Действующие лица:
- Михадра Мохадурдэ — столетний владыка.
- Лахаха Види — делтьи, второй в государстве после верховного правителя Михадры Мохадурдэ, жрец и философ.
- Юлу-Видити — его ученик.
Люди жёлтой расы:
- Э-Тултик — мудрец.
- Дардамак — чиновник.
Сцена 1.
Открытая веранда во дворце делтьи Михадры Мохадурдэ, <Лахахи–Види>. Лахаха–Види в своём чёрно–золотом одеянии, скуфьеобразной фиолетовой шапке и с большими синими очками на тонком носу с обычной своей мёртвой усмешкой на старушечьем лице сидит в кресле и смотрит в море. За спинкой кресла молодой ученик Юлу–Видити, в чёрном, изящный и изнеженный.
Юлу.
Нет радости от жизни. Мы прекрасны…
Мы так прелестны, мудры, тонки, сложны,
Что, как цветы, поднявшись над ветвями
Растительной природы, вниз не смотрим!
Та благодать, что породила нас,
Скучна нам. Но меж нами есть такие,
Которые в цветах духовной жажды
Свой взор тоски вперили в купол неба
И ищут там чего–то над природой.
Но мы, Лахаха, ваши сыновья,
Мы знаем, что над матерью–природой
Лишь мы, махровые цветы, герои
Безверья, бесполезности и скуки.
И даже в нас самих нас тяготят
Тела и страсти, даже цепи мыслей,
Когда они текут в порядке скучном
Тяжёлого рассудка. Наше горе
От нашего большого совершенства.
Мы жизнь переросли.
Лахаха.
Тю! Умолки.
Всласть попугали б…
И кому худо,
Всласть поскучали б
Скукой–мукой.
Утончённо кривлялись бы…
Несчастье–счастье —
Счастливились бы…
Да ведь вот!
Из Оссии подуло крепко ветром,
Холодным ветром, острым ветром,
Как листья золотые, все вы слабы,
Испорчены, ленивы. Вас туда
Вот, в море, унесёт Оссийский острый
Холодный, крепкий ветер. Приучайтесь
Вы к бою!!! Их кровь мы прольём впервые!
И если мужество увяло,
Поторопитесь заменить себя
Железными бойцами. На рабов
Надеяться не смейте. Раб рабу
Поможет, ведь оссийские рабы
Работают единою горою,
Как в дни того землетрясенья,
Когда завыло море и огромным
Залило валом берег, как в горячке
Забившийся. Так и теперь непрочно
У стен великой Атлантани всё.
Юлу.
Бесстрашны мы. Жизнь нам не дорога,
И дни под Солнцем сочтены роскошным,
Но тешат взор сынов.
Лахаха.
Умолкни!
Не надо слушать Мохадурдэ
Речь труса.
Юлу.
Тот, кто смерти не боится,
Не трус.
Лахаха.
Тот трус! Притом жалчайше жалок,
Кому и смерть милей, чем бой!
Бороться надо,
Бороться без рабов, а то наступит
На раздушённую главу
Утончённых
Нога босая получеловека.
Входит Дардамак. Чиновник жёлтой расы. Одет совсем просто.
Дардамак. Великий Лахаха, учитель, ты изумишься! Представь, из Оссии прибыл видеть тебя посол. Должно быть, начальник границы Тона Види–Мема имел свои расчёты. Он пропустил его. Дал грамоту.
Лахаха.
Посол? Из Оссии? От осских обезьян?
От Догонга–Гона? От вожака
Горилл?
Их убивать,
Их заковать –
Вот разговор наш с оссцами!
Конечно, друг Дардамак,
Мы с осским родом Ар дружили плохо.
Ссора братьев за первенство.
Но если полулюди
Ар сокрушили и кидают
В подвалы Атлантани факел свой
И мутят под толстым черепом, за узким лбом
Мозги рабов великих видей (то есть представителей высшей касты, аристократов) —
Так должны мы знать,
Что и кони умнеют с разговоров,
И станем разговаривать.
Ударим. Расплющим. Вздёрнем на их морду
Намордник. Кольцо на шею, цепь возьмём
Рукою медной сильно. Кто посол?!
Дардамак. Мой соплеменник. Жёлтый человек. Мудрец. Человеколюбив, всегда друг мира. Старец Э–Тултик.
Юлу.
Мечтатель тонкий, человек с душою
Разочарованной, хотя, быть может,
Перед судьбою слишком смирный.
Тултик нам близок. Может ли такой
Быть вместе с грязной сворой тёмных бестий,
Терзающих Оссию?
Дардамак. Э–Тултик не с ними. Но теперь, когда страна поражена ужасным голодом, когда там гибнут тысячами в страданиях люди… Он, вероятно, затеял во имя чистого человеколюбия убедить вас, не помогая стае мятежников, помочь тем из высших, которые ещё живут, и миллионам бедных тёмных, которые переносят кровавые фонтаны Догонга, как переносили поборы и насилия Аров.
Лахаха.
Так где он?
Дардамак. Здесь.
Лахаха. Введи.
Дардамак уходит.
Юлу.
Старик — сказитель яркий и умелый,
Мыслитель сладкий и печальный.
