Фридрих Гёльдерлин
(1770–1843)
Середина жизни
В желтых цветах висит,
Пестрея шиповником,
В озере берег.
И милый лебедь,
Пьян поцелуем,
Голову клонит
В священно–трезвую воду.
Горе мне, горе, где же найду я
Горькой зимою цветы? Где найду
Солнечный луч
И тени земли?
Стены стоят
Хладны и немы.
Стонет ветер,
И дребезжат флюгера…
Николаус Ленау
(1802–1850)
* * *
Всё суета, ничто, куда ни поглядим!
О жизненном пути болтают слишком много:
Мы жадно гонимся за тем и за другим,
А силы тратятся да тратятся дорогой;
Когда бы, подходя к последней цели дней,
Мы были б все еще так свежи, словно дети,
И бодры так, как в первой юности своей,
Могли б мы хохотать над всем, что есть на свете;
Но сила темная несет нас по пути,
Как кружку, что слегка надбилась у фонтана,
И капает вода, и все сочится рана,
И в кружке под конец воды уж не найти…
Пуста она, никто к ней жадно не нагнется,
Средь черепков других лежать и ей придется.
«Фауст» 19 глава
Конрад Фердинанд Мейер
(1825–1898)
Песня моря
Облака, сыны мои, хотите
Странствовать? — Прощайте же, плывите.
Ваши образы летучие могу ли
Удержать, чтоб вы не ускользнули?
Скучно вам висеть здесь над волнами.
Манит вас земля вдали горами,
Манят дюны, маяков мерцанье…
В путь же, дети–тучи, до свиданья!
Кораблями смелыми в просторы
Вы плывите, а найдете горы —
Отдохните там… Глаза нахмуря,
Облачитесь в пурпур. Грянет буря,
Прошумите вы дождями. С пеньем
Спуститесь ручьями и, теченьем
Рек спокойных шествуя по склону,
Возвратитесь вы ко мне на лоно.
Перед нидерландским полотном
Художник пишет нежную картину.
Откинулся и оглядел любовно.
Стучат… «Войдите…» И богач фламандец
С тяжёлой разодетою девицей
Вошли… У той от сочности едва
Не лопнут щёки. Шелестит шелками,
Блестит цепочками. «Скорее, мастер,
Торопимся: один красивый малый, —
Шельмец, — увозит от меня дочурку
Едва из–под венца. Её портрет
Мне нужен». — «Тотчас, мингер, полминуты,
Лишь два мазка». И весело подходят
Они к мольберту. На подушках белых
Лежит изящная головка. Дремлет,
И мастер на венке цветок добавил,
Склонившийся ей на чело бутон.
«С натуры?» — «Да, мингер, с натуры.
Мое дитя… Вчера похоронил.
Теперь, мингер, я весь к услугам вашим».
1920
Камоэнс
Камоэнс, любимец музы,
Захворав, лежал в больнице.
И в одной с ним был палате
Студиозус из Коимбры,
Сокращавший болтовнёю
Скуку дней, ползущих серо.
«Сударь и поэт великий,
Всё ли правду вы писали?
Например, что будто в море,
Где–то близ Короманделя,
Ваш корабль разбился бурей —
Недостойное вас судно —
И что будто бы, в бореньи
С морем, правою рукою
Вы гребли, подняв высоко
Над волнами вашу шуйцу
И держа в ней ваши песни?
Трудно этому поверить.
Сударь, я иной порою —
Коль влюблён — стихи кропаю,
Но когда дойдёт до жизни —
Я стихи пущу по ветру…
Для спасенья жизни милой
Нужны, сударь, обе руки».
И поэт с улыбкой молвил:
«Правда, друг, так поступал я,
На житейском бурном море.
Против злобы, лжи и козней
Защищал существованье
Лишь одной моей рукою.
А другой моей рукою
Над пучиной чёрной смерти
Под лучами бога солнца
Я держал Луизиаду.
И для вечности созрела
Торжествующая песня».
1920
Людвиг Шарф
(1864 — после 1938)
Пленник
В вечности тебя я раз увидел:
Неужели не вернешься ты?
