Лица:
- Роман Петрович Панибратов, красивый брюнет с бородкой и в пенсне, одет элегантно, самоуверенные манеры.
- Иван Иванович Небогатько, нищий студент, рыжий, в очках, робок.
- Кирилл Владимирович Днепров, земский врач, очень полный и невозмутимый человек.
- Яков Акимович Сердобский, большего роста, вспыльчивый и резкий.
- Мария Ипполитовна Клинцова, красивая девушка лет 20-ти.
- Дуня — горничная.
Действие происходит в Петербурге, в квартире Панибратова.
Сцена представляет изящный кабинет, книжные шкафы, письменный стол, диван. На стене оружие и портреты Карла Маркса и Лассаля.
Явление I.
Панибратов сидит в кресле, вытянув ноги, и курит, около него портсигар.
По другую сторону стола сидит Небогатько.
Пан. Не угодно ли папиросу? Недурны.
Неб. Благодарю… не курю.
Пан. Да что вы? Так возвратимся к нашим овцам, как говорят французы! Это уморительно, эта интимность с таким гусем.
Если бы он узнал, что я близок к революционным кругам, он бы с ума сошел. Да, нет, не поверит, ни за что не поверит! Он так убежден, что такой grand seigneur непременно их сторонник! На днях у баронессы Моргенштерн мы играли на биллиарде: представьте себе: я с чиновником особых поручений при обер–прокуроре синода, и этот гусь с лейб–гвардейским поручиком. И я ему говорю: Евгений Фомич, говорю, чем вы объясните у меня это „влечение — род недуга“ к революционерам?! (хохочет). Так и говорю: "Я прямо, говорю, в восторге, когда могу сообщить для потомства в моих мемуарах что–нибудь эдакое экстраординарное из этой эпической борьбы двуглавого орла с многоголовой гидрой" (хохочет). А он каркает: „всегда рад, всегда рад быть полезным, архивы моего департамента к вашим услугам“.
Неб. Но… скажите… вам не противно с ними.
Пан. Гадко… Ужасно, ужасно гадко. (Задумчиво). Ведь это форменные скоты. Но раз моя близость с ними необходима для дела (вздыхает), раз это полезно — я готов на все. (Пауза). Не знаю, как вы, молодой человек, как ваше поколение, но мой девиз: „цель оправдывает средства!“ Я готов на притворство, на ложь, на подлог, если это надо для нашего святого дела. „А о Петре ведайте, что жизнь не дорога ему, жила бы только великая Россия“. Или как говорил Дантон: „Пусть погибнет, мое имя, но пусть торжествует революция“.
Неб. Я совершенно согласен. Вы — благородный человек, Роман Петрович. Пусть осуждают филистеры.
Пан. (махнув рукой). Ах, да пускай свет осуждает, ах, да пускай клянет молва.
Неб. Но не компрометируют ли вас в их глазах эти портреты, наши посещения.
Пан. Они у меня не бывают и за мною не следят. Да и кто же меня посещает — вы, да товарищ Гурий. А другим я запрещаю ходить ко мне (встает). Так вы передайте все, что я вам говорил, а через часок так вернитесь. Я денег раздобуду. Так и скажите — тысячу невозможно, но рублей 400 я достану (пожимает ему руку).
(Небогатько кланяется и уходит).
Явление II.
Панибратов один. Прохаживается. Потягивается.
Пан. Эх, хорошо жить на свете умному человеку!
Явление III.
Маша и Панибратов.
Маша (входя). Ты один?
Пан. Да. И сейчас уезжаю. Вернусь через часок, но дай Бог, если сумею дома пообедать, а после отправлюсь кое–куда, может быть денька на два.
Маша (топнув ногой). Да что ж это такое, наконец! (со слезами). Я не для того бросила маму и папу, чтобы тосковать и тосковать без конца!
Пан. (пожимая плечами). Ты думаешь, я рад что ли? Насколько я предпочел бы наслаждаться кейфом с моей кошечкой!
Маша. Это слова! А на деле я всегда одна! Не может быть, не может быть, чтобы ты не мог бросить дела на неделю.
Пан. (обнимая ее). Кошечка, никак не могу. Я обожаю тебя, ты знаешь; присядь–ка! Вот так, и я сяду у твоих ног. Кошечка, ты хоть и маленькая птичка, но у тебя благородное сердечко, и ты поймешь! Ведь я — революционер, это значит — борец за безумно страдающий народ против косной и страшной силы. Мои товарищи борются, напрягая все свои силы, отставать от них преступно! Не только моя совесть осудила бы меня, но ты сама. Подумай: разве ты в глубине души не гордишься мужеством твоего Романа? его беззаветной преданностью великому делу?
