти умные люди в Женеве так стараются!»
Почему нас позвали в женевский балаган и почему мы туда пошли
Был, однако, в женевском балагане один изъян. Даже самые придурковатые пацифисты с сомнением покачивают головой по одному поводу: «Как же это они стараются сделать мир, а представителей СССР там нет?
В самом деле, они непременно скажут нам, что мир уже совсем готов, поспел, зарумянился, что его можно было бы вынуть из печи и преподнести по ломтику каждой стране, да вот беда: страшные большевики живут за границей цивилизации, они не выпускают ножа из зубов, приготовили громадные полчища буденовской кавалерии и всякого другого страха и ужаса и того и гляди ринутся на цивилизованный мир».
Предвидя это со стороны буржуазной политики, пацифисты, даже придурковатые, стали гуторить, что большевистскую Россию необходимо во что бы то ни стало пригласить, иначе дело никак не выгорит. Буржуазным дипломатам это было неприятно. Они понимали, что появление среди загримированных под друзей мира настоящих его друзей нарушит трогательное единодушие участников, что большевики постараются показать, какое шило скрыто в пацифистском мешке.
Но что же поделаешь? Вся женевская музыка оставалась бессмысленной, не могла никого обмануть, раз не приглашены представители Москвы.
И нас пригласили.
Был еще легкий расчет, что может быть мы не поедем. Но мы поехали. Поехали мы именно для того, чтобы, взобравшись на мировые подмостки, построенные в Женеве для обмана людей, среди всех масок, которые там фигурируют, с открытым и честным рабочим лицом рассказать публике всю правду.
Что было сделано до нас
Подготовительная комиссия работала еще и до нас. Она выработала или старалась выработать так называемый «проект конвенции». Лига наций поручила Подготовительной комиссии сделать именно подготовительную работу, отнюдь при этом не решая, насколько надо разоружать ту или другую страну. Поэтому проект конвенции Подготовительной комиссии представлял собой только номенклатуру, т. е. только устанавливал те роды оружия, те части армии и флота, которые подлежат обсуждению, — стало быть, названия, против которых позднее сама конференция должна будет проставить цифры.
Однако и эта мизерная задача оказалась ей не под силу. Еще бы! Ее дело ведь заключалось не в том, чтобы предшествовать, а в том, чтобы запутать дело, отставать и в крайнем случае подготовить его так, чтобы в дальнейшем из подготовки этой вышли только затруднения.
Вторая сессия, комитет безопасности, наше первое предложение и авангардный бой
На второй сессии присутствовали уже и мы. Интерес к нам был большой. Нас фотографировали, кинематографировали, показывали на нас друг другу пальцами и приставили для нашей охраны (или, может быть, для охраны женевских рабочих от нас) порядочное количество тайной полиции к нашим персонам.
Ко времени нашего появления придуман был еще один трюк, именно так называемый «Комитет безопасности».
Дипломаты Подготовительной комиссии заявили, что никак нельзя разоружаться, пока страны не почувствуют, что они находятся в моральной безопасности. «Сначала безопасность, а потом разоружение», — взволнованно заявляли они. Для этой побочной работы и создали они Комитет безопасности, в котором приглашали принять участие и нас.
Мы, конечно, наотрез от этого участия отказались. Мы очень хорошо поняли, что такое этот Комитет безопасности. На самом деле он должен был обезопасить империалистов от разоружения.
Германия, которая разоружена, конечно, крайне заинтересована в том, чтобы и другие разоружились, поэтому ее позиции часто были близки к нашим. Позднее представитель Германии граф Бернсторф сказал:
«Подготовительная комиссия по разоружению все более и более превращается в общество взаимного страхования держав от разоружения».
Это было сказано верно и метко. Для этого и создавался Комитет безопасности. Игнорируя его, мы сделали Наше первое предложение о разоружении.
