В ленинской школе публицистики

На склоне жизни, вспоминая минувшие десятилетия, Анатолий Васильевич много размышлял о том, как складывалась, росла и стала могучей созидательной силой ленинская гвардия большевизма. Эти раздумья он выразил в строках, покоряющих отточенностью мысли, глубиной чувства и силой изображения.

«Подбор в революционные партии, — писал Луначарский, — шел исключительно богатый. Романтики без силы объективной мысли отсеивались в ряды эсеров. Теоретики–марксисты без силы воли, без революционного движения отходили в мелкобуржуазный меньшевизм. В рядах большевиков оставались те, которые соединили уважение к совершенно точной и трезвой мысли с очень сильной волей, кипучей энергией. Эта партия, нелегальная в течение десятилетий, требовала необыкновенной закалки.

…Партия и сама история пробовали людей и отбрасывали малопригодных. Оставались те, которые были проверены суровой жизнью».¹

Луначарский прошел через горнило этой суровой исторической проверки и по праву занял одно из видных мест в великой партии, созданной и возглавленной В. И. Лениным. Но путь его был не гладок, не прям и не легок.

Биография Анатолия Васильевича сложилась так, что в годы становления его личности, формирования мировоззрения у него часто не оказывалось доброго друга, руководителя и наставника, в котором так нуждалась его тонкая, артистичная, увлекающаяся, темпераментная натура. В Цюрихе, например, ему «посчастливилось» изучать философию под руководством… Авенариуса. Ссыльная жизнь сводила его с людьми самых различных взглядов, биографий и судеб. Среди политических ссыльных в Вологде он встретил особенно прихотливо составленную случаем «компанию»: будущего эмпириокритика Богданова, эсеровского террориста Савинкова, реакционера и мистика Бердяева и др. Уже в те ранние годы в философских взглядах Луначарского было много путаного, ошибочного, ложного.

«И здесь, — писал он впоследствии относительно своих юношеских увлечений философией, — идеи мои не были абсолютно чисты. В последних классах гимназии я сильно увлекался Спенсером и пытался создать эмульсию из Спенсера и Маркса. Это, конечно, не очень–то мне удавалось…».²

Именно в этих попытках заключался источник будущих ошибок Луначарского.

В. И. Ленин, который обладал редчайшей способностью мастерски разбираться в диалектике развития человеческих характеров, с присущей ему проницательностью разгадал не только талантливость Луначарского, но и сложность, противоречивость его характера, его положительные и отрицательные черты, установил, как те и другие будут проявляться в различных условиях, какие из них являются ведущими, определяющими развитие личности, как можно и нужно наилучшим образом их использовать.

Ленин восхищал близко знавших его товарищей удивительным умением разглядеть в каждом человеке его «изюминку», поручить ему в огромном политическом оркестре именно ту партию, которую он может исполнить лучше, чем какую–либо другую. Самым благотворным образом это сказалось уже при создании Владимиром Ильичей редакционных коллективов большевистских изданий периода первой русской революции.

Работа в этих изданиях под руководством Ленина и в сотрудничестве с такими выдающимися деятелями и публицистами большевизма, как В. В. Воровский, М. С. Ольминский, И. И. Скворцов–Степанов и другие, сыграла огромную роль в политической и творческой биографии Луначарского, создала широкое поле для развития его большого таланта и проявления революционного темперамента, для его большевистской закалки.

Владимир Ильич высоко ценил необычайное дарование партийного публициста Луначарского. Вот, например, что писала Н. К. Крупская об отношении Ленина к «оформительскому», как она выражалась, мастерству Анатолия Васильевича, т. е. к яркости, красочности, эмоциональности его стиля:

«Литературное оформление — это искусство. Тут важен тон, стиль, умение сказать образно, привести необходимое сравнение…

Умение оформлять — искусство. И Владимир Ильич особенно ценил тех членов редакции и сотрудников, которые обладали талантом оформления. Это не только вопрос стиля и языка, но вся манера развития и освещения вопроса. С этой стороны Владимир Ильич особенно ценил Анатолия Васильевича Луначарского, не раз говорил об этом».³

Вспоминая далее о коллективных обсуждениях на совещаниях в редакции «Искры» очередного номера газеты, Надежда Константиновна писала:

«Вот выскажет кто–нибудь какую–нибудь верную и интересную мысль, подхватит ее Анатолий Васильевич и так красиво, талантливо сумеет ее оформить, одеть в такую блестящую форму, что сам автор мысли даже диву дается, неужели это его мысль, такая простая и часто неуклюжая, вылилась в такую неожиданно изящную, увлекательную форму».⁴

Ленин внимательно следил за творчеством Луначарского, постоянно помогал ему товарищеским советом и дружеской критикой, стараясь развить сильные стороны его таланта. Вместе с тем он заботливо относился к особенностям стиля и вообще манеры письма публициста, ценил их.

