Философия, политика, искусство, просвещение

Ленин и искусство. Воспоминания

У Ленина было очень мало времени в течение его жизни сколько–нибудь пристально заняться искусством, он всегда называл себя в этом отношении профаном, и так как ему всегда был чужд и ненавистен дилетантизм, то он не любил высказываться об искусстве. Тем не менее вкусы его были очень определенны. Он любил русских классиков, любил реализм в литературе, в живописи и т. д.

Еще в 1905 году, во время первой революции, ему пришлось раз ночевать в квартире товарища Д. И. Лещенко,1 где, между прочим, была целая коллекция кнакфуссовских изданий 2 посвященных крупнейшим художникам мира. На другое утро Владимир Ильич сказал мне:

«Какая увлекательная область история искусства. Сколько здесь работы для коммуниста. Вчера до утра не мог заснуть, все рассматривал одну книгу за другой. И досадно мне стало, что у меня не было и не будет времени заняться искусством».

Эти слова Ильича запомнились мне чрезвычайно четко.

Несколько раз приходилось мне встречаться с ним уже после Октябрьской революции по поводу разных художественных жюри. Так, например, помню, он вызвал меня, и мы вместе с ним поехали на выставку проектов памятников, на предмет замены фигуры Александра III, свергнутой с роскошного постамента около храма Христа Спасителя.3 Владимир Ильич очень критически осматривал все эти памятники. Ни один из них ему не понравился. С особым удивлением стоял он перед памятником футуристического пошиба, но, когда спросили о его мнении, он сказал: «Я тут ничего не понимаю, спросите Луначарского».113 На мое заявление, что я не вижу ни одного достойного памятника, он очень обрадовался и сказал мне: «А я думал, что вы поставите какое–нибудь футуристическое чучело».

В другой раз дело шло о памятнике Карлу Марксу. Известный скульптор М.4 проявил особую настойчивость. Он выставил большой проект памятника: «Карл Маркс, стоящий на четырех слонах». Такой неожиданный мотив показался нам всем странным и Владимиру Ильичу тоже. Художник стал переделывать свой памятник и переделывал его раза три, ни за что не желая отказаться от победы на конкурсе. Когда жюри под моим председательством окончательно отвергло его проект и остановилось на коллективном проекте группы художников под руководством Алешина,5 то скульптор М. ворвался в кабинет Владимира Ильича и нажаловался ему. Владимир Ильич принял к сердцу его жалобу и звонил мне специально, чтобы было созвано новое жюри. Сказал, что сам приедет смотреть алешинский проект и проект скульптора М. Пришел. Остался алешинским проектом очень доволен, проект скульптора М. отверг. В этом же году, на празднике Первого мая, в том самом месте, где предполагалось воздвигнуть памятник Марксу, алешинская группа построила в небольшом масштабе модель памятника. Владимир Ильич специально поехал туда.6 Несколько раз обошел памятник вокруг, спросил, какой он будет величины, и в конце концов одобрил его, сказав, однако:

«Анатолий Васильевич, особенно скажите художнику, чтобы волосы вышли похожей, чтобы было то впечатление от Карла Маркса, какое получается от хороших его портретов, а то как будто сходства мало».

Ещё в 1918 году Владимир Ильич позвал меня и заявил мне, что надо двинуть вперед искусство как агитационное средство; при этом он изложил два проекта.7 Во–первых, по его мнению, надо было украсить здания, заборы и т. п. места, где обыкновенно бывают афиши, большими революционными надписями. Некоторые из них он сейчас же предложил.

Этот проект был подхвачен и своеобразно осуществлен т. Брихпичевым, который был тогда заведующим Гомельским ОНО. Гомель я нашел буквально испещренным такими надписями. Даже все зеркала в каком–то большом ресторане, превращенном в просветучреждение, т. Брихничев расписал изречениями.

