Глава I
В длинной серии громадных исторических фигур, потерянных нашей революцией за славные годы ее руководства страной, одной из обаятельнейших является фигура Вацлава Вацлавовича Воровского.
По своему происхождению и воспитанию Воровский был подлинным интеллигентом…
Очень рано ощутил он необходимость революционного протеста против ужасающего гнета, который испытывал на себе вдвойне — как всякий бесправный гражданин царской России и как поляк. Но Вацлав Вацлавович революционно развивался в такое время, когда уже ясно становилось для более проницательных умов, что «революция в России будет рабочая или ее не будет вовсе». Это заставило Воровского изучать марксизм, изучать быт рабочего класса, его революционные возможности, войти в организации, обслуживавшие еще начальные шаги политического развития этого класса. Вступив на эту дорогу, Воровский очень скоро понял, что дело далеко не в том, — и даже вовсе не в том, — чтобы как–то использовать силы рабочего класса для революции, необходимой всем угнетенным царизмом и, в первую очередь, интеллигенции. Совсем другие перспективы открылись перед ним. Революция оказалась необходимой во всем мире, — столь же необходимой в самых демократических республиках, как и в зверином царстве Романовых. Рабочий класс оказался не пособником для освобождения, но великим классом–освободителем, который, освобождая себя, вводит в новую жизнь все человечество.
Гигантские светлые перспективы социализма возникли перед молодым Вацлавом: учение Маркса, такое кристально–прозрачное, такое незыблемое и, для не. ослепленного классовыми предрассудками человека, величайшее достижение человеческой мысли, стало основой его мышления. Вацлав Вацлавович сделался марксистом–революционером, сделался большевиком, прожил блестящую жизнь революционного борца, был соредактором одного из зарубежных революционных журналов, сыграл значительную роль в истории нашей партии и после победы революции в нашей стране был одним из первых руководителей всей издательской работой, а также блестящим дипломатом, рядом с которым редко кого можем мы поставить в нашей дипломатической практике и которому мало кого может противопоставить буржуазия. И он прожил эту жизнь, чтобы пасть жертвой исполнения своего долга, пасть, как воин, от пули врага.
Все это нужно знать и помнить, чтобы оценить В. В. Воровского как критика. Это совсем не писатель, который пописывает для того, чтобы читатель почитывал. Это не просто влюбленный в литературу человек, которому хочется дать одно из своих суждений. Это — не ученый муж, для которого… литература то же, что цветы для ботаника, засушиваемые и распределяемые им по разным рубрикам.
Воровский — это страстный политический деятель и борец. На свою литературную работу, и в частности на свои критические статьи, он смотрит как на существенный элемент своей общественно–революционной деятельности.
…Воровский был одним из великих маршалов Ленина, был свидетелем и работником того момента, когда встретились масса и марксизм, когда вместо темноты получилось яркое сознание, вместо бессилия оторванных мыслителей — мощь руководящих вождей, когда на перекрестке встречи зажегся ослепительный огонь Октября.
…На нас, на всех тогдашних марксистов статьи Воровского сразу произвели впечатление каких–то ярко развернувшихся красных цветов на фоне довольно чахлой литературной критики. Пришел человек с сильной волей, с крепкой мыслью, человек, который, исходя из высшей степени определенной и могучей теории, сумел по–своему, по–новому, как никто из нас, работать в специальной области научного и общественного анализа явлений литературной критики. И так как Воровский к тому же брал самые жгучие темы… то критические статьи Воровского воспринимались, впитывались как сладостный дождь в засуху. Воровский создавал рядом с основными твердынями завоевывавшего все большее и большее влияние марксизма новые бастионы, занимал новые командные высоты в до тех пор не освещенной области.
Глава II
…Литературно–критическая деятельность Воровского относится к той эпохе, когда мы еще не могли быть властными в литературной политике. Но время это было настолько политически серьезным и насыщенным, что мы Должны были иметь партийную литературную политику. Воровский уже должен был считаться с различными зародышами наших «требований» в области литературы. И с этой точки зрения Воровский особенно свеж и нужен Для нашего времени.
Воспроизводя статьи Воровского, мы отнюдь не восстанавливаем просто один из моментов в истории развития нашей литературно–критической мысли. Мы хотим, чтобы Воровский, живой среди живых, помогал нам в нашей трудной задаче построения нового человека и нового быта…
Глава IV
…В этот том * включены некоторые художественно–публицистические очерки Воровского, вроде его язвительной статьи «Петр Бернгардович и Гамзей Гамзеевич»,** а также часть газетного материала — только часть… Читатель, который прочтет десятки блестящих мелких фельетонов «Фавна», наверно, получит наслаждение, которое, быть может, заставит его пожалеть о нашей скудости.
* Имеется в виду II том Сочинении В. В. Воровского. —Ред.
** Петр Бернгардович — П. Б. Струве, Гамзей Гамзеевич — кличка черносотенцев (с 1907 г.). —Ред.
«Фавн» — это прозвище Воровский взял себе еще в 1906 году. Кто помнит его личность, вообще очень гармонирующую со всем им написанным, тот знает, что рядом с глубинной серьезностью в Воровском всегда жил какой–то блестящий смех. В этом отношении он был похож на горьковское море, которое на своей солнечной поверхности золотится сияющими улыбками, но под ними таит глубокие пучины.
Смех Воровского часто был ласков, и друзья обожали его за его изящную шутливость, за его мягкий юмор. Но, пожалуй, чаще смех Воровского превращался в сарказм. Остроумие его было неисчерпаемо…
Воровский был верным сподвижником и маршалом Ленина. Он был ленинцем по всему типу своего психического строения. Он тоже самыми неразрывными узами прикреплен был к пролетариату, сросся с ним, знал, что дело пролетариата абсолютно бессмертно. Он знал, что по мере возможности служил и послужил этому делу. Поэтому он не боялся смерти.
Если бы ему дано было после злодейского выстрела прожить еще несколько часов, я убежден, что он еще высказал бы несколько едких шуток по адресу бессилия врага, стреляющего из–за угла, шуток, в которых сказалась бы вся мощь бессмертия того социального «духа», который в нем жил. Это — сила сильного, это — уверенность в правоте своей позиции. Отсюда спокойствие суждений власть имущего, отсюда юмор сверху вниз.
Все эти победоносные черты лежат и на статьях Воровского…