Маша (обнимая его голову). Милый! но мне скучно без тебя и так страшно за тебя! Ведь ты знаешь, я действительно была беспечной птичкой, я росла у папы словно в оранжерее и только мечтала много, да читала романы. О революции я и не думала. О любви правда много. Я как будто ждала тебя, когда ты приехал…
Пан. (смеясь). Ты сразу узнала меня и сказала „это он!“ Все это я знаю.
Маша. Не смейся, гадкий! Я смело отдалась тебе, я поехала с тобой, очертя голову, бросила папу, маму. И вдруг — ты оказался революционером!
Пан. Тебе это не нравится?
Маша. Мне нравится. Я очень понимаю это. Ты — герой. Я сказала бы, что полюбила тебя в сто раз больше, когда узнала, что ты революционер, если бы я не увидала сразу, что ты герой, по этому лбу (целует его в лоб), по этим глазам, губам (целует его).
Пан. Милая!
Маша. Но ты вечно покидаешь меня! В Петербурге я никого не знаю… Да и не хочу знать. Я страшно горда, а мое положение ложное.
Пан. Ты не можешь упрекнуть меня, я же предупредил тебя, что женат.
Маша. Рома! Разве я упрекаю! Я только грущу, грущу.
Пан. А книги, духи, конфекты, которыми вас заваливает ваш поклонник, моя заколдованная принцесса?
Маша. Тебя, тебя мне нужно… Рома, уедем! Ну, ненадолго, ну на месяц! И ты выучи меня всему, и потом мы вместе будем делать революцию!
Пан. (хохочет). О мои невинные, широкие глазки (целует ее). Это придет, придет со временем. Но пока — терпение. Когда–нибудь и отдохнуть поедем и работать станем вместе. А теперь мне надо ехать. Без меня придет этот бледненький студентик за деньгами, так ты ему скажешь, что я сейчас приеду и извинишься, что это ты, плутовочка, меня задержала.
(Целует ее крепко и уходит).
Явление IV.
Маша одна.
Маша (удивленно). Удивительный человек Рома. Уддивительный! Я уверена, что очень скоро он доведет дело до конца и низвергнет правительство. Тогда весь Петербург уберут красными флагами, и все будут в красных шапочках. Масса народа! Все будут ликовать. А Рома поедет в открытой коляске со мною. Музыка будет играть туш. Благодарный народ будет кричать: „да здравствует Панибратов, президент Русской республики!“ А женщины будут спрашивать: „А кто эта красавица, что рядом с ним? его жена?“ — Вот еще — жена! как бы не так! — пусть развратничает себе там где–то, — на теплых водах! Нет–с, это не жена его, это его свободная подруга, гражданка Мария Клинцова. (Задумчиво) Рома серьезно развил во мне революционный дух! И иногда мне приходят в голову мысли удивительные… и даже неприятные… хотя вместе сладкие.. Мне думается, хорошо ли, что я живу такой птичкой? Женщина может быть очень полезной для революции. Не говоря уже о том, что элегантная дама всегда может провезти кучу прокламаций, но вообразите себе: я, красавица, молодая, вскакиваю в фригийской шапке на трибуну и восклицаю: „Граждане! Пойдемте освобождать братьев из Петропавловки! Умрем за свободу!“ и т. д. Толпа растет, меня несут на носилках. Я машу саблей.
„Вперед!“ Вдруг предательский залп. Она, чудная красавица, вождь, кумир толпы, падает, хватаясь за сердце. Рома успевает приблизиться. „Мария!“ А я замирающим голосом (со слезами): „Рома, я умираю… за народ… за свободу… живи, мое счастье!“ И её молодая, нежная грудь, орошенная кровью, испускает последний вздох (плачет). Нет… не надо, чтобы убили, а только ранили, и то немножко. Так чтобы не испортили грудь, и потом…
Явление V.
Входит Дуня.
Маша. Потом все войдет в колею. Останется масса чудных воспоминаний. У нас будет сын — Георгий. И отец, гордый республиканец, будет говорить ему: „ты знаешь ли какая грудь тебя вскормила, пуля напечатлела на ней знак, с молоком матери ты всосал ненависть к тиранам“
Дуня. Барыня, а там студент ждет.
