Федор Богородский — один из немногих художников–коммунистов, и уже это заставляет нас заботливо следить за развитием его молодого таланта.
Первые полотна Богородского были посвящены социальному типажу, причем его сюжеты брались большей частью из жизни беспризорных. Позднее он расширил объем своих изображений.
Большая меткость, психологическая насыщенность образов, при некоторой законной гиперболизации выразительных черт, показывали, что в этом молодом художнике мы можем иметь одного из тех новых «натуралистов»,1 которые будут служить для живописного осознания новых социальных форм, порождающихся пестрой и кипучей нашей жизнью. Его картина «Ночной дозор» обратила внимание на себя опять–таки своей психологической зарядкой и имела успех на выставках за границей, откуда художник недавно возвратился.
Встает вопрос: насколько художник обогатил за рубежом свой социальный и культурный опыт? В живописных вещах и рисунках, выставленных Богородским, это особенно не сказалось. Богородский сам, путем плакатов, предупредил публику о том, чтобы она не искала у него новой социальной тематики и каких–нибудь живописно–поэтических откровений. Он сам подчеркивает, что он прежде всего учился живописи, рисунку, технике.
<…> Худого нет, что именно на технику налег т. Богородский.
Налег он на нее жадно и всесторонне. Он занялся пейзажами, записывая их акварелью и маслом. Он занялся общими приемами рисунка, общими, подчас фокусными фактурами. Он проявил во всем этом выдающиеся способности, редкое разнообразие. Он очень сильно вырос именно как умелый художник.
Однако это умение не возвышается у него над чисто техническим интересом, и только иногда этот уровень оказывается несколько превышенным. Может быть, удачнейшие достижения Богородского заметны в его больших картинообразных трудовых этюдах («Несущие вино», «Несет камни на голове», отчасти «Гамбургские плотники–коммунисты»). Эти большие композиции сделаны прежде всего для того, чтобы испытать свои силы по части зрительного ритма. Достижение здесь несомненное: мы имеем перед собой известную виртуозность в отношении очень сложных и очень просто охватываемых глазом ритмов. Это как будто этюды, подготовка к большим фрескам. В «Гамбургских плотниках» — озорное, неудержимое веселье, своеобразная дерзость смелых и сильных пролетариев. Некоторые пейзажи сплошь сделаны в порядке этюдов; они превышают иногда чистую технику и показывают свежесть впечатлений, умение передать разнообразную зрительную музыку таких различных объектов, как Берлин и Венеция, Сорренто, Капри и Нижний Новгород.
Богородский обещает нам заняться теперь настоящими советскими картинами и дает некоторое предвкушение своих будущих работ в талантливом наброске картины «Стройка СССР». Будем ждать. Мы рады тому обстоятельству, что он учился технике живописи, но для нас особенно важно, что он будет изображать.
«Что» — это вовсе не просто сюжет, не голая тематика. Это — определенное художественное переживание, которое у живописца выражается как зрительный комплекс, как образ, как видение. Человек, который начал в наше время забывать это «что», перестает быть советским художником. Какую цену будет иметь его техника, если он не знает, как служить при помощи нее самому важному — строительству нового человека и его новой социалистической жизни?!
В этом отношении наш «старый» Богородский, Богородский до Европы, внушал меньше сомнений.
- Слово «натуралистов» здесь значит «изучающих натуру». ↩
