Для того, чтобы расчистить путь доказательству полной детерминированности психических явлений, т. е. строгой функциональной зависимости их от отдельных явлений независимого ряда, необходимо прежде всего внести порядок в психологическую классификацию. На это совершенно справедливо указывает и Геффдинг и удивительно лишь то, что он как бы напоминает об этом Авенариусу, который имеет исключительные заслуги как раз в этом направлении.
Коренным различием в мире психических явлений, т. е. всех явлений сознания, Авенариус считает различие элементов и характеров.
Простейшие ощущения, т. е. элементы зрительного, слухового, осязательного, вкусового, обонятельного и т. п. мира Авенариус называет просто элементами. Наша среда, то, что окружает нас, состоит из элементов, т. е. в этой среде мы констатируем через посредство наших органов чувств бесчисленные комбинации все тех же элементов или ощущений, перечислить основные роды которых нетрудно. Они различаются между собою, во–первых, по органам через посредство которых они воспринимаются; во–вторых, каждый орган воспринимает качественно различные основные элементы: глаз — различные цвета, формы, ухо — различные тона и т. п.; и наконец каждое качество может обладать различными степенями интенсивности. На этом не зачем останавливаться долго: это можно найти в любом популярном очерке физиологии ощущений.
Один и тот же человек в различное время и различные люди воспринимают элементы одинаково. Исключения весьма незначительны.
Исследуя закономерные сочетания элементов, описав мир, как постоянную детерминированную перегруппировку их мы построяем науку физику. Но наш мир, наши переживания дают не только материал для физики; для построения научной физики человеку приходится выделить элементы из мира своего опыта, ибо они являются ему неразрывно связанными с особого рода окрасками, характерами, различными в разные моменты и у разных людей.
Прежде всего человек непосредственно оценивает явления, а это значит, что они являются ему окрашенными, т. ск., в особый тон удовольствия или неудовольствия (возможно конечно и безразличия). Наивный человек может думать, что вещь на самом деле объективно может быть хорошей или дурной, как она может быть синей или горькой. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что между тем и другим восприятием существует огромная разница, что признание вещи синей и горькой прочнее, чем признание ее за хорошую.
Нормальный индивид всегда найдет синее синим, между тем как признание вещи хорошей зависит вполне от внутренних, часто субъективных условий. Свет хорошая вещь, но не тогда, когда вы крадетесь на свидание. Револьвер прекрасная вещь, но не тогда, когда он оказывается в руках напавшего на вас грабителя; музыка превосходная вещь, но не тогда, когда вы хотите умственно работать и т. д. Очевидно, что если восприятие элементов обусловлено организацией субъекта, то именно теми её формами, которые наиболее всеобщи и незыблемы, оценка же есть продукт взаимоотношения оцениваемого комплекса элементов и крайне изменчивых субъективных форм.
Эстетическую, этическую и чувственную оценку давно уже старались выделить и в основе их давно уже видели весьма богатые оттенками чувства удовольствия и неудовольствия. Но Авенариус прибавил к этому характеру, который он назвал аффекциональным, еще несколько других.
Человек может воспринимать вещь непосредственно, как знакомую или незнакомую, это непосредственное чувство; все предметы являются в этой окраске, и конечно в разное время и у разных людей окраска эта изменяется; она зависит от крайне подвижных субъективных форм. Человек ознакамливается с незнакомым, привыкает, познает и т. д. или наоборот открывает в известном уже — чуждое, новое, иной раз и тогда, когда предмет не изменился. Так у человека, который созрел для критики окружающего «открываются глаза» и прежде простое и понятное является сознанию загадкой. Такой характер вещей Авенариус называет адаптивным.
Наконец, всякому известно по самонаблюдению, что окружающие предметы могут больше или меньше сознаваться. Я каждый день вижу мою шубу, висящую летом на стене, и почти не замечаю ее. Но вот мне приходит в голову, в минуту жизни трудную, заложить ее в ломбард, и я внимательно останавливаюсь на ней взглядом.
Я много раз читал Пушкина и четверостишие:
Для берегов отчизны дальней
Ты покидала край чужой…
В час незабвенный, час печальный
Я долго плакал над тобой…
Оно скользило по моему сознанию. Но я недавно пережил мучительное расставание, и музыка этого четверостишие, и нежная его меланхолия вдруг схватили меня за сердце и стали мне понятны.
Предмет может более или менее сознаваться нами, обладать в большей или меньшей степени окраской значительности, интересности; такие характеры Авенариус называет преваленциальными.
Наконец, элементы являются не только в форме внешних явлений, тесно и закономерно связанных с другими внешними явлениями, воспринимаемых всеми присутствующими нормальными людьми, но и в других формах, доступных лишь мне, в форме бледных отражений, сочетающихся по другим законам. Авенариус отчасти относит эти характеры к адаптивным, ибо то, что предмет является нам как действительно сущий, как имеющий место в действительности, или как лишь кажущийся, воображаемый — это родственно адаптивным характеристикам. Но ведь мы можем же признать воспоминание о вчера виденном фейерверке, напр., за нечто вполне действительное: фейерверк уже кончился, его уже нет, но образ–то его, который мы созерцаем, как воспоминание в особом поле восприятий конечно существует, он лишь обладает особым характером. Характер вещности, объективности, или чего–то внутреннего, субъективного — Авенариус называет позициональными характерами.
Итак, мы имеем четыре главных группы характеров:
1) аффекциональные характеры
2) адаптивные характеры
3) преваленцианальные характеры
4) позициональные характеры.
Но кроме элементов и перечисленных чувственных окрасок существуют ведь еще явления воли и мышления.
Волевые явления при разложении своем оказываются состоящими из ощущений, окрашенных особым характером, проистекающим от сопутствующих им двигательных ощущений, ощущений усилия.1 Эта особая характеристика называется у Авенариуса виртуальной, она однако не занимает особого места на ряду с вышеизложенными. Авенариус относит ее к особой группе аффекциональных характеров и, как мы увидим ниже, с большим основанием.
Что касается мышления, то оно при разложении оказывается состоящим частью из смены представлений, т. е. бледных отражений элементов и характеров, частью из внутренней речи, для понимания которой необходима выяснить, как происходит установление понятий, т. е. абстрактнейших представлений, связываемых и определяемых звуковым символом — словом; выяснению этого процесса, согласно Авенариусу, мы посвятим особую главу.
Что бы покончить с элементами, которые в дальнейшем уже не будут интересовать нас, скажем, что Авенариус различал в них, как уже сказано, — 1) коренные различия в зависимости от восприятия их отдельными органами и отдельными частными системами; 2) модальности, которым в независимом ряду соответствует форма жизнеразности, т. е. различие процессов в одних и тех же элементах данной частной системы, или функционирование различных её элементов и 3) интенсивности, которые легко поставить в связи с силою жизнеразности.
Теперь мы перейдем к самой интересной и, пожалуй, самой живой части биологической психологии, к анализу важнейших характеров.
- Быть может усилие ощущается не только как мускульное сокращение, но и как нервный процесс, т. е. существует быть может иннервационное чувство. ↩