Маша. Ах, как ты меня пугаешь всегда! Ты думаешь, можно во всякую минуту подойти к человеку и крикнуть ему в уши? А может быть, он думает о чем нибудь… великом? Какая ты, право, Дуня.
Дуня. Вы, барыня, даже вслух говоримши были, как я взошла, я и не посмела доложить, подождала, а потом уж сказала!
Маша. Ну, зови студента. Это тот, который сегодня приходил?
Дуня. Который завсегда.
Маша. Ну, зови.
Явление VI.
Дуня уходит. Входит Небогатько.
Неб. Роман Петрович?..
Маша. Он сейчас придет и принесет деньги. Садитесь, пожалуйста. Он просил меня извиниться перед вами, что я его задержала. Какой глупый? Не правда ли? Неужели революционер не имеет права хоть изредка поговорить с женой?
Неб. (садится). Да… разумеется.
Маша. Я знаю, что вы революционер. Но я не стану вас ни о чем расспрашивать. Даже Роман Петрович мне ничего не говорит. Революционер никому не должен ничего рассказывать. Один великий конспиратор сказал: „говори кому нужно, не кому можно“.
Неб. Это очень верно. У вас совершенно правильные понятия о конспирации.
Маша. У меня, знаете, обо всем правильные понятия. Живя с таким человеком, как Рома, невозможно не иметь обо всем правильных понятий. Он уд–дивительный!
Неб. Роман Петрович очень умный человек.
Маша. Необычайно, притом энергичный, добрый, самоотверженный. Вы знаете, я бросила для него папу и маму, они так сердятся, что даже не пишут нам. Но я ни о чем не жалею и готова разделить судьбу Ромы конца. Вы не воображайте, пожалуйста, что я так себе мадемуазель! Ничуть! Я читаю теперь „Историю французской революции“ Вильгельма Блоса и „Женщина и Социализм“ Августа Бебеля. Вообще я готовлюсь к общественной деятельности.
Неб. Это очень приятно слышать… право…
Маша. Как вы думаете, что прежде всего мне поручат, когда я вступлю в партию?
Неб. Если вы будете хорошо подготовлены, то вам дадут кружок работниц, чтобы вы разъясняли им начала рабочего вопроса и социализма.
Маша (кивая головой). Ага… Но для этого сперва надо много прочесть?
Неб. Порядочно. Есть списки необходимых пособий.
Маша. Рома мне все расскажет. Но Вильгельма Блоса и Августа Бебеля тоже нужно знать?
Неб. Не мешает.
Маша. Вот видите. А Капитал Маркса это, кажется, претрудная книга?
Неб. Да, серьезная.
Маша. Несколько толстых томов? Вы читали?
Неб. Читал.
Маша. Рома тоже читал Маркса. Он все читал. Постойте, кажется звонок? Да, это он.
Явление VII.
Те же и Дуня.
Дуня. Два господина незнакомых просят увидать барина. Я сказала, что их нету дома, так они говорят, может студент здесь рыженький такой, он нас знает. Про вас видно.
Неб. (вставая) Извините, Мария… Мария…
Маша — Ипполитовна.
Неб. Мария Ипполитовна, это, наверное, товарищи по какому–либо делу (уходит с Дуней).
Явление VIII.
Маша одна.
Маша. Непременно скажу Роме, чтобы давал мне книги по списку, а потом поручил бы мне кружок работниц. Тогда прощай противная скука! Как мы заживем! (Ликуя, делает несколько па вальса).
Явление VIX.
Маша, Небогатько, Днепров и Сердобский.
Маша. Господа, Роман Петрович вернется сию минуту.
Неб. Не будете ли вы так любезны, Мария Ипполитовна, оставить нас на 10 минут одних?
Маша. Сделайте одолжение. Товарищи Ромы могут чувствовать себя здесь совершенно, как дома (уходит).
Явление X.
Сердобский, Днепров и Небогатько.
Серд. Мы пришли по страшно важному делу. Это один верный товарищ. А это — доктор Днепров, который передал мне вещь поразительную, потрясающую. Нужно принять меры немедленно. Рассказывайте.
Днепр. Я уже рассказывал. Еду я, милый молодой человек, со вскрытия с одним жандармским ротмистром, Клугом. Клуг этот, понимаете, пьяниссимо! Понимаете? Рассказывает анекдоты, подмигивает, рыгает, хохочет. Алкогольное отравление в высшей степени. Анекдоты паскудные. Тут же следователь хохочет.