В Москве и Петрограде это не привилось не только в столь преувеличенной форме, но даже в форме, соответствовавшей мысли Ильича.8

Второй проект относился к постановке памятников великим революционерам в чрезвычайно широком масштабе — памятников временных, из гипса, как в Петрограде, так и в Москве. Оба города живо откликнулись на мое предложение осуществить идею Ильича, причем предполагалось, что каждый памятник, будет торжественно открываться речью о данном революционере и на пьедестале будут сделаны разъясняющие надписи. Владимир Ильич называл это «монументальной пропагандой».9

В Петрограде эта «монументальная пропаганда» была довольно удачной. Первым таким памятником был Радищев скульптора Шервуда.10 Копию его поставили в Москве.11 К сожалению, памятник в Петрограде разбился и не был возобновлен. Вообще большинство хороших петербургских памятников по самой хрупкости материала не могло удержаться, а я помню очень неплохие памятники, например, бюсты Гарибальди, Шевченко, Добролюбова, Герцена и некоторые другие.12 Хуже выходили памятники с «левым» художественным уклоном; так, например, когда открыта была кубически стилизованная голова Перовской,13 то некоторые прямо шарахнулись в сторону. <…> Памятник немедленно был снят. Так же точно, помнится, памятник Чернышевскому многим показался чрезвычайно вычурным.14 Лучше всех был памятник Лассалю.* Этот памятник, поставленный у бывшей городской думы, остался и до сих пор. Кажется, его отлили из бронзы. Чрезвычайно удачен был также памятник Карлу Марксу во весь рост, сделанный скульптором Матвеевым.15 К сожалению, он разбился и сейчас заменен и в том же месте, то есть около Смольного, бронзовой головой Маркса более или менее обычного типа, без оригинальной пластической трактовки Матвеева.

* Памятник Лассалю художника Залита.16

В Москве, где как раз мог видеть памятники Владимир Ильич, они были неудачны. Маркс и Энгельс изображены были в каком–то бассейне и получили прозвище «бородатых купальщиков».17 Всех превзошел скульптор К.18 В течение долгого времени люди и лошади, ходившие и ездившие по Мясницкой, пугливо косились на какую–то взбесившуюся фигуру, закрытую из предосторожности досками. Это был Бакунин в трактовке уважаемого художника. Если я не ошибаюсь, памятник сейчас же по открытии его был разрушен анархистами, так как при всей своей левацкой «передовитости» анархисты не хотели потерпеть такого скульптурного издевательства над памятью своего вождя.

Вообще удовлетворительных памятников в Москве было очень мало. Лучше других, пожалуй, был памятник поэту Никитину.19 Я не знаю, смотрел ли их подробно Владимир Ильич, но, во всяком случае, он как–то с неудовольствием сказал мне, что из монументальной пропаганды ничего не вышло. Я ответил ссылкой на петроградский опыт. Владимир Ильич с сомнением покачал головой и сказал: «Что же, в Петрограде собрались все таланты, а в Москве бездарности?» Объяснить ему такое странное явление я не мог.

С некоторым сомнением относился он и к мемориальной доске скульптора Коненкова. Она казалась ему не особенно убедительной. Сам Коненков, между прочим, не без остроумия называл это произведение «мнимо–реальной доской».20 Помню я также, как художник Альтман подарил Владимиру Ильичу барельеф, изображавший Степана Халтурина. Владимиру Ильичу барельеф очень понравился, но он спросил меня, не футуристическое ли это произведение? К футуризму он вообще относился отрицательно. Я не присутствовал при разговоре его во Вхутемасе, в общежитие которого он как–то заезжал, так как там жила, если не ошибаюсь, какая–то молодая его родственница. Мне потом передавали о большом разговоре между ним и вхутемасовцами, конечно, сплошь «левыми». Владимир Ильич отшучивался от них, насмехался немножко, но и тут заявил, что серьезно говорить о таких предметах не берется, ибо чувствует себя недостаточно компетентным. Самую молодежь он нашел очень хорошей и радовался ее коммунистическому настроению.21

Владимиру Ильичу редко в течение последнего периода его жизни удавалось насладиться искусством. Он несколько раз бывал в театре, кажется, исключительно в Художественном, который очень высоко ставил. Спектакли в этом театре неизменно производили на него отличное впечатление.22

Владимир Ильич сильно любил музыку, но расстраивался ею. Одно время у меня на квартире устраивались хорошие концерты. Пел иногда Шаляпин, играли Мейчик, Добровейн, Романовский, квартет Страдивариуса, Кусевицкпй и т. д. Я много раз звал Владимира Ильича, но он всегда был занят. Один раз прямо мне сказал: «Конечно, очень приятно слушать музыку, но, представьте, она меня расстраивает. Я ее как–то тяжело переношу». Помнится. Цюрупа, которому раза два удалось залучить Владимира Ильича на домашний концерт пианиста Романовского, говорил мне также, что Владимир Ильич очень наслаждался музыкой, но был, по–видимому, взволнован.

