Господствующая задача литературы в наши дни есть задача самопознания нашей страны. Нам нужно знать нашу страну во всех отношениях, потому что трудящиеся массы сделались впервые ее хозяевами и должны с величайшей целесообразностью управлять ею. Нужно доподлинно знать ее самое и ее население во всех разновидностях и до самой глубины, т. е. до разнообразных типов его, до их характеров и наклонностей.
Нам тем более нужно познать свою страну, что она меняется, она находится в процессе необыкновенно интересного оживления. Эти сложные явления дают самые неожиданные результаты, которые надо наблюдать непосредственно в жизни, чтобы воспринять и объяснить.
К тому же мы познаем нашу страну с совершенно новой точки зрения, именно с точки зрения пролетариата и крестьянства, с точки зрения того гигантского политического и воспитательного дела, которое ведет новая государственная власть, коммунистическая партия и все, кто с ними и помогает им. Многое представляется теперь с совершенно другой точки зрения, многое, что было неважным, становится первоклассным, многие вопросы возникают впервые. Это тоже заставляет нас относиться к делу познания нашей страны как к потребности, которую не могут удовлетворить никакие старые материалы, в том числе и самое гениальное литературное описание. Нельзя думать, что это самопознание может быть выполнено только путем хорошей статистики или публицистики, которые основаны на принципах марксизма и литературы. Познание познанию рознь. Познание чисто умственное дает внешние факты, но не захватывает нас, не потрясает нас, не переделывает нас самих, ставя нас в новые жизненные отношения с наблюденными и описанными фактами так, как если бы мы их встретили в нашей собственной жизни, как если бы они стали частью нашей личной жизни. Искусство же может добиться именно последнего результата. Искусство описывает вещи конкретно, картинно, дает как будто куски живой жизни, только еще более яркой, чем те, которые можно встретить в действительности. Оно делает для нас людей прозрачными и в то же время сознательно становится к ним в определенное отношение чувств, негодует, ненавидит, презирает, насмехается или любит, превозносит. Конечно, если художник для того, чтобы добиться известной окраски представляемых им явлений, грубо подбирает черты для того, чтобы произвести определенное впечатление, или если чувства, которые он хочет вызвать, не вяжутсястем, что он на самом деле изображает, или то, что он изображает, не похоже на то, что имеется в жизни, то и произведение будет фальшивым и впечатление от него малозначительным.
Наоборот, если художник правдив в отражении художественных явлений, если он умеет сочетать вложенные им в его картины чувства с самими фактами так, что они связываются неразрывно, если он нигде не показывается сам, а заставляет саму изображенную им жизнь говорить за себя, тогда впечатление от его изображений сильно и незабываемо, тогда он действительно расширяет нашу жизнь, тогда действительно, как говорил Островский, он оказывается человеком с большим умом, с большим сердцем, человеком с более зорким глазом, с более ярким словом, который дает все это нам, читателям, который таким образом поднимает и обогащает нас.1
Рабкоры и селькоры играют огромную роль вообще в самопознании страны, ведь они — это десятки тысяч ушей и глаз, рассеянных повсюду, смотрящих на вещи не только сверху, но и сбоку и снизу. Они — органы наблюдательности, восприятия всего трудового народа. Нельзя сказать, чтобы они видели все и слышали все, но они видят чрезвычайно много и дают через газетную прессу огромный материал, могущий быть потом обработанным в четкие формулы. Если рабкор излагает свои факты живо и конкретно, как будто фотографируя самые сцены, обстановку и вещи, то такая живая корреспонденция уже придвигается к элементарной, простейшей литературе. Это есть как бы эскиз, этюд, живая запись для последующей художественной обработки.
Рабкор обыкновенно пишет от всего сердца, любя и осуждая, поэтому весьма легко такие сцены могут оказаться согретыми и окруженными чрезвычайно острым и ярким чувством. Это дальнейший шаг художественной обработки материала.
Стоит только, чтобы рабкор поработал над языком, чтобы придать ему точность и разнообразие, чтобы он постарался своему небольшому эскизу дать более широты охвата, задался целью помочь писателю заглянуть в корни событий, — перед нами уже очерк, беллетристический очерк, небольшое художественное произведение.
Газетная корреспонденция, когда корреспондент (или фельетонист) талантлив, всегда нечувствительно переходит в художественное произведение. То же самое должно быть с рабкорами. Вот почему не могут не явиться, да и являются рабкоры и селькоры — художники–беллетристы. Они служат самопознанию страны уже в той плоскости, в какой служат ему и все художники–бытописатели. Они дают часто таким готовым художникам–бытописателям замечательный дополнительный материал к их собственным наблюдениям.
Наконец, из их среды могут выходить крупные беллетристические таланты, со ступеньки на ступеньку поднимаясь до положения влиятельного и любимого писателя целого народа.
Такие отношения существуют между литературой, с одной стороны, рабкорами и селькорами — с другой.
<1928–1929>
- Возможно, имеется в виду характеристика великого поэта, данная Островским в его «Застольном слове о Пушкине» (А. Н. Островский. Полное собрание сочинений, т. 13. М., Гослитиздат, 1952, стр. 164–165). ↩
