29 октября (11 ноября) [1917 г.]
Дорогая Нюрочка,
Не знаю, что происходит в городе. Нависла какая–то тревога.
Войска Керенского очень близко. Может быть, уже в городе. Что будет? — Увидим. Возможно, однако, что они и отражены.1
Ясно одно — с властью у нас ничего не выходит.
Одни мы ничего не сумеем наладить.
Сойдутся ли социалисты на чисто демократическом министерстве? — Не знаю. Но вне этого, — должно быть, кроме гибели для революции, ничего нет.
К тому же я глубоко не сочувствую некоторым мерам. Например, длительному запрещению не только буржуазной, но и социалистической печати.2 Правда, поведение ее по отношению к нам погромное. Но страшно и тяжко, даже в исключительное время, быть ответственным за меры насилия.
Эксцессов пока никаких, им нет никаких шор. Но их я боюсь больше всего. Больше смерти! Погибнуть за нашу программу — достойно. Но прослыть виновником безобразий и насилий — ужасно.
Повторяю, пока, наоборот, наши ведут себя почти повсюду образцово. Все обвинения оказываются обыкновенными вздорными слухами. Но некоторые закрытия и аресты как будто напрасны. Во всяком случае они меня глубоко печалят.
Но какая ненависть против нас, боже, какая бездонная ненависть во всей обывательщине — у всех социалистов–соглашателей!
Надо ехать в Смольный.
Время такое, что каждый раз отрываюсь от письма, не знаю, не последнее ли оно? Могу легко оказаться в тюрьме.
Главное еще беспокоюсь, как переслать тебе деньги.
Сейчас все в расстройстве неимоверном.
Тяжко.
Но все же мы сделали большой шаг вперед. Пусть сорвемся: декреты о мире, земле 3 и контроль над производством 4 — народ не забудет.
Иду…
Целую вас, мои святые.
Через 30–35 дней, когда ты получишь это письмо, сегодняшний, завтрашний дни, дни решительные — будут уже достоянием истории.
Прижимаю вас обоих к моему сердцу.
Ваш папа.
29/X.
* Тото, твой папа теперь министр! Ты рад? Но главное всегда то, что я твой отец и то, что ты меня любишь. Ты, ведь, меня любишь, не так ли? Напиши мне несколько слов, как ты мне так хорошо уже однажды писал. Твой папа, который тебя обожает.**
РГАСПИ. Ф. 142. Оп. 1. Д. 12. Л. 142–143.
Автограф.
Опубликовано: «Вопросы истории КПСС». 1991. № 2. С. 47.
* Текст, заключенный в **, дан в переводе с французского языка.
- Луначарский имеет в виду мятеж Керенского–Краснова, который они подняли против советской власти 26 октября (8 ноября) 1917 г. ↩
- Декрет о печати, подписанный Лениным и утвержденный СНК 27 октября, гласил: закрытию подлежат все «органы прессы, 1) призывающие к открытому сопротивлению или неповиновению Рабочему и Крестьянскому правительству; 2) сеющие смуту путем явно клеветнического извращения фактов; 3) призывающие к деяниям явно преступного, т. е. уголовно наказуемого характера». ↩
- Декреты о земле и мире приняты 11 Всероссийским съездом советов рабочих и солдатских депутатов 26 октября (8 ноября) 1917 г. ↩
- «Проект положения о рабочем контроле» был написан Лениным и принят на заседании Совнаркома 27 октября (9 ноября) 1917 г. ↩
