Предисловие [К книге Дж. Честертона «Человек, который слишком много знал»]

Можно горячо рекомендовать читателю эти рассказы анархиствующего английского писателя Честертона.

Русский читатель знает Честертона мало, больше всего, пожалуй, по переделанному Камерным театром в комедию роману его: «Человек, который был Четвергом».¹ Предлагаемые рассказы несравненно ярче, проще и в то же время резче, чем эта комедия.

По внешней форме мы имеем дело с прекрасными детективными рассказами. В этом произведении своем Честертон вступает на путь Стивенсона и Конан–Дойля, — путь, впервые намеченный еще гениальным Эдгаром По. Англичане — вообще прекрасные, остроумные и спокойные мастера детективного романа. Все эти свойства в очень высокой мере проявляет и Честертон в своих замечательных рассказах. Фабула в них всегда чрезвычайно оригинальна, очень редко встречается натянутость при крайней фантастичности и остроте описываемых в них эпизодов. Но дело в том, что если Стивенсон преследовал рядом с фабульной стороной своих романов и кое–какое бытописание, кое–какую психологию, оставшуюся у него, однако, на втором плане, если Конан–Дойль уже несомненно ради приличия только лакирует под литературу свои подвиги Шерлока Холмса, то у Честертона дело обстоит наоборот — блестящая форма остроумнейшей детективной новеллы нужна ему для того, чтобы прикрыть ее социальную тенденцию, социальная тенденция у него на первом плане. Рассказ за рассказом, все произведения представляют собою жгучий памфлет против правящих классов Англии. Вся политика английской аристократии предстает перед нами, как клубок отвратительных интриг, в которых нелояльность и коварство каждую минуту готовы перейти в наступление.

Почти все преступники, изображаемые или впервые вскрытые Честертоном, представляют собою или высокопоставленных политиков, или полицейских. Честертон сам оказывается детективом, который громким голосом заявляет: «Руководящие классы Англии в настоящее время преступники, и весь социальный строй, в котором мы живем, преступен». Его герой, Хорн Фишер, лично отказываясь от борьбы с этим обществом, обращается к Марчу, журналисту, с такими словами: «Я нахожу гнусным очень и очень многое. Если бы вам, молодежи, как–нибудь удалось подложить динамиту в эту помойку и разнести ко всем чертям весь высший свет, то не думаю, чтобы от этого пострадало человечество».²

Конечно, читатель может спросить, не сгущены ли краски у Честертона. Неужели мыслимо, чтобы министр–президент Англии убил миллиардера, в сети которого он попался, с такой артистической ловкостью, как это рассказано в повести «Причуды рыболова»? Неужели либеральная партия может вести такую политику, какая выясняется из удивительного рассказа «Выродок»? — и т. д.

Конечно, краски несколько сгущены. Новеллист берет явления, в которых наблюденное им разложение и бессовестность верхов выражается с особенной резкостью. События эти, по всей вероятности, опять выдуманы, им не соответствовали никакие действительные факты, но весь тон Честертона свидетельствует о том, что он считает свои рассказы лишь беллетристическими образчиками подлинной жизни, подлинного образа высшего класса в Англии.

Английские лорды, сэры и джентльмены, конечно, могут с приятной улыбкой пожать плечами, делая вид, что Честертон — чудак, а его книга — только литература. Приходится отмахиваться таким образом от неприятных писателей. Прямое запрещение книги всегда вызывает большой скандал, что английское общество уже неоднократно испытало. Может быть, и Честертон смотрит на свою детективную форму отчасти как на полумаску, немножко прикрывающую его полную ненависти к буржуазному обществу физиономию. Во всяком случае, крайне характерен, забавен и жив тип самого Хорна Фишера. Этот человек слишком много знает. Обладая проницательностью едва ли не выше, чем у Шерлока Холмса, он давно уже увидел преступное лицо современного общества, у него рентгеновские глаза, которые насквозь проницают окружающее. В молодости, как видно из рассказа «Выродок», у него был свой, несколько скомканный, но все же ультрадемократический, так сказать, народнический идеал. С размаху коса наскочила на камень и зазубрилась. И вот с тех самых пор этот странный сын аристократии, знающий все ее пороки и ненавидящий ее, желающий, чтобы эту помойку скорее разнесло динамитом к черту, вместе с тем тщательно скрывает ее пороки. Он рассказывает о результатах своих исследований Марчу, но он допускает иногда даже осуждение невинных, ради сохранения декорума своей, в сущности ненавистной ему, родины. Это самый настоящий попуститель. Тип Хорна Фишера не лишен социальной ценности. Несомненно, что среди преступников, которые густо переполняют ряды правящих классов Англии, имеется и некоторое количество таких людей, которые очень много знают, да не скажут. Честертон тоже очень много знает и рассказывает, за это ему спасибо. Но рассказывает он так, что допускает и для самих преступников, и для потворствующих им людей суждение о его книге как о чистой фантазии и явном преувеличении ради эффекта. Но мы–то, мы, люди нового мира, которые знаем настоящую цену аристократии и буржуазии, которые тоже рентгеновскими глазами видим не мелкие отдельные поступки, а все ужасы, творимые империалистическим капиталом, от мировой войны до угнетения огромного большинства человечества, мы, которые знаем всю беззастенчивость и своекорыстность их политики, мы верим Честертону, мы убеждены, что, может быть, менее яркие, менее беллетристически нарядные, но не менее гнусные преступления таятся на каждом шагу в политической и финансовой практике Англии, да и всех других стран, имеющих подобный же режим.

Вот почему блестящие рассказы Честертона, от чтения которых трудно оторваться, которые представляют собой яркий образчик писательской «выдумки», в тургеневском смысле этого слова, представляют собой в то же время очень своеобразно написанный обвинительный акт против нашего нынешнего главного врага, против правящих классов буржуазных стран.