Философия, политика, искусство, просвещение

К юбилею Н. Г. Чернышевского

Юбилей Николая Гавриловича Чернышевского не может пройти бесследно для нас. Дело здесь не только в официальной чести, которую воздаст ему Советская власть; необходимо, чтобы население — пролетариат и крестьянство — почувствовало, каким родным для них был этот великий человек, крупнейший из предтеч коммунизма в нашей стране.

Сейчас любят вести споры о том, был ли Чернышевский марксистом до Маркса, — во всяком случае, до прочтения великих произведений Маркса, — или, наоборот, социалистом–утопистом. Мы думаем, что эти вопросы, имея известный научный интерес, ни в какой мере не являются решающими для определения величия Чернышевского как революционного мыслителя.

Чернышевский был, конечно, революционером домарксистского периода. В его сочинениях мы находим очень много идей, неприемлемых для нас, с нашей точки зрения отсталых. Но даже эти идеи были самыми передовыми для этого времени, в особенности для России.

Рядом с этим мы находим, однако, такое проникновение в сущность социальной жизни, такой глубокий анализ, который поднимает самостоятельную мысль Чернышевского почти до уровня марксистской мысли, несмотря на то что базой для него была отсталая Россия. Это почувствовал и понял прежде всего сам Маркс, внимательно читавший произведения Чернышевского, не всегда с ними соглашавшийся, но в сумме, в итоге признававший его великим экономистом–мыслителем.1

Плеханов, критически относившийся к Чернышевскому, которого в то время считали своим богом и учителем народники, естественно должен был прежде всего подчеркнуть ошибки Чернышевского и доказать, что именно эти ошибки восприняты его выродившимися эпигонами.2 Нам нечего отнимать Чернышевского у народников, у эсеров. Мы прекрасно понимаем, что Чернышевский наш. Мы признаем правильность критических замечаний Плеханова. Но если даже Плеханов, которому пришлось отчасти развенчивать Чернышевского, находить на нем пятна, все–таки проникнут был величайшим к нему уважением и несомненной горячей симпатией, то мы безоговорочно можем провозгласить Чернышевского нашим идейным предком по прямой линии. Влияние на формирование мысли передовых людей нашей страны, на наш материализм, на нашу революционную ненависть к гнету и мраку, влияние на устремление лучших сил нашей страны к социализму, которое оказал Чернышевский, было необъятно и, вероятно, превышает влияние какого бы то ни было другого мыслителя, предшествовавшего марксизму и ленинизму.

Рядом с этим мы не можем не восстановить истину о Чернышевском как о человеке. Сколько вздору наговорили либеральные дворяне вокруг его личности! Говорили об его сухости, об отсутствии в нем всякой эстетики, об его угловатом семинарском нигилизме. Теперь, когда мы начинаем проникать в самую глубину человеческой натуры Чернышевского, когда мы имеем множество свидетельств о нем, его собственные дневники, мы останавливаемся перед этой фигурой совершенно очарованными. Рядом с резкостью полемиста, рядом с глубоким жизненным реализмом передового, материалистически мыслящего человека мы находим в Чернышевском трогательную нежность по отношению к друзьям (например, Добролюбову), горячую поэтическую любовь по отношению к женщине (к Ольге Сократовне Чернышевской), поразительное отсутствие личного честолюбия, пламенную преданность великим революционным идеям, задушевное понимание тончайших форм искусства (знаменитое" письмо Чернышевского к Некрасову 3). Облик Чернышевского встает перед нами в таком изумительном благородстве, в такой законченности, что мы и сейчас можем личность Чернышевского ставить в образец нашей молодежи, ищущей, между прочим, и путей для своей личной этики, для своего индивидуального облика.

Я бережно ношу в себе слова Надежды Константиновны Крупской, сказанные ею мне недавно, в пору моей интенсивной работы над Чернышевским: «Владимир Ильич очень любил Чернышевского, может быть, больше всех других мыслителей и деятелей прошлого, и мне кажется, что было нечто общее между Владимиром Ильичей и Чернышевским».

Да, несомненно, было общее. Было общее и в ясности слога, и в подвижности речи, которая соответствовала громадной подвижности мысли, в широте и глубине суждений, в революционном пламени, который никогда, однако, не перерождался в трескучую фразу, в этом соединении огромного содержания и внешней скромности и, наконец, в моральном облике обоих этих людей. Если мы справедливо называем Ленина первым человеком–социалистом, то мы можем сказать, что в этом житейско–этическом отношении, в этом облике прежде всего коллективиста Чернышевский был предшественником Ленина. Несмотря на то что деятельность его относится к далекому прошлому, что многое в его сочинениях уже превзойдено, избранное собрание его сочинений и его биография являются живейшим источником для нашей собственной мысли, для нашего собственного творчества.

В Чернышевском мы чтим отнюдь не великого мертвеца, а все еще живого соратника в общем для него и для нас деле.


  1.  В письме З. Мейеру от 21 января 1871 года К. Маркс назвал экономические работы Чернышевского превосходными, заметив при этом, что желание прочесть их в подлиннике явилось одной из причин, побудивших его заняться русским языком (см.: К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные письма, Госполитиздат, М. 1953, стр. 256). В послесловии ко второму изданию первого тома «Капитала» К. Маркс, отмечая заслугу Чернышевского в разоблачении банкротства буржуазной политической экономии, назвал его «великим русским ученым и критиком» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 23, стр. 18).
  2.  Имеются в виду написанные в период борьбы с народничеством и опубликованные в 1891–1892 годах в сборниках «Социал–демократ» четыре статьи Г. В. Плеханова о Чернышевском (подробнее см. в статье «Н. Чернышевский и Л. Толстой» и примечаниях к ней).
  3.  Вероятно, Луначарский имеет в виду письмо от 24 сентября 1856 года, в котором Чернышевский, отвергая заявление поэта: «Нет в тебе поэзии свободной, мой тяжелый, неуклюжий стих!», писал: «В чем состоит неуклюжесть Вашего стиха, я решительно не понимаю… По моему мнению, Вы сделаете гораздо больше, нежели сделали до сих пор, — Ваши силы еще только развиваются… Вы на публику имеете влияние не менее сильное, нежели кто–нибудь после Гоголя… Первое место в нынешней литературе публика присваивает Вам…» В письме от 5 ноября 1856 года Чернышевский дал еще более развернутую характеристику Некрасова, так определив его роль и значение в русской литературе: «Вы находите, — писал он, — что в прежнем письме я преувеличивал достоинство Ваших стихотворений, — напротив, я выражался слишком слабо, как вижу теперь, перечитав Ваши стихотворения. Такого поэта, как Вы, у нас еще не было… Вы теперь лучшая — можно сказать, единственная прекрасная — надежда нашей литературы… Вы сделали много, — гораздо больше, нежели предполагал даже я, пока не перечитал Вашу книгу — но еще гораздо больше Вы сделаете… Вас ожидает великая слава, какой не имел еще никто из русских поэтов, ни сам Пушкин» (Чернышевский, т. XIV, стр. 315, 322, 325, 329).
Впервые опубликовано:
Публикуется по редакции

Автор:



Источники:

Запись в библиографии № 2784:

Великий мертвец или живой соратник? (К 100–летию со дня рождения Н. Г. Чернышевского). — «Красная газ. Веч. вып.», 1928, 2 июля, с. 2.

  • То же, под загл.: К юбилею Н. Г. Чернышевского. — В кн.: Луначарский А. В. Н. Г Чернышевский. М.—Л., 1928, с. 109–112;
  • Луначарский А. В. Собр. соч. Т. 1. М., 1963, с. 229–231.

Поделиться статьёй с друзьями: