Одним из результатов общественной дифференциации (разделения труда сначала, распада на классы потом) яви — лось и появление самостоятельной фигуры жреца.
Жрец берет на себя сношение с богами, посредничество между ними и людьми. Он умеет по всей форме передавать мольбы людские богам. А это все менее возможно для профана, ибо боги понимают, или охотно слушают только старинный язык, язык предков, ведь они сами предки наши, или предки царей. Жрец умеет также как следует принести жертву. Наука правильной молитвы и правильного жертвоприношения, знание заклинаний и обрядов составляет целый сложный курс магизма, т. е. прямого влияния на богов (воли, руководящие природой), вместо немощного труда — воздействия, так сказать, на тело природы. Без веры в магизм человек почувствовал бы себя страшно беспомощным.
Маг всегда имеет тысячу лазеек уклониться от ответственности за неудачу своих манипуляций, зато в случае удачи — он может становиться прямо чудотворцем.
Но первоначально жрецы держат в своих руках не только магический опыт племени, но и его смешанную с магизмом наполовину рациональную гигиену и медицину, зачастую и всю молодую науку. Таким образом жрец — это ученый интеллигент старого времени. Главная роль жреца в Египте, Индии, Персии — это роль ученого, знание которого однако хранится в корпоративной тайне, смешано с суеверными обрядами, мифами и догматами и освящено особым ореолом сверхразумности.
Жрец рано научается извлекать пользу из своего выгодного положения. Где недостает меча господина, туда еще хватает духовная власть жреца. Господин может изрубить тела, жрец отравляет душу, воспитывая человека в навыках мысли, соответствующих интересам его касты. Он не любит ссориться с кастой военной, все равно подчиняется ли ей, как её почетный подданный, или властвует над нею, как своим сильнейшим помощником.
Если каста жрецов развивается, интеллект её расширяется, опыт растет, — то жрец сам теряет благоговейный страх перед традицией. Он не порывает с ней только потому, что отнюдь не хочет колебать свой веками утвержденный, вросший цепкими корнями в мозги — авторитет. Но сам он вкладывает в догмы, мифы и обряды новое содержание, примиряющее замеченные им противоречия, более отвечающее приобретенным им познаниям и остроте его изощренного в размышлениях ума. Так жрецы развивают эзотерическую, тайную доктрину, где одежды старых мифов скрывают новые истины.
Эзотерическое знание иногда прорывает свою оболочку, распахивает наглухо запертые двери и выходит на улицы городов и большие дороги с новою проповедью. Но такого рода предатели реформаторы не всегда имеют успех. Старое жречество восстает против них, как против изменников, профаны же часто слишком мало подготовлены для восприятия новых истин. Реформа Зароастра имела однако по видимому именно такую форму… Отчасти это можно сказать и о реформе Лютера… В других случаях пророки широко черпали из эзотерической мудрости жрецов, не принадлежа к их классу, являясь естественными продуктами широких социальных силоперемещений. Примеры: Будда, Магомет.
Распадение религиозного служения жреца на эзотерическое и экзотерическое уже есть род обмана. Для оправдания своей совести в нем жрец должен прибегать либо к циничному признанию чисто политической, своекорыстной необходимости держать во тьме невежества и суеверия черный народ, мирской люд, либо на манер великого инквизитора уверить себя, что суеверие единственно доступная пища для умов грубых, что истина скрывается от них для их же пользы.
Действительно эзотеризм жрецов может придти к полному свободомыслию, атеизму и богохульству.
Но жрец продолжает сознавать возможность своей социальной миссии: поддерживать порядок т. е. безнаказанную эксплуатацию аристократией и самим жречеством трудовых масс.
Жречество нашего времени давно уже достигло в лице своих наиболее острых умов этой стадии развития. Целый ряд пап отлично понимал политическую пропасть христианства, в которое эти папы ни на грош не верили. Более ограниченные жрецы, искренно верящие в истинность своих догм и силу своих обрядов, являются при этом оружием в руках политиканствующей церкви.
Рескин, человек верующий и христианин, не колеблясь написал следующие строки:
«Вся сущность нашей национальной религии — в выполнении религиозных обрядов и в преподавании снотворных истин, если не явной лжи, которые держат народные массы в их черном труде, покуда мы живем в свое удовольствие».
Нечего и говорить, что правительства и правящие классы, хотя бы и давно не веруя сами, ценят жреца за эти услуги и отнюдь не решаются на полное разоблачение «снотворных истин». Кажется, никого не ненавидят жрецы с такою силой, как двух свободомыслящих французов — Вольтера и Ренана. В глазах правоверов это слуги антихриста. Но отвергая самую сущность христианской религии, оба они поддерживали ее как торжествующий социальный институт.
Вольтер говорит об этом: «Настоящая и главная причина, почему вера в Бога необходима, по моему мнению заключается в том убеждении, что для общего блага необходим Бог вознаграждающий и наказующий. Без такого Бога мы оставались бы в бедствиях без надежды, в пороке без угрызений совести. Кто признает, что вера в Бога удерживает хоть несколько людей от преступления, тот признает, что вера эта должна быт принята всем человечеством».
К этому прибавим и такое размышление великого сободомыслящего: «Народ всегда груб и туп; это быки, которым нужны ярмо, погонщик и корм… Мне кажется необходимым, чтобы существовали невежественные люди. Если бы вы были помещиком, как я, вы бы согласились с следующим моим положением: когда чернь принимается рассуждать — все погибло».
А вот мнения сладчайшего Ренана, такого горячего защитника свободы научной мысли, выраженное им в предисловии к его книге «Апостолы»: «будем пользоваться свободой сынов божьих, но остережемся быть сообщниками того понижения добродетели, которым грозило бы нашему обществу ослабление христианства. Чем стали бы мы без него? Чем заменить такие школы серьезности и благочестия, как Сан–Сюльпис, такие благотворительные братства, как сестры милосердия? Как не ужаснуться мелочности и узости сердца, готовым затопить мир. Научно мы расходимся с защитниками положительной религии, но сердцем мы с ними».
Можно сказать только, что Вольтер откровеннее, Ренан искуснее. Если жречество сильно еще и теперь, то уже отнюдь не положительными услугами человечеству, — что все же имело место в расцвете жречества восточного и в средние века в Европе, — а исключительно своим служением классовому верху общества.
Так называемая положительная религия сейчас ничто иное, как орудие порабощения, а церкви — организации порабощения. Не позволяя подменить антиклерикализмом нашу широкую социальную борьбу, мы, социалдемократы, не должны однако ни на одну минуту забывать, что жрец — это неумолимый и серьезный враг пролетариата, а следовательно всего человечества, враг не имеющий для себя даже оправдания буржуа, капиталиста, все же еще необходимого для социализма, как сила, подготовляющая ему почву. Историческая роль жреца давно уже целиком вредна.
