За время набора и печатания настоящей брошюры политическое положение в некоторых отношениях значительно выяснилось, и выяснилось именно в смысле подтверждения некоторых наших гипотез.
Так, например, долго и много волновалась русская публика слухами о «слабости» Клемансо и о том, будто он изменил радикализму и продал шпагу свою.
На деле политика Клемансо оказывается точнехонько такой, какой я ее изобразил в моем наброске. Клемансо заблагорассудил открыть несколько свои карты перед русской публикой и сделал это посредством интервью «высокопоставленного лица» с корреспондентом газеты «Товарищ». Интервью это весьма замечательно и вполне заслуживает быть здесь перепечатанным. «Высокопоставленное лицо» следующим образом рассказывало о разговоре Клемансо с господином Извольским:
«Французское правительство знает о демаршах русского правительства во Франции и Ев роде, с целью заключить новый большой заем. Что касается отношения кабинета Клемансо к этой новой попытке, то оно известно русскому правительству, благодаря откровенным заявлениям Клемансо Извольскому. Клемансо на предложение Извольского пособит в деле займа ответил приблизительно следующее: «Мы дорожим русской дружбой, мы хотим остаться в союзе с Россиею. Мы готовы помочь вам и от души желаем, чтобы Россия обрела покой и порядок. Но возможен ли порядок в России? Мы вам дали столько денег… Но что вы с ними сделали? Мы их давали на постройки, на усиление армии и флота… Постройки — где они? Армия и флот не стали сильнее… Мы готовы еще помочь вам деньгами, но мы должны иметь гарантию, что они не пойдут снова на репрессии, как это было до сих пор, а действительно на реформы, действительно на покрытие производительных расходов, без этой гарантии трудно вам будет достать денег».
Всё это, как видит читатель, вполне логично и представляет собой весьма солидное coup d’épole делу русских кадетов. Далее:
«Извольский ответил, что правительство справляется с беспорядками и анархиею, которые оно скоро победит, после чего немедленно примется за реформы, обещанные 17 (30) октября 1905 г. Для этого ему и нужны деньги. — Вот точный смысл обмена мнений между Извольским и Клемансо. Последний не виноват, если на основании такого обмена мыслей некоторые стали распускать слухи, что он и его кабинет за новый заем. Это неправда. Неправда и то, что говорят другие — как, напр., сегодняшний «Cri de Paris», — что Клемансо и его товарищи против займа. Правда посредине: Клемансо и его правительство, не желая совершить дипломатической ошибки в пользу Германии, не желают ссоры с русским правительством, но с другой стороны, не желают поставить на карту достояния Франции, дав еще денег бесконтрольному и неспособному правительству; они поэтому помогут русскому правительству только в том случае, если будут иметь гарантии в том, что деньги пойдут — с согласия Думы — на действительные нужды России, а не на репрессии и подавление освободительного движения. Клемансо и его товарищи знают про старания (démarches) русского правительства действовать в Париже — и в Европе — вне французского правительства: через банки, через обоих агентов и т. п. Так действовать русское правительство вполне вправе, но и о_ппозиционные ему в России с_илы вправе ему в этом противодействовать. Но Клемансо, например, не видит этого противодействия и иногда себя даже спрашивает, есть ли в России эта организованная оппозиция, раз она себя заграницею не проявляет, не считая, конечно, заявления революционных партий, или отдельных публицистов и деятелей… При таких обстоятельствах неудивительно будет, если русское правительство добьется всё–таки займа, наводнив Францию заказами и убедив ее в том, что значительная часть займа останется здесь в виде уплаты по заказам… Словом, заем усердно приготовляется и, вероятно, будет заключен».
Пессимистическое заключение не подтвердилось. Последнее заявление Пишона доказало, что Клемансо достаточно силен, чтобы вести свою политику. Но упрек по адресу кадетов достопримечателен.
Впрочем, должен же понять умный француз, по какому тонкому льду ходят кадеты. Конечно, до–думский заем для них нож вострый, но ежели станешь вести против него энергичную заграничную агитацию» пожалуй, окончательно прогневишь Олимп. Сами понимаете, мосье, что теперь для кадета самое первое дело заботиться, чтобы от него революционером даже и не пахло… ни–ни!
Однако, прихвастнуть post–factum кадеты не прочь. Комично после реприманда Клемансо читать в «Речи» по поводу резкого заявления Пишона, что «о займе нет более и речи», такие строки:
«Заявление это является результатом воздействия на Клемансо как некоторых политических деятелей, так и печати — не только французской, но и русской, которая произвела здесь в официальных сферах сильное впечатление своими протестами и указаниями на незаконность новой заемной операции в отсутствии Думы. Вопрос о русском публичном займе был и обсуждался разносторонне. И Клемансо, согласившийся на такую операцию прошлой весной, склонялся, из внешне–политических соображений, в пользу её повторения и теперь. Но, как человек, чутко прислушивающийся к общественному мнению, он, как видно, дал себя уговорить. И теперь остается только констатировать, что публичный русский заем во Франции на время отвергнут».
Разумей, Еремей! Гордись, обыватель, — это всё твой кадет за тебя работает. Кадеты не проявили трусости, они не уклонились от борьбы с правительственной агитацией за заём в Западной Европе, Клемансо не попрекал их, нет! это они его уговорили. О мудрые, влиятельные лидеры!
