Жан Кокто — один из писателей, наиболее выдвинувшихся за последний период. По своим литературным приемам последнего времени он немножко «дада»1 Ему нравится выдумывать разные неожиданные приемы — словом, баловаться. Это представитель весьма утонченного литературного гаменства *. Гаменство Кокто лишено намерений сколько–нибудь злобно дразнить буржуазию, в нем нет никакого революционного жала. Кокто не из тех шутов, которые говорят своему «потребителю» плохо скрытые под шуткой дерзости. Правда, под маской весьма утонченного и сверхсовременного Пьерро у него иногда бывают какие–то гримасы, показывающие, что там живет думающий и чувствующий человек. У Кокто есть свои идеи, хотя они недодуманы, у него есть свои чувства, хотя они не велики. Но те идеи и те чувства, которые он дает публике, выбраны им просто как бутафория для его престижитаторства.
* мальчишество, баловство, дерзости (от франц. gamin). — Ред.
И фамилия у Кокто подходящая, по–русски «Иванушка Петушок». В нем есть дерзость, чисто формальная, развязность, соединяющаяся с ломкостью и эксцентризмом. В нем есть молодость, он сам увлекается своей виртуозностью. Литература, в которой Кокто может идти одним из первых номеров, должна быть, конечно, большим мюзик–холлом. Познакомиться с Кокто так же необходимо, как познакомиться с Чарли Чаплином. К сожалению, все это больше сказывается в лирике Кокто, в его небольших фарсах,2 сравнительно же большая повесть его, написанная им в 1922 году и предлагаемая вниманию читателей, не очень характерна для Кокто ни по теме, ни по языку.
Здесь Кокто как будто хотел стать более серьезным. Общий тон повести должен был бы быть трагичным, потому что таким фоном взята ужасная империалистическая война. Однако же он подошел к своей теме с изумительной легкостью, что характеризует его, как послевоенного галльского петушка. Мы знакомимся с войной через призму чудачки дамы–благотворительницы и ее свиты. Приключения ее во время разных светских человеколюбивых поездок представляют собою главное содержание повести. Впрочем, основная идея есть. Кокто заинтересовало такое положение: ложь может оказаться самой настоящей правдой. Его герой Тома — своеобразный французский Хлестаков. Печальной правдой о французском обществе веет от того, что, поскольку этот самозванец сумел выдать себя за родственника какого–то генерала–дворянина, перед ним открылись все двери и сделалась возможной большая карьера. Но Кокто не строит фарс на той почве, которая была уже несколько раз осмеяна, нет, его герой — мальчик, по–своему сердечный, храбрый, и поэтому, взяв на себя роль, он в нее входит, выполняет ее не хуже кого–нибудь другого и даже умирает смертью храбрых. Кокто как бы говорит: можно ли сердиться на человека, который создает для себя и вокруг себя обстановку ложную, но который делает все выводы из этой лжи? Можно ли негодовать на шарлатана, если он принимает все выводы из своего шарлатанства, в наше время часто довольно трагические? Под этим несколько поверхностным социальным вопросом может даже вкорениться какая–нибудь любезная сердцу нынешних «быстролетов» метафизическая идея, вроде такой: что такое истина? и что такое ложь? Присмотритесь же, разницы нет!
Если Кокто при несомненном живом таланте дает читателю возможность пережить несколько сцен жизни в тылу и на фронте под неожиданно светским и легкомысленным углом зрения, если при этом сама война все же бросает трагический отблеск на повесть и некоторые офицерские типы облекаются ее багровым заревом, то, конечно, вся повесть лучше всего характеризует, как все–таки легкомысленно прошел «цивилизованный» Париж мимо страшной трагедии войны.
Я думаю, что противопоставление остроумной, веселой, кокетничающей даже трагическими моментами повести модного парижского «петушка» — «Огню» Барбюса может дать яркую идею о полярности «солдатского» и «светского» отношения к войне. Представляя в этом отношении продукт послевоенной буржуазной литературы, повесть Кокто написана, однако, с несомненным талантом и доставит читателю, как превосходно проведенный рассказ, немало эстетического удовольствия.
- Своим сборником стихотворений «Poésies», 1920, Кокто примкнул к дадаизму, позже увлекся сюрреализмом, сблизился с Арагоном. ↩
- Имеются в виду кубистские пьесы Кокто «Парад» («Parade», 1915), «Бык на крыше» («Le bœuf sur le toit», 1923), «Свадьба на Эйфелевой башне» («Les mariés de la Tour Eiffel», 1923), в которых делалась попытка сломать старую театральную форму. ↩
