В то время профсоюзом работников искусств руководили Яков Осипович Боярский и Виктор Маркович Городинский <…> По–видимому, стремление к расширению контактов с творческой интеллигенцией — в непринужденной обстановке, вне служебных кабинетов — привело Боярского и Городинского к мысли о создании в Москве творческого клуба на месте старого «Кружка друзей искусства и культуры». Прежде чем начать действовать, они решили посоветоваться с А. В. Луначарским.
Слегка грассируя, внимательно всматриваясь через пенсне в своих собеседников, Анатолий Васильевич убежденно сказал:
— Закрыть, ликвидировать — это легче всего. Гораздо труднее противопоставить. Я был как–то в этом подвальчике. Там уютно и мило. Актерам нужно дать возможность собираться так же, как и художникам и писателям. Вы, вероятно, против содержания, а не формы? Постарайтесь использовать нынешнюю форму, влив в нее новое содержание. Преферанс и азартные игры… конечно, не обязательны, лучше обойтись без этого. Но делать все это нужно умно и тонко. И делать это должны сами деятели искусства. Доверьтесь им — и все будет хорошо. Создайте настоящий советский артистический клуб, но клуб интересный, по–настоящему творческий. Такой клуб нужен всем, как воздух. Ей–богу, я и сам в нем буду бывать.
Луначарский позвонил по телефону в Моссовет и быстро договорился о передаче помещения «Кружка» профсоюзу работников искусств. Здесь же было принято решение об открытии в этом подвале клуба театральных работников Москвы.
Но от принятия решения до его выполнения дистанция не всегда измеряется одним шагом. Руководители «Кружка» решили не сдаваться без боя. Только в первых числах февраля 1930 года, вооруженный устрашающим мандатом, я на правах директора оккупировал пименовский подвал и водрузил там флаг клуба театральных работников.
* * *
В то время на Западе особенно консолидировались силы реакции. Бешеную деятельность развил Ватикан. Папа римский объявил «крестовый поход» против Страны Советов. Повсюду зашевелились церковники.
По инициативе Феликса Кона клуб активно включился в атеистическую пропаганду. Перед творческой интеллигенцией Москвы выступили виднейшие ученые и политические деятели. Цикл бесед и докладов на научно–атеистические темы открыл сам Феликс Яковлевич, а вскоре мы привлекли в качестве докладчиков Н. А. Семашко, Ем. Ярославского и А. В. Луначарского, нередко захаживавших в клуб.
В одно из таких посещений пришлось поступиться правилом, которое категорически запрещало беспокоить отдыхающих в клубе какими–либо деловыми просьбами. Мы просили Луначарского помочь нам личным участием и консультацией в задуманном нами цикле антирелигиозных лекций.
— Что же вы ко мне обращаетесь? — пошутил Анатолий Васильевич. — Ведь у вас тут гораздо чаще меня бывает старый специалист по «безбожным делам» — Демьян! <Демьян Бедный> А еще лучше — обратитесь к Ярославскому!
Однако Луначарский не только внимательно просмотрел программу лекций, но и дал согласие прочесть доклад на тему «Религия и философия». Впоследствии он нередко выступал в клубе по самым разнообразным вопросам — от проблем философии и до путей Мюзик–холла. Его лекции и доклады всегда привлекали множество деятелей искусства. Слушателей поражала его огромная эрудиция. Он наизусть цитировал классиков марксизма и лучших представителей русской и западной литературы, был превосходным полемистом. Н. А. Розенель рассказывала мне, как на одном из диспутов пли собраний Анатолий Васильевич привел высказывание В. И. Ленина. В этот момент какая–то экспансивная слушательница подала визгливую реплику из зала:
— Ленин никогда этого не говорил!
— Вам, мадам, он этого не говорил, а мне говорил! — спокойно парировал Луначарский.
Благодаря ясности мысли, строгой последовательности изложения выступления Луначарского всегда легко воспринимались аудиторией. После страстных дебатов об искусстве Луначарский сиживал с друзьями — деятелями искусств в клубе. И здесь он был неистощимым, увлекательным и остроумнейшим собеседником.
Он часто и много рассказывал о своих зарубежных поездках, о состоянии искусства в капиталистических странах. После одного из таких докладов Анатолий Васильевич оставил запись в книге почетных посетителей клуба:
«Приятно и поучительно ездить в чужие страны, для того чтобы еще лучше понять всемирно–историческую роль нашей страны».
Несмотря на свою безмерную занятость, Луначарский нередко заезжал в клуб запросто, посидеть и отдохнуть, покатать шары на бильярде, посмотреть клубный «капустник».
В непринужденной обстановке клубных вечеров рождались актерские пародии на многих представителей искусства. Не был оставлен без внимания и Анатолий Васильевич. Молодой актер Нового театра А. Иванов, перешедший в дальнейшем в Малый театр, мастерски пародировал Луначарского. Выступал он в портретном гриме, достигая поразительного сходства не только своим внешним видом, но и тембром голоса, и всей манерой разговора.
Анатолий Васильевич от души смеялся, глядя на своего двойника, произносившего речи по самым необычайным вопросам.
Выступления артиста начинались обычно с того, что изображаемый им Луначарский не знал, куда он. собственно, попал, какая перед ним аудитория и на какую тему ему нужно говорить. Решив, что он находится в обществе врачей, докладчик начинал речь о медицине. Слушатели его «поправляли». Тогда он невозмутимо говорил о школе. Его опять «поправляли» репликами из зала. Как ни в чем не бывало докладчик переключался на вопросы музыки… и так далее, — до тех пор, пока ему не объясняли, что в зале сидят актеры. Докладчик быстро перестраивался и начинал разговор о театре.
Однажды при помощи Иванова нам даже удалось мистифицировать ленинградских актеров, собравшихся на открытие сезона в своем доме искусств. На этот вечер была приглашена делегация нашего клуба во главе с Ф. Я. Коном. Феликс Яковлевич вышел с серьезным видом на сцену и сказал:
— Ува–ажаемые товарищи! Позвольте предоставить слово для приветствия прибывшему с нами Анатолию Васильевичу Луначарскому!
Зал встретил сообщение шумными аплодисментами. Когда появился псевдо–Луначарский и произнес первую фразу, аплодисменты, как принято говорить, переросли в овацию. И только после того как оратор начал плести несусветную тарабарщину, аудитория поняла, что попалась на удочку своих московских гостей.
* * *
Фрагмент книги в авторском исполнении
Одним поздним вечером я был свидетелем бильярдной схватки Маяковского с Луначарским, который также увлекался этим спортом, но порядком нервничал, терпя поражения. Маяковский хладнокровно укладывал в лузы шары, приговаривая при этом, что наркому, мол, неудобно выигрывать у простых смертных.
— Нарком, если даже честно выиграет партию, то все равно его обвинят в том, что он потворствует подхалимажу!
