С Кавказских гор нисходит Прометей;
Зевс дал ему прощенье и свободу,
И с ледников, к которым был прикован,
Спуститься ныне может великан;
И вновь к земле он смеет прикоснуться,
Увидеть мир, который так любил,
Что для людей, пожертвовав блаженством,
Огонь с Олимпа грозного низнес.
К отвергнутому, бывшему любимцу
Был царь богов неслыханно жесток:
Зачем увлекся он преступным искушеньем —
Для мира взял сокровище богов?
Он получил за то свою награду —
Венок терновый.
Таков Олимпа был карающий закон.
Гнев Громовержца, наконец, остыл.
Не то из прихоти, не то из сожаленья
Разбила молния тяжелые оковы
Из отвердевшей лавы. И свободу
Узнал опять страдалец Прометей.
О, мука страшная! Истерзанное тело,
Растертые цепями, в язвах руки,
Сведенные и высохшие пальцы…
Кровоточащая горит под сердцем рана,
Которую так долго день за днем
И так жестоко коршуны терзали.
О, дни бессилья, тягостные дни —
Час бешенства и горечи безумной,
Когда он в первый раз, легко метавший горы,
В тоске смертельной руки уронил,
Вдруг обессилев перед мрачной злобой
Нависшего грозой отца богов.
И, страшный час, в душе сломивший гордость,
О, час отчаянья и гибели надежд!
Но все прошло, и вызова пожар
Погас в глазах. Лишь тень утихшей бури
Да серый пепел смолквувших страстей
На глубоко–морщинистом лице
Слились в одно больное выраженье
И кажется, что носит он в себе,
Как нечто чуждое, обугленные корни
Могучих сил…
И клочьями седых его волос
Со свистом леденящий ветер веет.
Он вниз идет, — согбенный великан.
Он у людей хотел бы отдохнуть,
Вокруг себя собрать их, как детей,
И насладиться светлым счастьем их.
Увидет мир, расцветший лучезарно
С тех пор, как искры неба золотые
Он подарил бродячим, и впервые
На очаге зажег святой огонь.
Он хочет насладиться существами,
Которые из жадности, как звери,
Жестокие, друг друга ненавидя,
За обнаженную боролись жизнь…
И были им в людей превращены.
И шел он вниз, — в цветущую долину,
Где зеленели пышные поля,
Цвели сады, и в зелени повсюду
Виднелися деревни. A вдали
Вставали укрепленья городов.
«Взгляни–ка, Зевс», он молвил восхищенный:
«За этот мир не дорогая плата
И тысяча мной выстраданных лет!…
Ах, к людям, к людям я хочу скорее!»
И он пришел в деревни, города,
Узнал людей, увидел их стремленья…
И все ходил, и все искал повсюду
И что ж нашел?
О, горе, горе! В мире все, как было —
И ненависть, и жадность, и расцвел
Лишь новый род и жадности, и злобы
И рядом с ними новое уродство
Он встретил: Зависть, — рабскую, глухую,
Гнуснейшую, боящуюся света,
Из–за богатства мерзостную зависть!
A между тем ведь было бы довольно
Для всех!… Заглядывал он в хижины и замки,
Повсюду было то же, что и прежде, —
Все, все, как прежде… Даже было хуже.
Усталый, подошел он, наконец,
К жилью священника. Здесь веял мир,
К которому столь долго он стремился.
У очага приветливо горела
Лампада вечная — живая благодарность
И захотел под кровом человека
Он отдохнуть пред тем, чтоб навсегда
От всех тревог в пустыню удалиться.
К хозяину, который огонек
В лампадке поправлял, он обратился:
«Я Прометей, пусти меня к себе!»
Но тот взглянул испуганно, тревожно
В лицо огромного седого человека
И отступил, нахмурившись угрюмо,
И заперся. Сквозь двери жирный голос
Протек сурово: «Прочь иди, старик,
Мой уголок мне нужен самому…
Уж не придет безумец Прометей,
Он жил давно. Тогда жилося легче,
Светлее жизнь была!…» И туфли
Зашаркали и стихли в глубине.
Пришлец все ждал… Но вот он покачнулся
И гневно о порог ударил с силой,
И в первый раз угргомо зарыдал.
«О, Зевс, как ты жесток, как ты караешь.
Нет, я не заслужил такого мщенья…
Хочу я смерти, смерти!..» И с рыданьем
Вдруг дикий хохот грудь его потряс.
Рыча бежал взбешенный великан
Прочь от людей, скорее к морю, в море —
«В волнах покой найду я, наконец!»
И вот он встал на выступе скалы.
Увидел вновь он пышную страну,
Луга в цвету и нивы золотые,
И рощи, и прекрасные сады…
Меж зелени виднелися деревни
И возвышались башни городов.
Он думал, что навек мертва в нем злоба,
Но вдруг она воскресла, овладела
Его душой с неслыханною силой
И серых скал огромные обломки
Он стал хватать и в бешенстве слепом
Швырял их в море с воплем исступленным,
Над бездною морской носился дико
Его рыдающий, безумный хохот:
«О, если б мог я размозжить весь мир!
Вы — благо осквернившие мое —
О, люди, люди!…»
Но, чу! Не крик ли прозвучал над морем?
Мольба о помощи. Он наклонился:
Взметенная, как бурею, камнями,
Морская бездна черно колыхалась,
На пене волн челнок полуразбитый
Носился. A в пучине человек
За жизнь свою отчаянно боролся.
И челн другой отважно спорил с бурей, —
Другой рыбак спешил в водоворот.
A Прометей, склонившись со скалы,
Глядел на них и узнавал обоих —
Он их встречал в скитаниях своих.
То были первые из тех людей,
Которых видел он. Они дрались
Смертельными тогда врагами,
Теперь соединило их несчастье,
И жизнь врага спасал недавний враг.
Вот, наконец, одержана победа —
На дикий берег выползли они,
Усталые, измученные оба,
И бросились в объятия друг другу.
А Прометей с возвышенной скалы
Глядел, как их имущество тонуло,
Они ж смеялись, бурно ликовали…
Он думал, что навек мертва в нем радость,
Но вот она воскресла, благодарность
Возникла в нем с неведомою силой.
В восторге он склонился на колени:
«О, Зевс, благодарю тебя!» — воскликнул:
«Ты — бедный бог, a я — я так богат,
Опять в груди я чувствую любовь!
О, дай мне жить, я не страшусь страданий…
Я к людям в мир спуститься вновь хочу!»