В 1905 г. меньшевик Н. Жордания издал брошюрой под названием ««Большинство» или «меньшинство»?» серию своих статей из органа грузинских меньшевиков «Социал–демократ», направленных против большевиков. Возмущенный этой клеветнической книжонкой, Луначарский писал Ленину:⁵

«Вульгаризацию разногласий Кострова ⁶ прямо читать не могу. Чем думаете ответить? Ведь эта нахальнейшая квинтэссенция лжи и подлости может на некультурные умы, на мало осведомленных производить впечатление: ведь это черносотенная литература».⁷

Владимир Ильич послал Луначарскому подробное ответное письмо, в котором наметил план выступлений против меньшевиков, определил задачи, содержание и характер этих выступлений, а также указал, какую часть плана должен, по его мнению, выполнить он сам, а какую — Анатолий Васильевич.

«Тут, — писал Ленин, — нужны, по–моему, две вещи: во-1–х, «краткий очерк истории раскола». Популярный. С начала, с экономизма. С точными документами. С разделением на периоды…

Во-2–х, нужна живая, резкая, тонкая и подробная характеристика (литературно–критическая) этих черносотенников….

За первую тему я, может быть, возьмусь, но не сейчас, не скоро; некогда…

За вторую я бы не взялся и думаю, что могли бы сделать это только Вы. Невеселая работа, вонючая, слов нет, — но ведь мы не белоручки, а газетчики, и оставлять «подлость и яд» незаклейменными непозволительно для публицистов социал–демократии.

Подумайте об этом и черкните».⁸

Отмечая живость, эмоциональность, тонкость полемических выступлений Луначарского, Ленин отчетливо видел и их слабости: недостаток в ряде случаев глубины, хладнокровия и тактической проницательности. В пылу полемической борьбы темпераментный и увлекающийся публицист иногда не совсем точно рассчитывал направление и силу своих ударов. И тогда Владимир Ильич доброжелательно, но строго указывал на его промахи и объяснял их. Так, например, он обратил внимание, что написанная Луначарским в 1907 г. работа об отношении партии к профессиональным союзам «в состоянии возбудить много кривотолков. Происходит это, — указывал Владимир Ильич, — по двум причинам: во–первых, увлекаясь борьбой с узким и неверным пониманием марксизма, с нежеланием принять во внимание новые запросы рабочего движения и взглянуть на предмет шире и глубже, автор нередко выражается чересчур обобщенно… Во–вторых, автор пишет для русской публики, совсем мало считаясь с разными оттенками в постановке разбираемых им вопросов на русской почве… невнимательный или недобросовестный читатель легко может прицепиться к отдельным фразам или мыслям Воинова (псевдоним А. В. Луначарского. — А. К.)…».⁹ Все это сказано в пространном и обстоятельном предисловии Владимира Ильича к самой работе. В личном же письме Ленина к Анатолию Васильевичу говорилось:

«Что касается до содержания Вашей брошюры, то мне она чрезвычайно понравилась, как и всей нашей публике. Преинтересная и отлично написанная вещь. Одно только: неосторожностей много внешних, так сказать, т. е. таких, к которым придираться будут всякие эсеры, меньшевики, синдикалисты etc. Мы совещались коллективно, ретушировать или в предисловии оговорить? Решили последнее, ибо ретушировать жаль; это значило бы слишком много нарушить цельность изложения.

Разумеется, добросовестный и внимательный читатель сумеет правильно понять Вас, но следовало бы Вам все же отгораживаться специально против лжетолкователей, ибо имя им легион».¹⁰

Анатолий Васильевич навсегда сохранил теплые и благодарные воспоминания о работе в большевистских газетах «Вперед», «Пролетарий», «Новая жизнь», радостное чувство общения с Лениным.

«…Ленин, — писал он впоследствии, — был, конечно, мозгом и сердцем этих газет, и, работая… с большой интенсивностью, коллективно и дружно, мы испытывали огромное наслаждение от этого всегда живого, находчивого, пламенеющего руководства».¹¹

Рассказывая в марте 1931 г. о жизни маленькой зарубежной колонии большевиков в 1905 г., Анатолий Васильевич отмечал ту атмосферу подлинного энтузиазма и творческого горения, которую умел создавать Владимир Ильич среди своих соратников.

«…У нас было впечатление, — говорил он, — что мы делаем историю, и все это благодаря Владимиру Ильичу. Владимир Ильич одним своим присутствием придавал всему характер необычайной крупности…

Эта крупность работы, вера в ее громадную значительность, конечно, воодушевляла людей, давала особый подъемный характер всей нашей работе».¹²

Под прямым руководством Ленина Луначарский находился и по возвращении из эмиграции, в самый разгар революционных боев конца 1905 г. Но вот революция потерпела поражение. Наступили годы свирепой и мрачной реакции. Луначарский вновь ищет убежища за пределами родины.

«Я думаю, — писал впоследствии Анатолий Васильевич, — что, несмотря на мою тогдашнюю тесную дружбу с Богдановым, я не сделал бы впредь ошибок, если бы обстоятельства не заставили меня почти непосредственно после возвращения со Стокгольмского съезда эмигрировать.

Это установило некоторое расстояние между мной и партийным центром, крайне, конечно, неприятное и чреватое последствиями».¹³

Такое объяснение его ошибок правильное, но совершенно недостаточное. Луначарский обладал возможностями вырасти в крупного пролетарского революционера и публициста, у него был драгоценный опыт работы под руководством Ленина, но он тогда не успел еще пройти «проверку суровой жизнью» и приобрести ту самую «необыкновенную закалку», без которой, как он говорил, нельзя представить себе настоящего большевика. И Луначарский пришел к махизму и «богостроительству». Этих ошибок, их тяжести ни в коем случае нельзя замалчивать.

«Луначарский, — говорилось в одной из статей журнала «Коммунист», — один из видных деятелей нашей партии, социалистической культуры. Несправедливостью было бы замалчивание его заслуг. Но далекой от правды является и другая крайность — упрощенный, однолинейный, припомаженный образ деятеля культуры, который рисуют отдельные авторы. Подлинный Луначарский гораздо противоречивее. Сложнее был его путь, напряженнее научные и творческие искания».¹⁴

Отход Луначарского от марксизма, от большевизма сурово осудил Ленин. Однако Владимир Ильич был убежден, что революционный темперамент Луначарского неизбежно вызовет тоску по живому делу, что Анатолий Васильевич оставит «впередовцев», как только убедится, что они — жалкая и бессильная интеллигентская авантюристическая группка, лишенная связи с массами и влияния на них, «революционная» на словах и антиреволюционная на деле, реакционная в теории. Ленин верил, что первые же раскаты революционной бури, на этот раз победоносной, властно позовут Луначарского в стан большевиков.

А. М. Горький, рассказывая о своих встречах на Капри с Владимиром Ильичей, припомнил, что Ленин однажды говорил о будущем Богданова, Базарова и Луначарского:

«…умные, талантливые люди, не мало сделали для партии, могли бы сделать в десять раз больше, а — не пойдут они с нами! Не могут. И десятки, сотни таких людей ломает, уродует этот преступный строй.

В другой раз он сказал:

— Луначарский вернется в партию, он — менее индивидуалист, чем те двое (А. А. Богданов, В. А. Базаров. — А. К). На редкость богато одаренная натура. Я к нему «питаю слабость» — черт возьми, какие глупые слова: питать слабость! Я его, знаете, люблю, отличный товарищ! Есть в нем какой–то французский блеск. Легкомыслие у него тоже французское, легкомыслие — от эстетизма у него».¹⁵

То, что Ленин сказал Горькому о возвращении Луначарского в партию, было не простым пожеланием, а очень трезвым, точно взвешенным и глубоко обоснованным мнением. Он боролся за Луначарского, неоднократно предпринимал шаги, чтобы оторвать его от «впередовцев», вернуть в ряды большевистской партии, и, как мы знаем, добился этого. А когда свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция, Владимир Ильич без колебаний предложил кандидатуру Луначарского на пост наркома просвещения.

«Хорошо, что после… блуждания по «левым» ошибкам подход новой революционной волны бросил меня опять на правильные пути, на которых я нашел приветливый прием со стороны Ленина»,¹⁶ — с благодарностью вспоминал о тех днях Анатолий Васильевич.

Ленин высоко ценил способности и деятельность Луначарского и неизменно с большой теплотой отзывался о нем. Один из таких отзывов слышал О. Ю. Шмидт. Он рассказывал, как однажды в ответ на какие–то упреки в адрес Луначарского Ленин заметил: «Этот человек не только знает все и не только талантлив — этот человек любое партийное поручение выполнит, и выполнит превосходно».¹⁷