Интересным подтверждением правильности тех аргументов, которые мы гипотетически влагали в уста Клемансо, является письмо французского дипломата (вероятно, Бомпара), напечатанное в «Народно—Соцалистическом Вестнике» и представляющее собою маленький доклад Клемансо. Вот оно:
«В том, что русское правительство дошло в финансовом отношении до последней крайности, и что ему необходим значительный заем для того, чтобы удержаться посредством той политики анархии, на путь которой оно вступило, — нет никакого сомнения. Но не менее несомненно, что новый заем, ничего не спасая, только продолжит настоящую анархию административной и общественной жизни, невыносимым гнетом лежащую на повседневном существовании каждого обывателя. С другой стороны, он никоим образом не спасет неприятного положения, в котором находятся владельцы русских процентных бумаг, но, наоборот, будет иметь тенденцию сделать это положение совершенно отчаянным. Наконец, с точки зрения международной политики, он будет совершенно бесполезен, в виду того, что официальная Россия рассматривает теперь союз, как операцию, исключительно кредитную, и в _политическом отношении тяготеет к Германии_».
Совершенно верно и очень умно. Кадетская Россия будет искреннейшим союзником Франции, а для камарильи «Потсдамский кузен» всегда будет светочем и надеждой. Дипломат кончает следующим образом:
«Трудно допустить, чтобы французские сбережения должны были служит источником средств на продолжение подобной политики, тем более, что последняя ненавистна всему населению. Я понимаю, что в вашем положении дело заключается не в том, чтобы принять ту или иную сторону во внутренней политике России, но–попросту в том, чтобы не дать погибнуть в финансовой катастрофе пятнадцати миллиардам, которые мы поместили здесь в государственных и промышленных ценностях. Между тем, ни политические, ни экономические условия не позволяют надеяться, что новый заем изменит нынешнее положение».
В самой «Речи» было напечатано интервью с Клемансо, в котором выражалось недовольство всё более «черной» политикой Столыпина и тем, что граф Витте оказался в оппозиции.
Граф Витте, несомненно, работает. Газета «Слово», несомненно, его газета, и она ведет себя достопримечательно. Я думаю, и тут видна рука «сватушки Клемансо», которому смерть хочется счастливой свадьбы «престол–отечества» и Думы, который и на хорошее приданое не поскупится. «Слово» окончательно ставило не только Столыпина, но и «Союз 17 октября», который газета находит «неконституционным». В то же время г. Федоров, личный секретарь графа, запускает «жука» — какой бы мы, мол, силой стали, если бы поправевшие правые кадеты слились с мирнообновленцами и П. Д. Р.! Граф, наверное, не отказался бы стать во главе столь почтенной компании.
Ободренный всем этим, г. Милюков круто повернул корабль направо, так что некоторые левые кадеты чуть не выпали за борт.
Мы видели печальные картины. Если бы они не были печальны, они были бы забавны. Мы видели, как вожди партии революционного пролетариата предлагали её услуги кадетскому барину, а барин морщился и цедил сквозь зубы: «я не прочь принять услуга, но я боюсь запачкаться в красное, меня тогда в дворце не примут. Поддерживайте меня, но почтительно, и раньше сами умойтесь, причешитесь и примите парламентарный вид».
Мы видели, как кадет поучал т. Плеханова в ответ на его алгебраическую хитрость, что смелый политик должен высказывать то, что есть, вскрывать политические и классовые противоречия, а не затушевывать их. Это, ставши в позу, говорил кадет — Плеханову. По характеристике кадетов товарищ Плеханов задался целью тянуть соц. — дем. вправо от её самых правых позиций. Да, недаром ревизионистский журнал «Sozialistische Monatshefte» борется теперь против Каутского цитатами из… Плеханова. Всё изменилось под нашим зодиаком, граф Витте левым стал, Плеханов вдруг стал раком! От лозунга Учредительное Собрание товарищ Плеханов допятился до алгебраического полновластия. Но кадетские Цыфиркины нашли алгебру неподходящей наукой и заявили: «тут всё ясно, как дважды два; нам надо быть министрабельными; зарвемся — выгонят нас в шею, а мы правительство перехитрим, перечить ему не станем. Оно кричать, а мы — да–с! Оно, держа, начнут за спиной дразнить, — а мы поклон: именно! точно так–с! И сделаем мы для правительства разгон Думы невозможным. Незлобием нашим обезоружим врагов и, в виду хорошего приданого, выйдем замуж за престол–отечество. Поддержать нас вы можете, но не говорите о платформах, заботьтесь о восстановлении прежнего думского большинства и баста!»
И придет кадетская святая Женевьева в Думу, и на вервии, петлей набросанном на одну из голов пролетарской гидры (имя головы Ц. К.), приведет смирённого ею дракона! И скажет кадетская святая Женевьева, укротительница дракона: «Я, ваше превосходительство, никогда бы с ним не снюхалась, а я его просто использовала. Ежели ему теперь каждый год порцию реформистского сена из парламентского сеновала отпускать, — как на осле, ваше превосходительство, хоть воду вози».
Да, союз буржуазии и бюрократии для ликвидации революции опять налаживается. Старания Столыпина преследовать кадетов — последнее усилие обойтись без них. И за спиной Столыпина, разящего кадетов палицей, уже стоят другие с хлебом солью на случай новой кадетской победы. На языке наших хитрецов поддерживать под ручку невесту, в сретение жениху грядущую, называется изолировать реакцию. Неужели пролетариат будет способствовать самому умному, самому вероломному плану разменять готовящийся революционный ураган на движение «медленным шагом, робким зигзагом»? Неужели мы забудем, что при самостоятельной тактике пролетариата годы «исключительных законов» и реакции бывают так же ему на пользу, как и попытки его приласкать? Неужели мы забудем, что репрессии — самое глупое средство самых глупых чиновников, а реформизм — самая усовершенствованная консервативная и антиреволюционная метода?
Нам нечего желать ни сближения правительства и буржуазии против нас, ни временного торжества черной сотни; у нас довольно своего революционного дела, которое надо вести непреклонно.
А. Луначарский.