Прибавлю к этому, что Владимир Ильич очень нервно относился к Большому театру.23 Мне несколько раз приходилось указывать ему, что Большой театр стоит нам сравнительно дешево, но все же, по настоянию Владимира Ильича, ссуда ему была сокращена. Руководился Владимир Ильич двумя соображениям. Одно из них он сразу назвал. «Неловко, — говорил он, — содержать за большие деньги такой роскошный театр, когда у нас не хватает средств на содержание самых простых школ в деревне». Другое соображение было выдвинуто, когда я на одном из заседаний оспаривал его нападения на Большой театр. Я указывал на несомненное культурное значение его. Тогда Владимир Ильич лукаво прищурил глаз и сказал: «А все–таки это кусок чисто помещичьей культуры, и против этого никто спорить не сможет».

Из этого не следует, что Владимир Ильич был вообще враждебен к культуре прошлого. Специфически помещичьим казался ему весь придворно–помпезный тон оперы. Вообще же искусство прошлого, в особенности русский реализм (в том числе и передвижники, например), Владимир Ильич высоко ценил.

Вот те фактические данные, которые я могу привести из моих воспоминаний об Ильиче. Повторяю, из своих эстетических симпатий и антипатий Владимир Ильич никогда не делал руководящих идей.

Товарищи, интересующиеся искусством, помнят обращение ЦК по вопросам об искусстве, довольно резко направленное против футуризма. Я не осведомлен об этом ближе, но думаю, что здесь была большая капля меду самого Владимира Ильича. В то время, и совершенно ошибочно, Владимир Ильич считал меня не то сторонником футуризма, не то человеком, исключительно ему потворствующим, потому, вероятно, и не советовался со мной перед изданием этого рескрипта ЦК, который должен был, на его взгляд, выпрямить мою линию.24

Расходился со мной довольно резко Владимир Ильич и по отношению к Пролеткульту. Один раз даже сильно побранил меня. Скажу, прежде всего, что Владимир Ильич отнюдь не отрицал значения кружков рабочих для выработки писателей и художников из пролетарской среды и полагал целесообразным их всероссийское объединение; но он очень боялся поползновения Пролеткульта заняться и «выработкой» пролетарской науки и вообще пролетарской культуры во всем объеме. Это, во–первых, казалось ему совершенно несвоевременной и непосильной задачей, во–вторых, он думал, что такими, естественно, пока скороспелыми выдумками пролетариат отгородится от учебы, от восприятия элементов уже готовой науки и культуры, и, в–третьих, Владимир Ильич побаивался, по–видимому, и того, чтобы в Пролеткульте не свила себе гнезда какая–нибудь политическая ересь. Довольно недружелюбно относился он, например, к большой роли, которую в Пролеткульте играл в то время А. А. Богданов.

Владимир Ильич во время съезда Пролеткульта, кажется, в 1920 году, поручил мне поехать туда и определенно указать, что Пролеткульт должен находиться под руководством Наркомпроса и рассматривать себя как его учреждение и т. д. Словом, Владимир Ильич хотел, чтобы мы подтянули Пролеткульт к государству; в то же время им принимались меры, чтобы подтянуть его к партии. Речь, которую я сказал на съезде, я средактировал довольно уклончиво и примирительно. Мне казалось неправильным идти в какую–то атаку и огорчать собравшихся рабочих. Владимиру Ильичу передали эту речь в еще более мягкой редакции. Он позвал меня к себе и разнес. Позднее Пролеткульт был перестроен согласно указаниям Владимира Ильича. Повторяю, об упразднении его он никогда и не думал. Наоборот, к чисто художественным его задачам относился с симпатией.25

Новые художественные и литературные формации, образовавшиеся во время революции, проходили большей частью мимо внимания Владимира Ильича. У него не было времени ими заняться. Все же скажу — «Сто пятьдесят миллионов» Маяковского Владимиру Ильичу определенно не понравились.26 Он нашел эту книгу вычурной и штукарской*. Нельзя не пожалеть, что о других, более поздних и более зрелых поворотах литературы к революции он уже не мог высказаться.

Всем известен огромный интерес, который проявлял Владимир Ильич к кинематографии.

