Молодые дарования

I

Фонд молодых дарований существует уже пять лет. Государство постоянно увеличивало этот фонд. Надобность в этом очевидная, дарования растут в течение нескольких лет. Некоторым из них мы начинаем помогать с детства. У нас еще немного таких, которые уже закончили свой стаж молодого дарования и поэтому уже являются готовыми, законченными артистами. Так, например, в значительной степени благодаря фонду молодых дарований смогла вырасти в большую величину Вера Дулова, арфистка, в настоящее время совершенствующаяся в Берлине, пользующаяся хорошим успехом в Европе; она должна на днях вернуться в Москву для постоянной музыкальной деятельности.

<…> Государственный фонд дошел в настоящее время до 25 000 рублей. Он расходится в виде постоянных мелких субсидий в 30 рублей в месяц, в виде единовременных пособий в разных экстренных случаях и идет также на несколько более крупные стипендии для выяснившихся ярких дарований, отправленных для усовершенствования за границу. Пример: имевший такой выдающийся успех на своем показе в Москве и в провинции Борис Фелициант. Само собой разумеется, что средств на все эти нужды не хватает. Нечего и говорить, что мы не оказываем никакой поддержки даже самым блестящим дарованиям, если они не представляют прямых доказательств в недостаточности своих материальных условий. Таким образом, наша «коллекция» молодых государственных стипендиатов отнюдь не отражает всего наличия дарований у нас.

<…> Все это и привело товарищей из комиссии по стипендиальному фонду, состоящей из представителей Наркомпроса, Рабиса, под моим председательством, к необходимости попытаться создать Общество содействия молодым дарованиям. 11 января состоялось первое учредительное собрание этого Общества. <.,> Крайне желательно, чтобы теперь уже начался приток тех организаций и тех лиц, которые хотят участвовать в этом превосходном деле. Пусть всякий помнит, что когда–нибудь, через много лет, он с гордостью сумеет сказать себе, что принимал участие в развитии того или другого превосходного дарования и благоприятно повлиял на его судьбу. Я думаю, что слушатели, присутствовавшие на последнем концерте, 13 января, вероятно, без единого исключения, могут констатировать, какой яркой группой талантов обладаем мы в лице этих государственных стипендиатов. Отмечу, что выступала небольшая часть стипендиатов и что нам придется организовать еще один концерт, где выступят дарования не менее яркие, чем те, которые выступали на этом концерте.

<…> В последнем концерте выступали только государственные стипендиаты, доказали значительную свою успеваемость и то, что, несмотря на свою молодость, они попросту могли дать перед многочисленной публикой безотносительно интересный концерт. Все мы, бывшие на концерте, не только радовались значительному количеству дарований (а выступила только половина их), их правильному развитию, настоящему блеску в исполнении многих из них, но мы и художественно наслаждались.

Целый ряд и партийных товарищей, и музыкантов, и просто людей из публики в антрактах концерта обращались ко мне и в теплых выражениях высказывали свое сочувствие делу заботы о молодых дарованиях.

<…> Я нарочно воздерживаюсь от каких бы то ни было похвал по адресу отдельных выступавших. Надо помнить, что это только ученики и что всякое разжигание известного самодовольства в них является вредным. Все выступавшие имели шумный успех, ко всем ним публика отнеслась очень симпатично. Если некоторые из них уже сейчас являются готовыми мастерами, а другие еще учениками, то все в одинаковой мере, или, скажем, в мере приблизительно одинаковой, вызывают самые лучшие надежды и заслуживают самых лучших похвал и пожеланий.

1929 г.

II

Несколько лет тому назад ко мне привели совсем маленького мальчика, который в то время посещал Ленинградскую консерваторию. Это был Борис Фелициант. Уже тогда необыкновенно раннее его развитие, необычайные успехи, сделанные им в детском возрасте, могли бы в полной мере оправдать признание его «вундеркиндом».

Хотя я основывал фонд помощи молодым дарованиям, но, каюсь, терпеть не могу вундеркиндов, а их родителей, старающихся эксплуатировать этих «чудо–детей», ненавижу до глубины души. Надо, конечно, твердо различать молодые дарования от вундеркиндов.

Молодое дарование может быть замечательным виртуозом даже в детском возрасте, но оно учится, оно зреет, его родители берегут его, боятся перегружать такое молодое дарование, боятся отравлять его большей частью мнимой и скоро проходящей славой; боятся тянуть его за уши вверх — по существу пригнетая таким способом его вниз — к раннему каботинству, в котором меркнет и вянет все детское в таком несчастном «гении».

Как раз Фелициант представлял собой подобное молодое дарование, а его родители оказались настоящими заботливыми родителями, музыкальными, культурными людьми, боявшимися как огня этого фатального «вундеркиндства».

Я тогда охотно шел навстречу тем небольшим необходимостям, которые затрудняли родителей Фелицианта в деле его дальнейшего образования. Ему дали скрипку из Государственной Коллекции, немножко помогли ему учиться, а затем, в совсем еще раннем возрасте — послали за границу к профессору Хессу в качестве государственного стипендиата.

Хесс едва ли не лучший преподаватель художественной скрипичной игры во всем мире. Это человек жесткий, властный, нетерпимый. Его школу проходить почти мучительно, но результаты ее для действительных талантов оказываются огромными. В Фелицианте он признал материал, который в его руках может засверкать бриллиантом первой величины. Он согласился учить Фелицианта даром и, кроме того, взял его под свою любящую, но тяжелую руку.

Менее всего можно было ожидать от Хесса опасности превращения Бориса Фелицианта в вундеркинда. Только очень и очень редко, в качестве особенной уступки обстоятельствам или в качестве своеобразного публичного экзамена разрешал Хесс мальчику выступления на эстраде. С каждым новым появлением Фелицианта — берлинский музыкальный мир говорил с большей и большей уверенностью об этой восходящей звезде. Уже два года живет Фелициант в Берлине, и несмотря на то, что он занят по горло и своей скрипкой, и изучением иностранных языков (он уже сейчас неплохо говорит на четырех языках), и общим своим образованием, он все же тоскует по России. Конечно, оставить своих учителей раньше, чем кончено будет учение, он и не помышляет, но он обратился ко мне буквально со страстной мольбой дать ему возможность приехать на некоторое время в Россию и показать в трех–четырех концертах в Москве и Ленинграде своей, то есть советской, публике, чего он достиг и на что он теперь способен.

Концертное бюро при Управлении госактеатрами пошло навстречу этому желанию мальчика, против которого отнюдь не боролись и его родители, и в скором времени Москва будет слушать этого, действительно выдающегося стипендиата.¹

Несмотря на свою крайнюю молодость (Борису сейчас двенадцать лет), он трогательно и крепко связан со своей родиной, и эта черта делает еще более симпатичным молодого артиста.

1928 г.