Слово «игра», поставленное в заголовке настоящего издания, принадлежит к числу величайших на языке человеческом и знаменует собою понятие необычайной широты.
Шиллер считал игру основой всякого искусства. Но можно идти гораздо дальше. Игра в значительной степени, является основой всей человеческой культуры. Это — освобожденный от прямой нужды, от работы (рабства), человек начинает мыслить, чувствовать и творить свободно, повинуясь лишь внутренним своим законам, лишь жажде каждой части своего организма — развернуться. Успенский мечтал о выпрямленном человеке: да, этот выпрямленный человек не ходит, спотыкаясь, а грациозно танцует, — не говорит, заикаясь, а вольно поет или ритмично декламирует. Охоту, бой, повседневный труд, любовь он, еще дикарем, в часы досуга, превращает в театральное действо, хоровод, игру, которую считает обрядом, в которой чувствует нечто священное, в которой одновременно наслаждается со свободой от навязанной извне «работы» и чует восторженной душой присутствие внутреннего закона, закона прекрасной человечности.
Вот почему для греков было ясно, что началом всякой науки является праздность, что в основе школы лежит она (σχολή). Человек стремится расширить свое существование: в нём, при нормальных условиях, заложена жажда устремиться к вершинам максимальной жизни, он не хочет быть только собою. Он хочет телом, нервами своими, пережить десятки жизней: для этого он играет, для итого дает волю воображению и, делая собственный организм послушным орудием фантазии, — лицедействует, жизнь дополняет театром, который есть упоение творчеством для актера и — спектакль, т. е. повышенное и упорядоченное изображение жизни, для зрителя.
Элементы так понятой игры являются корнем всех изобразительных искусств, поэзии, науки, религии и всей обрядовой стороны государственности.
Вот почему и в наше время возможна философская система Голтье, которая почти всю социальную жизнь сводит к лицемерию и идеалу, двум формам желания казаться или быть не тем, что ты есть. С этой точки зрения, вся общественная жизнь есть гигантское лицедейство, гигантская — подчас гнусная и преступная комедия, подчас трогательная и возвышенная трагедия. Гамлет и Дон–Кихот, по Тургеневу, два полюса человечества, оба притворяются, теряя подчас границы между правдой и фантазией, оба, как почти все люди, играют с большей или меньшей степенью самозабвения определенную роль.
Не правда, будто игра не серьезна. Для ребенка серьезна всякая игра, ибо, играя, он живет. Он только тогда и живет, тогда только и упражняется, тогда только и растит душу и тело, когда играет. Это поняли давно лучшие из педагогов, и недаром одно из сочинений Коменского так и называлось «Школа игрою». Игра не серьезна, когда взрослые ребячатся, когда она опоганена легкомыслием, стремлением убить время, свойственным только паразитам, но неужели серьезно дело так называемых дельцов?
Но игра взрослых часто может быть бесконечно серьезна. Разве, выходя со слезами на глазах и с бьющимся сердцем из театра или концертной залы, вы не говорите о Шаляпине или Рахманинове: «Какая великолепная игра?» и разве, вы не чувствуете при этом, насколько эта «игра» выше тысячи синих канцелярских папок, на которых большими буквами написано: «Дело»?
Чистейшим родником игры, бьющим непрерывно и весело, является детская жажда играть, стержнем которой надобно признать театральный инстинкт.
Хорошо еще, если взрослые оставляют втуне этот Кастальский источник детского вдохновения. Как часто они забрасывают его каменьями своей черствой рассудочности или мусором своей мнимой деловитости!
Но детям не только нельзя препятствовать играть, надо помогать им играть. Надо осторожно, рукою нежной, о любящих пальцах, направлять резвый ручеек в благоприятную сторону, по благоприятному ложу.
Когда широко открытые глазенки смотрят на Вселенную и от любопытства открывается вслед за ними и ротишко, строгая богачка Наука сажает ребят к себе на колени и рассказывает им свои великие сказки. В былые времена она держала розгу в руке: жёсток был её схоластический лик, и корень науки поистине был горек для маленьких мучеников. Времена эти проходят. Величественная Урания научилась улыбаться детям и зовет к себе на помощь легконогих муз, которым их веселость не мешает быть богинями.
Пускай Искусство найдет в своей бездонной сокровищнице дивные игрушки для детей и щедро сыплет их на детские сады, на площадки, в школы, — всюду, где зеленеет новое человеческое поколение.
Здесь новая громадная, увлекательная задача для педагогов. Посильно служить выяснению связанных с этим делом проблем хочет Театральный Отдел при Комиссариате Народного Просвещения своим непериодическим альманахом «Игра», к сотрудничеству в котором он призывает педагогов, ученых художников, товарищей.
А. В. Луначарский.
