О пьесе «Царь Петр Великий». Письмо к Н. Г. Виноградову

<1919 г.>

Товарищ Виноградов. Я внимательно прочитал вашу пьесу «Царь Петр Великий».¹ Ваши грандиозные мечты о новом театре идут параллельно с мечтами многих, и может быть они у вас разработаны несколько более подробно и выявляются в некотором более ясном видении. Тем не менее, конечно, основные проблемы колоссального театра вами отнюдь не разрешены. Как сочетать с действами, требующими громадного хора, военных частей, целого мира массовых действий, речи отдельных артистов? Как бы ни были они кратки, все равно артистам придется выкрикивать их в таком колоссальном театре с величайшим напряжением голоса. Для меня совершенно ясно, что монументальный театр возможен только в форме пантомимы с пением и музыкой, либо надо будет вернуться к котурнам и рупорам в масках. Но я сейчас пишу вам не по общим вопросам монументального театра, над, которыми и вам и другим придется еще немало поработать, тем более, что об осуществлении этого театра сейчас не приходится и думать: мы не в состоянии соорудить его, подходом к нему будут скорей постановки на площадях, специально для этого приспособленных. Быть может, что–нибудь вроде вашего сценария для Октябрьских праздников окажется приспособленным для такой постановки, и, разумеется, в хорошее время года.² Я возвращаюсь к вашей пьесе. Вы, разумеется, талантливый человек, это сказалось порою в очень сильных текстах, которые вы влагаете в уста вашим действующим лицам. Тем не менее ваша пьеса мне не нравится. Не нравится она мне, во–первых, своей зависимостью от Мережковского. И, в сущности говоря, почти вся ваша пьеса, за исключением, может быть, триумфа свободного человека в Петре, является перепевом на роман и на драму Мережковского «Петр и Алексей».³ Вы стремитесь в колоссальном виде какого–то действа воспроизвести почти все моменты и внешние и внутренние, как они нарисованы Мережковским.

Я думаю, что в этом нет настоящей социологической правды и нет настоящей правды философской, а главное — как у него, так и у вас не получается ни антитезы, ни синтеза. Нельзя понять ни разницы богов, ни разницы тех идей, которым служат Алексей и Петр. Петр остается совершенно неясным: что такое его бог — российский патриотический империализм? Стоило ли писать такое огромное действо, чтобы противопоставить солдатский империализм, слегка породнившийся с техническими науками, поповскому консерватизму, приправленному показаниями старины? По–моему, из Алексея и Петра никогда не выйдет титанических личностей прометеевского характера. Сильно исторические, историко–бытовые характеры — это несомненно так, и в наиболее удачных сценах Мережковского это достигнуто и дано. Но Мережковский испортил свое построение, так как напыжился, чтобы сделать фигуры Петра и Алексея символами. Это совершенно не вышло у него, не выходит и у вас. Петр у вас остается извергом, который, помимо бесчеловечия и никому не нужной идеи военного величия варварской страны, собственноручно душит сына и проливает рекой кровь.

Неужели нельзя выбрать другого образа, чтобы прославить в нем человеческую свободу и вызов оковам старой принижающей человека религиозности?

Ваша пьеса интересна как попытка, как свидетельство вашей талантливости, но не более того. Я бы не стал ее ставить, ввиду этой внутренней идейной несостоятельности ее, даже если бы постановка ее не стоила таких неимоверных денег. Мария Федоровна ⁴ совершенно права: поставить ее скудно — это значило бы просто сделать глупость, поставить ее со всеми требованиями роскоши — это значило бы безумно расточать народные силы на опыт. Самое лучшее, что можно сделать с вашей пьесой, — это подвергнуть ее всестороннему обсуждению как с технической, так и с литературной и философской стороны каким–нибудь особенным собранием. Вот это действительно было бы, пожалуй, в высшей степени верно. Собрать наиболее лучших, наиболее живых артистов старого, собрать талантливейших русских писателей лучше в Москве, чем в Петрограде (здесь, по–моему, жизнь сейчас живее), созвать режиссеров, представителей рабоче–крестьянского театра, которых теперь уже немало, журналистов, политических деятелей из тех, которым весьма не чужды вопросы культуры.

И на таком собрании заслушать ваш доклад и чтение пьесы «Петр», а затем устроить широкую дискуссию, которую следует, быть может, растянуть на два–три вечера, для обсуждения вопросов монументального театра, истинно народного театра действ и мистерий, который должен осуществиться, в который все мы верим, который все мы будем строить, в особенности если обстоятельства повернутся для нас мало–мальски благоприятней. Как человек советский вы, конечно, понимаете, т. Виноградов, что требовать от правительства, изнемогающего от внутренней измены и удушающего его внешнего фронта, какого–то культурного расцвета — значит ребячиться. Сейчас мы можем делать только подготовительные шаги к грядущему, кое–какие не слишком дорого стоящие опыты и приохочивать к театру, вооружать всеми теми театральными знаниями, которыми мы владеем сами, народные массы, в недрах коих дремлют грандиозные творческие силы.

Народный комиссар по просвещению

<А. Луначарский>