Оно было очень решительно. Мы предлагали общее разоружение с оставлением только минимальных средств Для борьбы с разными злоумышленниками. Мы предложили также уничтожить всякую военную промышленность и утверждали, что такое всеобщее разоружение сразу создаст и всеобщую безопасность. Уже на второй сессии буржуазия выпустила против нас своего собственного социалиста, Поля Бонкура, человека, обладающего большим актерско–поповским красноречием и пользующегося репутацией отменного хитреца. Он произнес мастерскую речь, где, с одной стороны, иронизировал над нами, как это–де смешно выглядит — взрывать собственные заводы, топить собственные корабли, закапывать свое оружие, пускать в небо свои авионы. С другой стороны, он находил, что Подготовительная комиссия и так хорошо делает свое дело и что великий философ Декарт 1 говорил о полезности идти вперед раз принятым путем. Мы на это отвечали, что французы не находили смешной всю процедуру полного разоружения Германии и что то же может быть сделано для всего мира; говорили, что у Поля Бонкура нет ни одного доказательства действительной непрактичности нашего предложения, и Декарт, если он не был дураком (а дураком он не был), убедившись, что он попал в тупой переулок, наверное, не стал бы топтаться, упершись носом в стену, а вышел бы из тупого переулка и поискал другой дороги.
Но кроме авангардного боя на второй сессии ничего не состоялось, и встревоженные буржуазные политики очень недовольные появлением в своей среде рабочих политиков, отложили наше предложение на более позднее время.
Третья сессия. Лорд Кешендун и т. Литвинов. Наше второе предложение
Третья сессия собралась весной 1928 г. Задача буржуазных политиков на этой сессии заключалась в том, чтобы прилично похоронить наше предложение. Конечно, можно было бы попросту его отвергнуть, но как бы не задеть пацифистов! Принять же его, разумеется, нечего и думать. Стало быть надо доказать, что предложение наше отвергается по каким–то действительно разумным соображениям.
Много народу выступало тогда против т. Литвинова и нашего предложения, но Голиафом 2 буржуазии должен был явиться лорд Кешендун. Этот человек с молодых ногтей был известен как страстный приверженец старины, т. е. полновластия буржуазии в Англии и полновластия Англии в мире. Это — большого роста джентльмен с лицом папаши из романа Диккенса;3 когда он говорит, то только разве снисходит до своих слушателей, со спокойным остроумием разъясняя их заблуждения.
Этот самый величественный лорд Кешендун и выступил как главный оратор с опровержением нашего проекта. Он, правда, его действительно изучил. Он коснулся всех его деталей. К концу своей речи он был весь в поту, и его диккенсовские воротнички совершенно размякли.
Лорд, несомненно, постарался.
Главные его возражения сводились к тому, что наше предложение коварно. Мы–де хотим разоружить европейские страны для того, чтобы потом состряпать в них социальную революцию.
К этому общему возражению он прибавил всяческую критику почти всех наших утверждений, почти всех наших цифр и величественно заключил свою речь указанием на полную неисполнимость и несерьезность нашего проекта.
Его патрон Чемберлен был так доволен слоновой мудростью своего представителя, что даже в парламенте заявил о блестящей победе лорда Кешендуна.
Однако большая политическая речь, произнесенная т. Литвиновым на другой день, совершенно изменила благодушное настроение и самого лорда и всей аудитории.
От утверждений лорда Кешендуна глава советской делегации не оставил камня на камне. Любо–дорого видеть лицо лорда Кешендуна и его приспешников, когда, например, в ответ на заявление лорда Кешендуна, что Англия как свободная страна не нуждается в вооруженной полиции (наш проект допускал даже оставление таковой), т. Литвинов указал на ряд многочисленных расстрелов мирных демонстраций в Ирландии и Индии за самое последнее время и с деланной наивностью спрашивал лорда Кешендуна, не из палок ли стреляли английские полицейские; или когда в ответ на заявление лорда Кешендуна, что мы оставляем для береговой охраны немыслимые скорлупки, которые при указанном нами тоннаже и по морю–то плавать не смогут, т. Литвинов указал, что как раз такого тоннажа суда и в настоящее время служат для борьбы с контрабандой и во флоте Соединенных Штатов и во флоте его британского величества; или когда в ответ на заявление лорда Кешендуна, что мы сами попахиваем империализмом и вмешиваемся в чужие дела, т Литвинов, опровергнув все приведенные лордом Кешендуном примеры, противопоставил им ряд самых резких нарушений чужой независимости со стороны Великобритании; или когда, наконец, т. Литвинов в ответ на аргумент лорда Кешендуна, что большевики хотят уничтожить армию, для того чтобы помочь революции, заявил:
«Русскому царю его армия нисколько не помогла в феврале и октябре, и ваша армия отнюдь не является таким уж надежным оплотом.
Когда приходят дни революции, в первых рядах революционного народа очень часто оказываются сами солдаты правительственных армий».
Великолепная речь 4 т. Литвинова, сказанная как бы в ответ на речь лорда Кешендуна, издана полностью на русском языке, и мы всячески рекомендуем ее вниманию читателей нашей краткой брошюры.
Конечно, несмотря на весь блеск аргументации т. Литвинова, Подготовительная комиссия провалила наше предложение. В заключительном слове наша делегация заявила, что она предоставляет теперь судить общественному мнению, даны ли нашими противниками доказательства, что проект наш отвергнут по разумным причинам, а не из ненависти буржуазных правительств ко всякому разоружению.
А затем, как только закончился бой по поводу нашего первого проекта, мы предложили второй проект, который уже выдвигал идею частичного разоружения, и при этом пропорционального, т. е. такого, чтобы взаимоотношения сил между отдельными государствами оставались теми же, а общее количество вооруженных сил и тяжесть дальнейших вооружений была бы значительно уменьшена.
Комиссия взволновалась невероятно и, разумеется, единогласно постановила отложить рассмотрение этого нашего второго проекта.
Наступил весьма знаменательный перерыв. Сама комиссия не назначила времени для своего нового созыва, а поручила председателю сделать это, когда ему, председателю, покажется, что главные морские державы более или менее сговорились между собою относительно методов сокращения морских вооружений.
Таким образом, новая сессия должна была собраться после дождичка в четверг. Шло время, а комиссия все не собиралась. Съехались морские державы, поговорили, поссорились, разъехались, а комиссии все нет. Собралась вся Лига наций. О чем–то шептались, произносили какие–то пустозвонные фразы, — тоже разъехались. Нет комиссии, как нет.
Тогда т. Литвинов обратился к председателю комиссии Лоудону с прямым запросом:
«Говорите ясно и перед всем миром: считаете ли вы комиссию погребенной или думаете, что она еще должна работать? Если ей надо работать, то созовите ее, потому что все сроки прошли и нет никакой надежды, чтобы те предпосылки, которые, по мнению предыдущей сессии, должны были создаться в благоприятном смысле для продолжения работы комиссии, оправдались».
Пошли шушуканья на совещаниях между дипломатами. Очень хотелось бы не собирать сессии, не сталкиваться вновь с большевиками, не оказаться вновь под лучами света марксистского прожектора. Но что поделаешь? В Англии готовятся выборы. Отказавшись от созыва комиссии можно поставить английское консервативное правительство под сильные упреки пацифистов. Решили собрать ее весной этого года.
Четвертая сессия. Три принципа. САСШ и СССР. Обвинительное слово т. Литвинова
На третьей сессии господа–дипломаты должны были проделать над нашим вторым предложением ту же самую работу, какая проделана была ими по первому предложению. Это потребовало от них очень большого времени. Тов. Литвинов блестяще защищал наш второй проект и в конце концов потребовал голосования трех принципов, положенных нашей делегацией в его основу.
Принцип первый: комиссия называется комиссией по подготовке ограничения и сокращения вооружений, между тем ограничение вооружений допускает либо оставление их в нынешнем состоянии, либо даже увеличение их в известных границах; поэтому мы требуем, чтобы впредь употреблялись только слова «сокращение вооружений».
Принцип второй: мы предлагаем, чтобы сокращение это было пропорциональным. При этих условиях каждая страна остается по отношению к своим врагам, друзьям и соседям столь же сильной, как и сейчас, а тяжесть вооружений и опасность войны все же уменьшается.
Принцип третий: Подготовительная комиссия должна по–настоящему подготовить конференцию и поэтому не ограничиваться только установлением названий подлежащих сокращению родов оружия, но и отметить известные цифры.
Эта постановка вопроса привела в замешательство комиссию. Она боялась, что, прямо отвергнув наши принципы, они слишком сильно ударят по надеждам пацифистов. Итак, после целого ряда отсрочек и какой–то закулисной возни, они наконец вынесли резолюцию, которая принимала наш первый принцип. Что же касается двух других и всего нашего проекта в целом, то предлагали присоединить их к заключению комиссии и передать на рассмотрение самой конференции.
Это предложение и было принято.
Часть буржуазной прессы скрежетала по этому поводу зубами и находила, что «большевикам сделана слишком большая уступка».