Иль, быть может, я тебя обидел,
Не пойдя на призыв красоты?
Сладкой юной маленькой кокеткой
В искрах ярких ты предстала мне,
Мост к тебе висел златою сеткой…
Я смотрел в каком–то полусне…
Взорами играли мы; бросала
Ты мне много яблок золотых, —
Я ловил, толпа рукоплескала:
Мир лежал, смеясь, у ног твоих.
И внезапно предо мной предстало
Зеркало грядущего, и в нем
Поколенье новое блистало
В божеском спокойствии нагом.
Род, который мы бы породили —
Населенье чудных островов —
В мыслях я схватил тебя, друг милый,
И унес из стран твоих отцов.
Лязг оков раздался! Восхищенный,
Я на миг про плен свой позабыл!
И прощальный шар твой золоченый
Я в тоске на землю уронил.
Макс Брод
(1884–1968)
Райские рыбки на письменном столе
Куда б ни поплыли мы, всюду стекло,
А там, за стеклом, непонятное что–то;
И дразнит, как некое темное зло,
Угрозой какого–то странного гнета.
А тут у нас зелени листики, тут
Сквозь водоросль сестры тихонько плывут,
И тонки волокна, и мох, и лучи…
Застынешь и слушаешь: ах, различи,
Далекие зовы затонов поют!..
Толчок! — и прозрачное снова стекло.
Дрожишь и глядишь, а чужая страна,
Которая к рыбкам проникнуть не может,
Нас дразнит, и странно, и жутко тревожит.
Печальные круги в сосуде хрустальном…
Мы глазом недвижным — там, в странном и дальнем…
Какие–то бледные краски и тени,
Предметы и стены, миражи видений…
К ним нету пути, и к ним нет достижений.
Но вот из–за мути туманных миражей,
Чернила и пара все ближе нам кажет
Себя что–то белое: ярко приник
Большой и больной человеческий лик.
Похож на луну белизною своей…
А в светлом плывет тяжело, тяжело
Плененная грустная пара очей,
Как рыбки, как мы, кого это стекло
Средь шири — прозрачной стеной облекло.
Шандор Петёфи
(1823–1849)
Собачья песня
День, как волчиха, сер,
И ветер воет зло,
Льёт дождь, а вместе с тем
И снегу намело.
А нам–то что: лежим
В тепле у очага,
Куда толкнула нас
Хозяйская нога.
И сыты будем всласть:
Хозяин, да и гость,
Всего ведь не съедят —
Собакам бросят кость.
Конечно, иногда
Зловеще свистнет хлыст —
Ой, больно бьёт он! — что ж,
Ведь пес не пессимист.
За гневом ласки ждём.
Вот кликнул нас наш бог, —
Как весело лизать
Хозяину сапог!
<1930>
Волчья песня
День, как волчиха, сер,
И ветер воет зло,
Льёт дождь, а вместе с тем
И снегу намело.
Пуста степная ширь:
Вот наш унылый дом.
Пристанища нам нет,
Ни кустика кругом.
Снаружи мучит лёд
И голод изнутри,
И так страдаем мы
С зари и до зари.
А вот и третий враг —
Коварный ствол ружья,
Окрашен кровью снег,
И это кровь моя.
И голод, и мороз,
И в рёбрах злой свинец,
И всё ж свободен волк,
Глухих степей жилец!
<1930>
Уильям Шекспир
(1564–1616)
Сонет LXVI
Устав от этого — о смерти я кричу.
Талант рождается позорным нищим,
Ничто красуется в блистательном жилище,
И верность отдана злосчастью–палачу.
Златой венок на голове притворства,
И дева–скромность здесь осквернена.
Высокий дух казнен за непокорство,
Тиранству вялому над мощью власть дана.
В наморднике чиновничьем искусство,
И доктор Дурь — над гением патрон,
Зовется глупостью естественное чувство,
И Благ — рабом; и Гаду гнут поклон.
Устал я и хотел бы сна могилы,
Но как оставить мне тебя, мой милый.