* Зато небольшое стихотворение того же Маяковского о волоките очень насмешило Владимира Ильича, и некоторые строки он даже повторял.27


  1. Лещенко Дмитрий Ильич (1876–1939) — профессиональный революционер, член РСДРП с 1900 г. После Октябрьской революции работал в Наркомпросе, с 1924 г. — на научно–педагогической работе.
  2. Серия обильно иллюстрированных монографий, издававшихся с 1895 г. в Германии художником и искусствоведом Германом Кнакфуссом (1848–1915).
  3. 14 апреля 1918 г. был опубликован декрет Совнаркома «О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг, и выработке проектов памятников Российской Социалистической Революции». Памятник Александру III работы скульптора А. М. Опекушина и архитектора А. Н. Померанцева, воздвигнутый в 1912 г., был разобран в 1918 г., и на его месте было решено поставить памятник «Освобожденному труду». 1 мая 1920 г. В. И. Ленин после выступления с речью на закладке памятника «Освобожденному труду» побывал на выставке скульптурных проектов этого памятника.
  4. Меркуров Сергей Дмитриевич (1881–1952).
  5. Проект группы скульптора Сергея Семеновича Алешина (1886–1963) получил первую премию на конкурсе Наркомпроса 15 апреля 1920 г. 20 апреля 1920 г. Совнарком утвердил эскиз Алешина и поручил его группе приступить к созданию памятника. Проект не был осуществлен.
  6. Закладка проекта–модели памятника К. Марксу, созданного совместно с С. В. Кольцовым, состоялась 1 мая 1920 г. в Москве на площади Свердлова в присутствии В. И. Ленина, который произнес там речь.
  7. Луначарский подробнее рассказывает о беседе в статье «Ленин о монументальной пропаганде» («Литературная газета», 1933, 29 января, № 4–5).
  8. Ленин выражал возмущение тем, что «для пропаганды надписями на улицах ничего не сделано» (Полн. собр. соч., т. 50, с. 182). Об этом он телеграфировал 18 сентября 1918 г. Луначарскому. В дальнейшем на стенах некоторых московских зданий появились (иногда оформленные в виде барельефов) актуальные лозунги, а также цитаты из сочинений основоположников марксизма и революционных мыслителей. (Перечень мемориальных досок приводится в кн.: «Вся Москва. Адресная и справочная книга на 1925 год», с. 589.) В подборе текстов принимал непосредственное участие Луначарский.
  9. См. статью «Монументальная агитация» и примечания к ней в настоящем томе, а также приложение 10.
  10. На открытии памятника А. Н. Радищеву, поставленного в Петрограде, в проломе решетки Зимнего дворца, 22 сентября 1918 года Луначарский произнес речь. Он же выступал с речами и при открытии в Петрограде памятников Марксу, Герцену, Добролюбову, Шевченко, Гарибальди, Лассалю.
  11. Памятник Радищеву в Москве (тоже работы Л. Шервуда) был поставлен на Триумфальной площади (теперь площадь Маяковского). Открытие его состоялось 6 октября 1918 г.
  12. Памятник Гарибальди работы К. Залита (Зале) был поставлен у Московских ворот; памятник Шевченко работы Я. Тильберга — на улице Красных Зорь; памятник Герцену работы Л. Шервуда — у Литейного моста.
  13. Памятник С. Перовской работы И. Гризелли был поставлен в 1918 г. в Петрограде на площади Восстания.
  14. Памятник Чернышевскому работы Т. Залькална был поставлен в 1918 году на Сенатской площади.
  15. Памятник Марксу работы А. Матвеева был поставлен в Петрограде перед Смольным. Открытие состоялось 7 ноября 1918 г.
  16. Луначарский ошибочно приписал этот памятник К. Залиту. В 1918 г. на Невском проспекте у здания бывш. Городской думы был поставлен памятник Лассалю работы В. Синайского.
  17. Памятник Марксу и Энгельсу работы С. Мезенцева.
  18. Б. Д. Королев (1885–1963) — советский скульптор. По другим воспоминаниям Луначарского, анархисты только угрожали разрушить памятник, который уже решено было снять (ср. в статье «Советское государство и искусство» в настоящем томе).
  19. Памятник поэту И. С. Никитину работы А. Блажеевича был открыт на Театральной площади (ныне площадь Свердлова) у Китайгородской стены 3 ноября 1918 г.
  20. Мемориальная доска «Павшим в борьбе за мир и братство народов» работы скульптора С. Т. Коненкова, установленная на стене Сенатской башни Кремля, была открыта 7 ноября 1918 г. На церемонии открытия с речью выступил В. И. Ленин.
  21. 25 февраля 1921 г. В. И. Ленин вместе с Н. К. Крупской посетил об щежитие Высших художественно–технических мастерских (Вхутемас), где жила дочь умершей деятельницы международного коммунистического движения Инессы Арманд. Об этой поездке Ленина во Вхутемас и беседе его со студентами рассказывается в воспоминаниях И. А. Арманд и С. Сенькина (см. в кн.: В. И. Ленин о литературе и искусстве. М., 1969).
  22. Ленин посетил в эти годы в Московском Художественном театре спектакли «На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского, «Дядя Ваня» А. П. Чехова, «На дне» М. Горького, а также спектакли Первой студии МХТ «Потоп» Ю. — Х. Бергера и «Сверчок на печи» Ч. Диккенса.
  23. Отношение Ленина к Большому театру было более многосторонним. П. Н. Лепешинский рассказывает, как в 1919 г. В. И. Ленин на заседании Совнаркома отстоял Большой и Малый театры от покушений закрыть их под тем предлогом, что они якобы не нужны «рабоче–крестьянской республике» (см.: Лепешинский П. И. На повороте. М., 1955, с. 110–112). Сам же Луначарский не согласился, несмотря ни на какие требования рабочих, поддержанные даже Политбюро, с предложением закрыть Большой театр и настоял, при помощи М. И. Калинина, на отмене решения Политбюро (см.: Генкина Э. Б. О ленинских методах вовлечения интеллигенции в социалистическое строительство. — «Вопросы истории», 1965, № 4, с. 40–41).
  24. Имеется в виду письмо ЦК РКП (б) «О Пролеткультах», опубликованное в «Правде» 1 декабря 1920 г. См. также примечания к статье «Об Отделе изобразительных искусств».
  25. Первая конференция пролетарских культурно–просветительных обществ состоялась под председательством Луначарского 16–19 октября (29 октября — 1 ноября) 1917 г. в Петрограде. См. также приложение 11.
  26. Отрицательная оценка поэмы Маяковского «150 000 000» нашла свое выражение в записках В. И. Ленина Луначарскому и М. Н. Покровскому от 6 мая 1921 г. (см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 52, с. 179–180).
  27. См. известный отзыв В. И. Ленина о стихотворении «Прозаседавшиеся» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 13).
Впервые опубликовано:
Публикуется по редакции