Германия, которой хотелось получить хоть какое–нибудь разоружение со стороны недавних победителей, всячески настаивала, чтобы комиссия поскорей приступила к рассмотрению своего знаменитого проекта конвенции, о которой говорилось выше. Мы уверяли немцев, что они кроме огорчения от рассмотрения этих вопросов ничего не получат, и действительно потянулась скучная процедура, при которой большинством отвергались все мало–мальски полезные идеи, предлагавшиеся нами, немцами, китайцами, турками и т. д. Отвергнуто было запрещение крупнокалиберных военных аэропланов, отвергнуто запрещение бомбардировки мирных городов, отвергнуто сокращение офицерства воздушного флота и, как сейчас увидит читатель, отвергнуто было еще более важное предложение, за которое стояли некоторые более крупные державы во главе с Соединенными Штатами.
Поведение Соединенных Штатов на последней Женевской сессии было весьма замечательным. Соединенные Штаты постарались занять место более видное, чем делегация СССР Президент Гувер через своего представителя Гибсона хотел потрясти мир своей политикой мира. С этой целью Гибсон прочел большую декларацию, действительно довольно содержательную. Гибсон заявлял о том, что Соединенные Штаты готовы пересмотреть результат совершенно неудавшихся переговоров морских держав. Соединенные Штаты готовы–де сойти со своей точки зрения и принять французский компромисс с Англией. Не стоит входить в подробности этих разногласий. Дело, конечно, сводится к тому, что номенклатуру судов Соединенные Штаты старались построить так, чтобы в результате при якобы равных морских силах американский флот качественно был бы сильнее. Теперь же Соединенные Штаты готовы–де пойти в этом отношении на уступки. Потом говорилось, что вообще надо делать всяческие взаимные уступки и что Гибсон покажет, что значит американская уступчивость при дальнейшем ходе дела.
Интереснее всего было заключение Гибсона о пропорциональном разоружении. Он категорически заявил, что речь идет не об ограничении, а именно о реальном сокращении вооружений. Он привел при этом все аргументы, которые приводил до него т. Литвинов. Он заявил также, что вера в громоздкие военные силы — это–де старая стратегия, от которой нужно отказаться, и опять–таки повторял все аргументы т. Литвинова в доказательство того, что пропорциональное разоружение нисколько не уменьшает безопасности какой бы то ни было страны, а между тем облегчает налоги плательщиков.
Мы несколько удивились тому, что Соединенные Штаты навязались на буксир СССР, и, конечно, т. Литвинов сейчас же это отметил. Гибсон превесело хохотал на указание, что он повторяет аргументацию советской делегации.
Но на самом деле Соединенные Штаты устроили только декорацию, и дальше вся политика Гибсона оказалась губительной для дела мира. Когда пришлось голосовать о том, чтобы заменить в некоторых резолюциях слово «ограничение» вооружений словом «сокращение», то Гибсон настойчиво отверг это наше предложение.
В чем же заключалась уступчивость Соединенных Штатов?
Вот в чем. Центральным вопросом всего проекта соглашения являлось то, будут ли подлежать сокращению военные резервы и те сроки вооружений, которые существуют для того, чтобы в случае надобности поставить резервистов под ружье. Так как в Америке и в Англии нет военной повинности, войско там наемное и резервов никаких нет, то обе эти державы настаивали на разоружении резервов, метя, таким образом, явно на Францию и Италию. Французы же изо всех сил боролись против этого, ибо основная их военная сила и заключается в резервах и сроках. Так вот теперь Соединенные Штаты сделали уступку, а именно — изменили свою позицию и тем самым сделали всю комиссию посмешищем. Подумайте, в самом деле, читатель: разоружению, оказывается, подлежат только те небольшие части войска, которые находятся в действующей армии в мирное время, а те миллионы солдат, находящиеся в резерве, которые будут превращены в действующую армию войны, ни капельки не должны быть затронуты, и склады, полные оружия для войны, тоже должны быть неприкосновенны! Не даром т. Литвинов сказал на это:
«Есть уступчивость и уступчивость! Когда Гибсон говорил об уступчивости, мы думали, что это означает желание некоторых держав снять те звенья вооружений с пути разоружений, которые мешают им. Оказывается, что уступчивость заключается в ином, а именно — в отказе от требований, способствующих разоружению, и в уступке тем державам, которые явным образом ему сопротивляются».
Когда комиссия пришла к концу своих работ, красноречивый греческий делегат Политис пропел хвалу ее трудам, но т. Литвинов, взявший слово после него, произнес речь, которую сам Политис определил потом как обвинительное слово прокурора. Тов. Литвинов говорил:
«Я давно предсказывал, что Подготовительная комиссия ничего не подготовит. Я предсказывал, что нынешняя наша сессия не сделает ни одного шага вперед.
Я ошибся, я оказался дурным пророком».
Тут все насторожились: как это Литвинов оказался дурным пророком? Неужели он признает какие–нибудь заслуги комиссии?
«Я оказался дурным пророком, — продолжал товарищ Литвинов, — комиссия сдвинулась с места, она сделала несколько очевидных шагов назад. Она действительно смастерила кое–какую подготовку для конференции, но такую, какую конференция должна как можно скорее отбросить, если она хочет серьезно работать. Если мы будем принимать участие в конференции, то только потому, что мы уверены в негодовании народов по поводу вредной работы, произведенной здесь представителями правительств, и уверены в том, что народы сумеют оказать давление на свои правительства и пришлют сюда представителей с иными мандатами, чем нынешние».
Женевская комедия. Английская перемена декораций
Наше участие в женевской комедии было чрезвычайно целесообразным. Сотням тысяч и миллионам мы раскрыли глаза на ее подлинную сущность. Это, несомненно, повлияло на английскую перемену декораций. Конечно, за этими декорациями, будь они болдуиновские, будь они макдональдовские, скрывается то же самое — диктатура буржуазии. Но диктатура буржуазии может проявляться разно. Иной раз она чувствует себя полновластной, покрикивает на общественное мнение, расхаживает нагишом и не стесняясь обсуждает вооружение для грядущей войны. Иной раз она вынуждена одеться чуть не под рабочего, говорить медовым голосом перед общественным мнением, махать лисьим хвостом, свои империалистические замашки прятать и сугубо стараться хоть маленькими, хотя кажущимися уступками создать себе репутацию миротворца.
Для первого рода политики у буржуазии есть консерваторы и фашисты, для второго рода политики — радикалы и социал–демократы.
Если в Англии провалились наши злейшие враги, консерваторы, прямые сторонники войны, наглые забияки, если там большинство голосов (на что повлияли 5½ миллионов новых голосов женщин) отдано было мниморабочему вождю Макдональду, то на это сильно повлияла женевская игра. Консерваторам и их лорду Кешендуну и либералы, и рабочее правительство вменили в вину их окостенелую непреклонность в Женеве, и Макдональд брал на себя обязательство (так же как и еще более хитрая седая лисица, либерал Ллойд–Джордж) совершенно переменить политику Англии в этом отношении и «скорей» содействовать разоружению.
Наша дальнейшая тактика
В чем должна заключаться наша дальнейшая тактика? Прежде всего нельзя ни на минуту верить ни Соединенным Штатам в их миролюбие, ни Макдональду. Мы должны иметь крепкую Красную армию до тех пор, пока не будет разоружена буржуазия. Это лучшая гарантия мира. Мы должны вместе со всем революционным пролетарским миром быть готовыми к отпору в случае посягательства на революцию со стороны империалистических держав.
1 августа предстоит великая демонстрация революционного пролетариата всего мира против войны, за СССР.
В Женеве мы должны продолжать работу и поставить Макдональда в то же положение, в которое мы поставили разных кешендунов. Надо дать почувствовать Макдональду, что он находится между рабочим молотом и буржуазной наковальней. Мы не верим, что Макдональд был способен на какой–нибудь решительный шаг в направлении к разоружению. Он будет хитрить, он будет финтить, будет фокусничать. Это необходимо разоблачать. Что–нибудь одно: либо мы, грозя Макдональду, оторвем от него даже умеренных рабочих, загоним его в такой угол, что он действительно вынужден будет обернуться против империализма (это мало вероятно) или мы, сорвавши маску с буржуазной политики, разденем Макдональда и покажем, чего он стоит; докажем с полной очевидностью, что за всеми его маневрами кроется только желание похитрее спрятать под веник лавровых листов предательский империалистический нож.
По военной линии и по дипломатической линии нам надо продолжать прежнюю нашу политику, и за великим Щитом Красной армии, за честной рабочей политикой красной дипломатии мы должны делать самое главное дело, то, чем мы больше всего служим победе рабочего класса всего мира — наше социалистическое строительство под знаменем пятилетки.