Серд. — К делу.
Днепр. К делу и подхожу, а вы перебиваете. Между прочим начинает рассказывать о провокаторах и их штуках. Вот, говорит, в Питере есть молодчага, так это подлинно, что молодчага, всю подноготную о революционерах знает, и как? Уверил их, что ради пользы революции ведет знакомство с разными высокими персонами из департамента полиции. А сам, говорит, барин, по–барски живет! Конечно, субсидию большую получает! Теперь же — директор департамента время от времени рассказывает ему то, другое — по мелочам, а он революционерам. Вот, мол, большою хитростью и за большие деньги добыл сведения и т. п. С услугами к ним навязывается. Они видят — человек верный и полезный и распахнули душу… Тут я насторожился. Пьян я не был. Человек я честный, хотя занимаюсь исключительно земской практикой. Но тут вижу дело пахнет гибелью многих честных людей и так сказать… борцов–с! Я на хитрости пускаюсь и сам. „Что вы“ говорю, „нас морочите, ничего этого нет!“ Заметьте: „ничего, говорю, нет подобного“. Тот, понимаете, клянется. Я не верю. Он как крикнет: „Да я вам фамилию скажу, только по секрету. И шепчет фамилию. Я сейчас же, чтобы не запамятовать, отретировался в клозет и записал. Фамилия: Роман Петров Панибратов!
Неб. Да быть не может!
Серд. А, помнишь, мы объяснить то никак не могли, как Микеладзе провалился. А теперь понятно: он знал.
Неб. А типография в Ямбурге!
Серд. Ну вот! Да мы проверим. Но главное, сейчас же переменить адреса и явки съезда и отнять у него старый список (вынимает револьвер), — это во что бы то ни стало.
Неб. Идет! Он, он!
Дн. Я стрелять при себе не позволю.
Серд. (шипит) Молчите!
Явление XI.
Панибр. (останавливаясь в дверях). О! да тут целое общество. Ба, товарищ Гурий! Рад вас видеть (протягивает руку).
Серд. (делая вид, что не замечает руки) У нас к вам спешное дело. Присядем. Вот товарищ — (кивает головой на доктора) приехал и должен сию минуту скакать дальше, мы должны немедленно выдать ему список явок и кличек по съезду, а копия под руками только та, что у вас, вот которую вам принес сегодня товарищ Небогатько, так вы потрудитесь нам ее вернуть.
Пан. (пристально смотря на него). А я знаете отвез ее в одно более верное место. Не то, чтобы я не ручался за свою квартиру, но мне показалось, что столь важный документ еще лучше хранить в самом уже сохранном местечке.
Серд. Роман Петрович, список необходим нам тотчас же. Пошлите в это верное место, хотя бы вашу… жену что ли. Мы подождем.
Пан. Это сложно. Вы знаете — она не жена мне, а свободная подруга, там у тех знакомых лиц, так сказать, ха–ха–ха, высокопоставленных — ее не знают…
Серд. (нетерпеливо). Напишите письмо.
Пан. Уж видно придется ехать самому матерому казаку. Далеко чертовски.
Неб. Как же вы, Роман Петрович, успели так далеко завести список, когда я его едва час тому назад вам передал, а Мария Ипполитовна извинялась, что еще задержала вас, да к тому же вы должны были за деньгами съездить.
Пан. (торопливо) Деньги тут, тут! вот, извольте, это будет сто, да сто, да тут должно быть рублей 35, да золотом вот рублей 60…
Серд. Нам нужен список!
Пан. Товарищ Гурий, вы, однако, пожалуйста не возвышайте голоса! Вы еще не капитан национальной гвардии, а я не унтер–офицер её.
Серд. Бросьте шутки, список необходим. Далеко он не может быть, пошлите посыльного с письмом
Пан. Но вы не знаете обстоятельств!
Неб. Мне показалось, что вы положили список вон в этот ящичек и заперли особым ключиком, который вы носите на цепочке.
Пан. Там его нет, я его отвез.
Серд. Мы поищем. Дайте нам ключик.
Пан. Вы с ума сошли!
Серд. Вы — провокатор!
Пан. (бледнея). Что!.. Что? Негодяй!
Серд. Вы можете мгновенно оправдаться — ключик.
Пан. (бросаясь к столу) Разбой!
Серд. Клянусь честью, я тебя убью! (наводит на него револьвер).
Пан. Эй, люди, кто там?!
Явление XII.
Вбегает Маша.
Маша. Боже мой, что это?!
Серд. Сударыня, вашего супруга обвиняют в предательстве! У нас имеются веские доказательства
Маша (в исступлении). Ложь, ложь, ложь!
Серд. Он заявляет, что у него нет списка, который мы ищем, который нам необходим, но по всему видно, что он в ящике — вот там. Пусть он даст ключ, если мы не найдем ничего в ящике — мы уйдем.
Пан. Подлое насилие. Маша, они оказались просто мазуриками.
Серд. Небогатько, запри дверь!
(Небогатько запирает дверь).
Пан. Маша, звони же, кричи, зови Дуню… (Маша делает шаг и падает в обмороке на диван).
Пан. Э! бабье!
Небогатько и доктор возятся около Маши.
Серд. А я все–таки убью вас… ключик! (внезапно бросается на него и валит на пол, борьба. Серд. поднимается с ключом). Небогатько! шарь в ящике, а я подержу парня.
Неб. (берет ключ, отпирает ящик, шарит в нем). Здесь! Уф, слава тебе Господи, а копии ему некогда было снять. Ба! вот оно! вот и билет его, карточка фотографическая и подпись: „Предъявитель сего состоит на службе департамента полиции!“
Серд. Два зайца сразу! Ага, сударик! (выпускает его). Не вздумайте скандалить. Пристрелю, как собаку!
Маша (приходя в себя) Боже! что случилось?.. Где я?.. Кто вы?..
Серд. Ваш муж провокатор, вот его билет! (подбегает к ней и показывает). А! вы бледнеете, вы не знали. Тем хуже для вас!
Пан. Не показывайте ей, не говорите ей! А, чоррт!
Днеп. Напрасно показали! Дама молодая. Удар такой… Варвар вы…
Серд. Слушайте, сударь, чтобы в 24 часа духу вашего не было в Петербурге. Эту карточку мы распубликуем. Если хоть один человек будет арестован по вашим показаниям, — на дне морском отыщем, а убьем! Небогатько, доктор, айда! (надевает шляпу и уходит).
Неб. (Маше). Весьма… хотел сказать… т. е. весьма сожалею — и вообще… (быстро уходит смущенно).
Днепр. Позволите остаться для оказания помощи.
Пан. К черту помощь. Вон! Мазурики! Вон! а то вылетишь кубарем!
Днепр. (пожимая плечами) Как угодно!
Явление XIII.
Маша сидит неподвижно на диване. Панибр. ходит по комнате.
Пан. Дьяволы! Черти! О–о! Т. е. до чего я взбешен. Насолю голубчикам (подбегает к столу).
Маша плачет.
Пан. Манечка! Марусенька! не плачь! Не стоит. (Маша плачет сильнее). Ну, ну! Рома с тобою, никто не сделал ему зла и не сделает (становится на колени перед ней и хочет обнять ее).
Маша. Уйди, уйди! (отталкивает его).
Пан. Ты, может быть, сердишься на своего Рому? На Рому–то? а?
Маша. Лжец! Лжец! Ты лгал мне все эти месяцы! Лгал им! Ты всех продавал, ты продал любовь свою… доверие.
Пан. (встает и ходит по комнате). Marie!
Маша. Ты низкий человек! Сию же минуту еду к папе, буду просить простить меня… Или нет, поеду куда глаза глядят, на край света. Попрошу помощи у них! Буду служить им. Буду учиться! (горячо) Господи, Господи!.. впрочем, вед Бога нет! Кто мне поможет, кто меня научит!
Пан. Манюша!
Маша. Не смейте называть меня так, чудовище! Вы мне чужой, страшный человек!
Панибр. Минуту терпения! Никогда не обвиняют, не выслушав обвиняемого. Собери все твое женское терпение и во имя нашего короткого, но радостного прошлого — дай мне только пять минут, только пять минут на оправдание.
Маша. Ты не можешь оправдаться (рыдает). Горе, мое горе! Не можешь ты, не можешь… Я видела.
Пан. Я умоляю, заклинаю — пять минут молчания. Возьми себя в руки и слушай, не прерывая, а потом суди.
Маша. Я слушаю.
Пан. Маруся, я действительно служил полиции.
Маша. О! какая мука!..
Пан. Я служил и революции. Но еще вернее, если я скажу — я никому не служил, а одному себе, да еще тебе, которую я обожаю. Да, да! Я готов был взорвать на воздух все эти центральные комитеты и все эти отделения и департаменты. Я вел тонкую, умную, артистическую игру, я обманывал всех, потому что передо мной витал грандиозный идеал. Я чуял в себе силы, мне надо было подняться высоко. Все равно на чьих плечах, все равно по чьим трупам — но к власти! Ничто не казалось мне невозможным. Власть, могущество! Подумай: разве не кружится от этого голова? Спасителем правительства мог я стать и получить в благодарность всемогущество, и его победоносным разрушителем мог я сделаться, и опять–таки судьба… Наполеона ждала меня. Да, да, твой Рома — брат Наполеона по дерзости, по замыслам! А маленькая мораль, что она такое? Она не для нас с тобой, Маня, — она для мелких людишек! Крупный человек служит себе и никому больше!
Маша. И этих самоотверженных, героических мучеников вы продавали? И лгали, прямо и честно смотря им в глаза? А, великий человек, Наполеон! Но отчего же я не вижу ничего великого, а вижу только шпиона, покрытого с ног до головы грязью! До Наполеона вы бы не добрались, но до чинов и жалованья, пожалуй. А как относились к вам те, которые вас покупали? Как к лакею, хуже чем к лакею!
Пан. Я, это я — презирал их.
Маша. Осмельтесь сказать, что вы не брали у них денег? Откуда ваше богатство, которое, папа, ах, как я помню теперь это, называл подозрительным!
Паниб. Гордо заявляю — да брал.
Маша. Иуда! (вскакивает). Вон из твоего Иудина дома. За вещами я пришлю (хочет уйти).
Панибр. Маша, верь одному: я люблю тебя.
Маша. Я рада! Быть может, хоть это заставит тебя страдать, холодная гадина.
Паниб. Вспомни, вспомни наше бегство, первую ночь вдвоем, поцелуи, ласки!
Маша (гадливо). Боже! Я могла иметь от него ребенка! Я целовала его… А! (содрогается от отвращения и быстро уходит).
Явление XIV.
Панибр. один.
Пан. Ушла. Удержать ее нельзя. Она не поедет со мною. Проклятие. Сорвалось! Манька, Манька, тебя больше всего жалко, смертельно жалко! А! какая девчонка, какая конфетка, какое блаженство! Ну, дьяволы красные, погодите. Тотчас же скачу в департамент. Чу! дверь хлопнула. Уехала. А–а–а! Тяжело Роману (садится на диван и закрывает глаза рукой). Тяжело Роману Петрову… (вскакивает). Кое что мы еще знаем. Теперь весь товарец в ход (подбегает к столу и набивает карман бумагами). Напугать вздумали, дурраки! Нет, я умею мстить, такого наплету! А там, паричок! бороду к черту, взамен пару бачек, английский этакий макинтош, по–английски я, как лорд Биконсфильд говорю… Тотчас за границу. А оттуда получу какое–нибудь жандармское правление, где–нибудь на юге… Погромчики будем организовывать, ха, ха, ха! (вынимает револьвер из стола). Эх, Маруська! Тебя уж не верну я! А как любила. Исподволь думал помощницей сделать, львицей своей. Эх, Маруська! (приставляет револьвер к виску, в публику). Думаете, убью себя? Как же! (кладет револьвер в задний карман). „Будьте тверды!“, сказал Заратустра. Дуня, Дуня!
Явление XV.
(Дуня входит).
Пан. Уложите мне все нужное в серый чемодан. Слышите? Как всегда в дорогу. Я пришлю сюда человека со своей карточкой, на которой будет стоять для вас, так как вы неграмотная, синий крест. Ему дадите чемодан. А ежели придут от барыни за вещами, то скажите, что барин не велел ничего отпускать. И ежели барыня сама приедет — скажите, что барин не велел отдавать ничего. Будет шуметь — дворника позовите, полицию. Поняли?
Дуня. Поняла.
Пан. (грозит ей). Смотрите же. Ну, идите.
Явление XVI.
Пан. (один). Всем насолю, насколько могу. Жизнь сплетена из удач и поражений. Самого Наполеона били. Великий Дант сказал: „следуй своею дорогой и предоставь людям болтать“ Это эпиграф Маркса, а также и мой девиз. Ха–ха! Я люблю покощунствовать! (В публику). О! мои господа, презирайте, презирайте, улыбайтесь, я еще заставлю вас плакать!
(уходит).
ЗАНАВЕС.