Внимание! На сайте есть более полная версия этой статьи.


Автор:


Запись в библиографии № 1806:

Ленин и искусство. (Воспоминания). — «Художник и зритель», 1924, № 2–3, с. 5–10.

  • То же. — В кн.: Луначарский А. В. Ленин. (Очерки). М., 1924, с. 44–49.
  • То же, с сокр. — «Рабочий и театр», 1925, № 3, с. 4–5;
  • в кн.: Луначарский А. В. О Владимире Ильиче М., 1933, с. 46–51.
  • То же. — В кн.: Луначарский А. В. Ленин и литературоведение. М., 1934, с. 107–144;
  • Луначарский А. В. Статьи об искусстве. М.—Л., 1941, с. 448–453;
  • Луначарский А. В. Статьи о советской литературе. М., 1958, с. 72–77;
  • Луначарский А. В. Рассказы о Ленине. М., 1959, с. 25–30;
  • Луначарский А. В. Силуэты. М., 1965, с. 83–89;
  • Луначарский А. В. Рассказы о Ленине. [Изд. 2–е]. М., 1966, с. 25–30;
  • Луначарский А. В. Об изобразительном искусстве. Т. 2. М., 1967, с. 7–12;
  • Луначарский А. В. Собр. соч. Т. 7. М., 1967, с. 401–406;
  • Луначарский А. В. Воспоминания и впечатления. М., 1968, с. 191–196;
  • Луначарский А. В. Рассказы о Ленине. Изд. 3–е. М., 1968, с. 36–47;
  • изд. 4–е. М., 1971, с. 36–47;
  • Луначарский А. В. Статьи о советской литературе. Изд. 2–е, испр. и доп. М., 1971, с. 64–69.

Поделиться статьёй с друзьями: