Доклад на 4–м Всероссийском съезде работников искусств

Вопросы художественной политики представляют значительную трудность даже теоретически. Наш опыт в этом отношении неоднократно пресекался резкими зигзагами, которые приходилось Советскому государству делать в зависимости от новой экономической политики. Наконец, все вопросы того, что можно назвать идеологией искусства с марксистской точки зрения, марксистской эстетикой, — все они совершенно свежи, едва разработаны. Наши первоучители этих вопросов не касались, их пришлось разрабатывать ученикам. Все это очень затрудняет четкий план работы. Но все же мы начинаем нащупывать под ногами почву, — имеется и повышенный интерес к теории искусства. Издатели наперерыв требуют у марксистов статей по искусству. Вышел уже целый ряд работ Плеханова, Арватова,¹ Фриче,² моих и на днях выходит работа по искусству Аузенштейна — лучшая марксистская книга по искусству. Вопросы искусства возникают в агитпропе партии, дебатируются в таких кругах, где раньше их не касались. Мы теперь все больше подходим к возможности проводить определенную политику в области искусства. Однако в смысле практических работ нам приходится в теперешних условиях планы в этой области свести к самому необходимому минимуму.

Вопрос о художественном образовании стоит остро во всем мире. Один из замечательнейших педагогов — Корнелиус — говорит о Германии, что в ней абсолютно нет художественной педагогики. Коммунисты также натолкнулись на то, что никаких методов в этой области нет. Нам предстоит огромная область работы. Что касается нынешнего состояния художественного образования в Советской России, то в области музыкальной дело обстоит сравнительно благополучно. С большим энтузиазмом строятся объединенные рабочие хоры до полуторы тысяч человек. В этом есть уже зачатки каких–то новых пролетарских достижений. Гораздо хуже обстоит дело в других областях искусства и особенно в области изобразительных искусств. Здесь бесконечные поиски программ, борьба правых и левых течений и т. п. Зато гораздо больше сделано в направлении продвижения к производственному искусству.

Основная же задача искусства в пролетарском государстве — это художественная промышленность. Художественная промышленность вовсе не есть просто художественное производство полезных предметов в утилитарном смысле этого слова. Полезен, конечно, горшок, в котором кашу варить можно. Но картина ведь не есть житейски полезная вещь, и все–таки мы не можем сказать, что она нам не полезна. Все, что развертывает человеческую природу, что организует жизнь так, что она становится свободнее и радостнее, — безусловно полезное. Художественная промышленность в подлинном смысле слова есть способ так изменять вещи, чтобы они приносили человеку не только пользу и материально облегчали его борьбу с природой, но чтобы они приносили человеку также еще и счастье, радость.

Художественную промышленность можно разделить на три основных вида. Первый — это художественный конструктивизм, когда искусство совершенно сливается с промышленностью: художник в инженерии с особым геометризированным вкусом может сделать особой координацией частей красивую машину. Сделать, например, паровоз таким, чтобы он был наиболее красив, наиболее выражал силу своего применения. Это — творчество рациональных форм. У конструктивизма всегда есть и должна быть цель. Конечно, нельзя назвать подлинным конструктивизмом то, когда некоторые наши художники, компонуя свои «конструктивистские» картины, просто только портят материал. Надо быть первоначально инженером, чтобы быть художником–конструктивистом. Такие художники мыслимы только в социализме с атмосферой его высокой индустрии. Второй вид — это украшающая художественная промышленность, например, орнаментировка, украшение ткани, предметов домашнего обихода и т. д. Когда мы изживем нашу бедность и будем строить жизнь по–радостному, мы, конечно, бросим наши серые костюмы, в которые нас нарядил мещанин буржуазии, и нам придется перенимать у масс их радостные цвета и краски одежд. Поэтому каждый пролетарий, производящий предметы домашнего обихода, ткани и т. п., должен иметь художественное образование. Третий вид художественной промышленности — это, так сказать, доминирующее прикладное искусство. Производство оригинальных форм обиходных предметов. Предметы этой промышленности пригодятся нам для экспорта. Нужно будить мысль и художника и рабочих масс вокруг этих перспектив художественной промышленности. Другая важная задача искусства — агитационная. Нас тянули к фальсификации агитискусства, ибо у нас не было художников, которые писали бы при Советской власти агитвещи от сердца. Никакого волнующего коммунистического переживания нашей эпохи в них не было. Задача агитационного искусства — развить собственную коммунистическую идеологию в противовес буржуазной. Только те художники, которые глубоко проникнуты коммунистическим мировоззрением, могут творить коммунистическое агитискусство. Теперь мы наблюдаем уже постепенно исчезновение фальсифицированного агитискусства. Подлинное агитискусство начинает уже создаваться. Большие достижения мы имеем, например, в области агитплаката, есть уже и крупные имена — Дени,³ Моор,⁴ давшие уже значительные вещи. Тс же и в области литературы. На днях ВЦИК наградил орденом Красного Знамени т. Демьяна Бедного. Он сумел как–то особенно воссоздать струю некрасовского творчества и заразить ею широчайшие слои трудовых читателей. Я не говорю о возврате к искусству 60–х годов, но проштудировать его внимательно нужно — там есть еще многое, чему можно нам научиться, сохраняя все достижения современного левого искусства.

К сожалению, плохо движется дело с кино. Еще два года назад Владимир Ильич призвал меня и говорит: «Из всего вашего искусства, по–моему, самое важное для России — кино».

Я прилагаю большие усилия к тому, чтобы сдвинуть воз с места. Но у Госкино все еще не ладится работа, никак оно не может сделать даже одного шага вперед. В ближайшее время, конечно, в эту область нужно будет бросить максимум энергии.

Наряду с этими видами широко процветает у нас и просто, так сказать, пустое искусство. Много любви и таланта очень часто вкладывается в пустые вещи. Агитационного оттенка в них нет, враждебной идеологии не проповедуют и даже приятны, интересны, могут дать отдых. Как к такому искусству должно относиться пролетарское государство? По существу — равнодушно, ибо вреда нет, а все–таки может дать художественный отдых. Но одновременно мы и не можем относиться к нему совсем равнодушно, потому что на таких вещах, на подобных опытах мы учимся форме. Мы накануне возрождения великого реалистического театра — не брести же нам снова ощупью, надо будет знать приемы старого реалистического театра, надо знать, как можно сделать, чтобы быт был захватывающим на сцене и т. д. Нужно будет возродить традиции, может быть, шекспировского театра. Основной задачей сейчас мы ставим создание центрального гостеатра не с летучими агитками, а с большими пьесами, имеющими существенное значение для нашей пропаганды.

Работы у нас — непочатый край. Но мечтать об организации главка — «Главискусства» пока не приходится. Мы сейчас не имеем этой возможности как по организационным, так и по финансовым причинам. Совершенно необходимо сблизить наиболее близко стоящих к делу искусства людей и государственные учреждения, Агитпроп партии, культотдел ВЦСПС и Рабис, и это, несомненно, даст нам явным образом благотворные и нужные силы, чтобы двинуть искусство к широким устремлениям настоящего большого пролетарского искусства.

28 апреля 1923 г.