Старая гвардия Московского Художественного театра держится прекрасно под натиском времени. Ее потери до сих пор были невелики, ее известные всему миру старые бойцы сохранили в большей или меньшей свежести свою инициативу, свое дарование, безмерно увеличив вместе с тем в течение прожитого времени свой художественный авторитет.
МХАТ Первый — это, конечно, великий театр, раз навсегда вошедший как крупнейшая величина в историю мирового театрального искусства. Он чрезвычайно длинными корнями уходит в предреволюционную историю нашей общественности, и огромный переворот, происшедший в ней, не мог, конечно, сразу изменить всю морфологию и физиологию этого могучего организма. Однако МХАТ отнюдь не казался формацией нежизнеспособной в новой атмосфере. Медленно, — быть может, медленнее, чем этого желали многие его друзья, — но зато достаточно глубоко видоизменялся он. В этом видоизменении, в этом обновлении огромную роль играла подросшая молодежь театра. Но и к «старикам» у нас установилось отношение как к первоклассным художественным ценностям, могущим быть богато использованными для нового строительства.
Ведь недаром же лучшие пролетарские драматурги охотно отдавали и отдают свои произведения именно для исполнения в этом театре, добившемся изумительного совершенства в деле сочного, полного нюансов, блещущего жизнью сценического исполнения.
Вот почему и мы, строители будущего, революционеры, не можем не чувствовать глубокой грусти при известии, что смерть похитила из рядов могучих ветеранов МХАТ Первого обаятельнейшего артиста Василия Васильевича Лужского, имя и деятельность которого органически связаны со всеми эпохами роста Художественного театра.
Смерть унесла его в шестьдесят лет 1 и надо сказать, что он принадлежал к числу тех артистов, которые в подобные годы могли развернуть еще огромный сценический темперамент, не говоря уже о творчестве вообще.
В последний раз я видел Василия Васильевича в отрывке из «Преступления и наказания» Достоевского.2 Он играл бурную, разнообразную и жестокую сцену, разыгрывающуюся в квартире Свидригайлова с Дуней, сестрой Раскольникова. Эффект игры Василия Васильевича был потрясающим.
Василий Васильевич был учеником школы Малого театра (хотя кончил Филармонию).3 Он воспитывался под руководством одного из величайших и разнообразнейших комиков русской сцены — Прова Михайловича Садовского. Вероятно, самый выбор учителя был сделан учеником потому, что он уже тогда готовился быть актером на характерные роли.
В Художественном театре, куда он попал еще молодым человеком, Лужский занял одно из первых мест.4 Играл он большею частью роли людей пожилых, со сложной психикой и умел давать эти зрелые, замысловатые, то лукавые, то узорные в своем простодушии фигуры с изумительным пониманием и задушевностью, зная в то же время всегда, как обострить их внешний облик замечательным гримом и каким–нибудь характерным приемом внешнего поведения, делавшим фигуру памятной на всю жизнь.
Таковым был Василий Васильевич в роли Шуйского, в профессоре Серебрякове, слуге Фирсе, в старике Карамазове,5 упомянутом уже Свидригайлове и десятках других ролей. Припоминаю, между прочим, изумительное по совершенству рисунка исполнение Лужским во Второй студии роли старого помещика в странной пьесе Сологуба «Узор из роз».6
Конечно, Василий Васильевич был особенно хорош на сцене, в полном перевоплощении, но он был также изумительным чтецом. Я помню, например, с каким ядовитым совершенством исполнял он, просто за столиком Политехнического музея, сцену Достоевского «За коньячком».7
Василий Васильевич был учителем большой серии прекрасных актеров следующего поколения.
Новая театральная, уже внемхатовская, молодежь — рабочая, красноармейская — наперерыв звала Лужского для руководства своими кружками. Василий Васильевич старался, по возможности, не отказывать никому.
Спокойный и уравновешенный, мягкий, внимательный, [он] как–то само собою завоевывал любовь и зрителей, и товарищей по сцене, и всех, кто с ним соприкасался. Он никогда не шумел и не блистал, — разве только когда это нужно было на сцене по ходу спектакля, — но от него шел тихий свет и хорошая, крепкая теплота. В жизни он ничему не был так предан, как искусству, творчеству. Горение перед искусством, столь свойственное всему кругу Станиславского, находило в нем одно из лучших своих воплощений.
Пришли иные времена, мы уже не считаем высшим достижением — гореть перед искусством, мы требуем, чтобы искусство само горело перед чем–то несравненно высшим, перед строительством реальной новой жизни, но великая добросовестность, четкое мастерство, чуткость и творчество — это такие качества, которые заставляют нас почтительно и любовно склонить голову перед гробом Лужского.
Не стало большого человека в прекрасной плеяде мастеров старшего поколения Художественного театра. Не можем не пожелать от всей души, чтобы смерть как можно дольше не заглядывала сюда, в тот круг, где продолжают творить художники сцены, составляющие гордость русского театра в течение почти целого полустолетия.
- В. В. Лужскому шел шестьдесят второй год. ↩
- Речь идет о сцене, исполнявшейся В. В. Лужским и А. К. Тарасовой в концертных выступлениях. ↩
- Лужский посещал драматический класс Оперно–драматического училища при Обществе искусства и литературы, где преподавали артисты Малого театра. О том, что Лужский учился у Садовского (очевидно, речь могла бы идти о Михаиле Провыче Садовском), нет упоминаний ни в автобиографии Лужского (см. «Актеры и режиссеры. Театральная Россия», изд. «Современные проблемы», М. 1928), ни в воспоминаниях о нем, напечатанных в «Ежегоднике МХАТ» за 1946 год, ↩
- Лужский принимал активное участие в создании Художественного театра и с момента основания был одним из его ведущих актеров и режиссеров. ↩
- Имеются в виду роли Лужского в спектаклях «Царь Федор Иоаннович» А. К. Толстого (воевода кн. Иван Петрович Шуйский), «Дядя Ваня» (профессор Серебряков) и «Вишневый сад» (Фирс) Чехова, «Братья Карамазовы» Достоевского (Федор Карамазов). ↩
- Пьеса «Узор из роз» по повести Ф. Сологуба «Барышня Лиза» была поставлена во Второй студии Художественного театра в марте 1920 года. В. В. Лужский был и режиссером этого спектакля. ↩
- «За коньячком» — сцена из спектакля «Братья Карамазовы». ↩