Лахаха.
Глупец!
Но не глупей тебя и всех тщедушных духом
У нас… О деды, деды! Как в богах,
В вас золотым биеньем бился сок природы.
Мы стали хитры, но утеряли силу древних.
Но век серебряный имел свои утехи
И много знаний и ремёсел.
Умели рвать цветы меж делом.
И ваши матери жемчужно хохотали,
Пируя, словно бабки, а прабабки…
Они – богини расцвета первого.
Ах, пиры равных, когда ещё и «виги»
Нас называли, как Рдона!
Двенадцать перьев и два рога
На шлеме золотом
Носил кудрявый златокудрый
Синеглазый вигод Ардокно–Рдона!
Как бы он смеялся, когда б увидел эту руку!
(Показывает свою руку).
Мне только 50… Рука стара, желта.
И я всегда с оружием, с пером.
Но яд в моём пере…
Да, было в нём и пламя.
О, пламя в вихре солнечных лучей,
Когда слагал я молодым стихи
В честь десяти подруг… Мне мать дала их,
Разнообразных юных и красивых
В подарок, в день, когда мне стало 20 ( двадцать).
Рука стара, желта – я хил и хвор,
И высушено сердце, велики
Лишь кровь и голова. Но в юности я юн был.
10 жён меня безумно обожали…
Ха–ха! Ардокно–Рдона, полубог,
С какой гадливостью отпрянул бы ты
Перед таким цветком, как Юлу!
Вся утончённость вверх, а силы – вниз. Прогнал бы…
Но есть ещё причина,
Есть жёлтая средина!
Пусть уж они…
Мы разрешили некоторым браки…
Но вот посла ведут сюда дурного.
Входят Дардамак и Э–Тултик, последний немолод. Лицо безбородое, покрыто жёлтой пудрой. Он становится на колени, пригибается до земли.
Юлу.
Кому ты кланяешься, мудрый? В свете
Нет ничего, чему бы поклонился
По праву мудрый.
Э–Тултик.
Юноша, не я —
Скорбь бедного народа преклонилась
Пред гордой силою, и состраданье
Меня к земле пригнуло. Сострадая,
Готов я силы стать рабом.
Величье велико, и 100 раз превеликий
Позор властолюбивой Атлантани.
Стенает скорбно Оссия, страдая.
Ты знал пурпурный род надменных Ар,
К народу Оссии жестоких. Плод,
В крови утопший, чёрствости своей
И братьев. Нынче, верно, знаешь ты
Свирепых воинов мечты о правде.
Ах, странно это. Я Оссию знаю.
Глубоко жажда правды в сердце масс
Таится и сидит в воде подземной.
Страдать за правду, — вот огонь их тайный.
Но луч его ужасен в плане жертв,
За правду мучить стали бунтари,
Не верят ни злой каре, ни в богов.
С кровавыми цветами яд её
Умчится в море с ветром. И, быть может,
Оссия, обнажённая, без Ар
И без сынов безумной Атлантани
Великий материк наполнит тихим
Печальным светом истинной Любви,
Всему живущему гласящим: «Мир вам»!
Да не умножим скорби бытия,
Да таинством Любви залечим раны
И не кошмарным сном богини Ман
Её пробудим, приведём к единству
Растерзанную мысль. Лишь добро
Уймёт пожар столетья. Не губите
Народ вы неповинный! Кровь ману,
Кровь жёлтых пощадите, их сынов.
С неволею кровь оссов стала кроткой
И полною терпенья…
Лахаха.
Скажешь, старый!..
Терпенье! Сколько славных, умных, рыжих
Голов мужских и женских гордых Ар
Упало под тяжёлою секирой
Догонга–осса? Вы голодаете? Отлично.
Хоть склады ломятся у нас от хлеба,
Зерна мы не дадим. Не лги мне про
Терпение. Возьмётесь за оружие, злодеев
Догонга сожжёте на кострах,
Сотрёте в прах.
По весу вам отмерят
За пепел извергов — кошель муки.
Иного жду. Вот мы пошлём на вас и корабли,
И орды. И я знаю:
Оссии мужи пойдут
Под красною тряпкою Догонга.
Не была ли проклята уже
На заре истории тирания?
Но голод с тылу, тылу
Нам поможет. Ни слова!
Э–Тултик.
Уйду, но знаю…
Лахаха.
Ни слова!
Нет. Не уйдёшь,
Останешься. Ни слова!
Так я хочу, я, вид Лахаха Мохадурдэ!
Ну, Дардамак, пусть Э–Тултик
Гостит в твоём дворце.
Я прикажу дверь покараулить.
Прощайте, жёлтые друзья.
(Делает жест рукой).
Дардамак и Э–Тултик уходят.
Встречу помни, мой Юлу. Фу!
Рука, как вялый стебель... Наши дети!
Да... Не ко времени… Уйди ты... Встану сам.
Пойду к столетнему владыке
Пойду–ка к Миха–Види. Торопиться надо.
Нет, не иссякнет в Оссии вражда.
Коль не удушим нынче — нас удушат.
(Уходит).
Юлу–Видити уходит вслед за ним.
На этом рукопись обрывается.
1922 г.
