Философия, политика, искусство, просвещение

Роль рабочих факультетов

* Написанная к концу 1920 г., статья эта не ставит ряда проблем, являющихся сейчас животрепещущими, но мне кажется все же не лишним напомнить и теперь об основных целях рабфаков. (Примеч., сделанное А. В. Луначарским при переиздании статьи в 1923 г. — Ред.)

Роль рабочих факультетов с самого начала в многочисленных моих выступлениях по этому поводу определялась мною как троякая. Во–первых, из всех органов народного образования самый тяжелый удар понесли школы второй ступени, другими словами, старшие классы бывших гимназий и реальных училищ. Школа, классовая по составу своих учеников, руководимая педагогами, конечно, более образованными, чем педагоги низших школ, но вместе с тем и более пропитанными враждебными к советской власти политическими тенденциями, подчас черносотенными (в соответствии с тенденциями министерства народного просвещения наполнять своими верными чиновниками учебные заведения), подчас кадетскими и эсеровскими (в соответствии с глубоко интеллигентским составом этой части учительства), по методам своим как нельзя более далекая не только от нашего идеала единой трудовой школы, но вообще от. сколько нибудь нормального педагогического типа, — эта школа естественно подвергалась и острой критике и не всегда обдуманным экспериментам, была ареной довольно злостного саботажа. А если к этому прибавить, что школа второй ступени — организм весьма нежный, требующий больших забот и больших средств, то сделается ясным, насколько этот аппарат должен был пострадать в переходную эпоху.

На Украине благодаря стремительности проводимых там реформ катастрофа наступила полная. Там просто, считаясь с тем, что школа второй ступени больна, ее умертвили: старшие классы вовсе упразднили, обещая открыть вместо них техникумы,1 что, конечно, при нынешних условиях возможно, скажем оптимистически, только в течение ближайших десяти лет.

Хотя мы у себя такого рода реформы не провели, но партийное совещание, собранное параллельно с VIII съездом Советов, высказалось в пользу сокращения курса общеобразовательной школы до 15 лет и в пользу устройства техникумов, первые два года которых (при четырехлетнем курсе) должны быть вместе с тем подготовительной школой для высших учебных заведений.2 Эту реформу мы будем проводить не по–украински, а благоразумно, т. е. закрывать высшие классы учебных заведений второй ступени лишь по мере того, как сможем гарантировать их нормальное превращение в техникумы или параллельное открытие таковых.

Тем не менее и у нас заметен огромный разрыв между идущей сколько нибудь удовлетворительно волной нового поколения и университетом. Образовалась яма, ров, и мы не можем с уверенностью рассчитывать, что нормальное количество абитуриентов на обучение в высших учебных заведениях будет вовремя подаваться школой второй ступени. При таких условиях очевидно, что школы эти могут опустеть, что через несколько лет может катастрофически сказаться понижение количества молодых специалистов, выпускавшихся высшими учебными заведениями. Как же быть?

Дело ясно. Если средние учебные заведения не функционируют нормально, то приходится брать абитуриентов со стороны. Законы Советской республики дают этому широкую возможность, предоставляя каждому 16–летнему фактически право зачисляться в студенты. Правда, этот закон, как и надо было ожидать, пришлось ограничить при нашей тесноте, во–первых, а во–вторых, поскольку практические занятия требуют неизбежно известной подготовки, подлежащей предварительной проверке. Все же глубокая демократичность нашего законодательства о высшей школе как будто дает возможность обновлять студенчество именно таким побочным путем.

Однако достаточно ли того, чтобы государство разрешило всем юношам и девушкам после 16 лет пытаться проникнуть в университет и побуждало университет оказывать им достаточно дружественный прием? Нет, конечно, этого отнюдь не достаточно. Мы чрезвычайно заинтересованы в том, какой именно элемент проникнет таким образом в высшие школы, и здесь начинается вторая роль рабфаков. Первая, в точной зависимости от указанной необходимости создать побочные каналы для вливания свежих сил в университеты и вузы, сводится к тому, что для многих из молодежи, не прошедших средней школы, необходимо создать при самом университете подготовительные курсы. Но мы встали не только на эту точку зрения. Мы, по существу, должны создать однолетние или двухлетние подготовительные курсы, поставив их, быть может, под контроль профессуры высших учебных заведений и беря туда кого судьба пошлет. Однако, говоря о рабочих факультетах, мы имеем в виду, разумеется, не это. Уже из названия явствует, что это учебные заведения, долженствующие прежде всего повысить возможность проникновения в университет именно пролетарской молодежи.

Второе значение рабфаков заключается в том, что они не только предназначены для пополнения первого курса различных высших учебных заведений нормально подготовленным элементом при слабом функционировании средней школы, но и для облегчения пролетариату задачи фактически завоевать эти высшие школы для себя. В самом деле, если бы мы предполагали, что пролетарий может проникнуть в университет только через посредство нормальной школы, то тем самым при существующих условиях мы должны были бы отложить на много лет пролетаризацию университета. И с точки зрения необходимости такой пролетаризации, т. е. с точки зрения пользы самих университетов культуры и науки, и с точки зрения колоссальной потребности пролетариата поскорей самому овладеть знаниями и выделить из себя возможно большее количество пролетариев–специалистов, задача обеспечить широкую волну пролетариев–студентов является первоклассной.

Рабфак есть не просто побочный канал, вводящий новых студентов, но канал, приспособленный к проникновению в университеты специфической публики — фабрично–заводских рабочих и только во вторую очередь красноармейских и крестьянских элементов, не связанных непосредственно с индустрией. Конечно, это дело должно быть поставлено возможно более правильно. Нельзя попросту принимать желающих рабочих, от этого получается нездоровое переполнение рабфаков, причем многие попавшие туда разочаровываются в своих силах, отстают, уходят и т. д. Случаются такие элементы, которые не уходят, но нормально не учатся, по разным условиям бессильны и становятся главным образом довольно шумной компанией людей, которые воспринимают рабфак более как арену политической борьбы, чем как школу, что до крайности нежелательно. Дело политической борьбы с остатками господствующих классов и, скажем, с закоренелостью политического мировоззрения профессуры — совсем не дело рабфаков. Это дело Коммунистической партии, Советского правительства и больше всего Наркомпроса. и его Главпрофобра. Дело студентов рабочих факультетов — учиться, ежедневно насыщаться знаниями, болезненно необходимыми нашему относительно весьма невежественному пролетариату.

Отсюда очевидно, что фабрично–заводские комитеты, партийные организации, профессиональные союзы должны отбирать и рекомендовать своих кандидатов в рабфаки с тем расчетом, чтобы это были способные юноши, полные рвения учиться и обладающие некоторой подготовкой. С последним обстоятельством не следует, однако, быть слишком строгим. Лучше прибавить к рабфакам лишний подготовительный год и дать возможность особенно талантливым юношам и девушкам пойти в университет даже в тех случаях, когда они, кроме элементарной грамотности, ничего не знают (соответственным продлением, конечно, их пребывания в рабфаке), чем закрыть доступ элементам, быть может, не очень грамотным формально, но даровитым и способным усвоить себе знания по существу.

Часто при этом делается ошибка. Многие склонны думать, что рабфак не так уж много студентов даст нормальному высшему учебному заведению, при котором рабфак состоит. Защитники такого мнения полагают, что фактически рабфак выродится в своего рода техникум или выше среднего учебное заведение, которое выпустит с своего, скажем, третьего курса более или менее квалифицированных работников — и с этим дело с концом. Быть может, говорят они, один из десяти и попадет в подлинные студенты, будем и этому радоваться, зато три — пять из десяти пройдут весь курс рабфака и выйдут из него относительно просвещенными, вооруженными известным умением.

Эта точка зрения пагубна. Цель, которую ставят себе таким образом пессимисты рабфака, должна откровенно преследоваться в техникумах. Рабфак не есть техникум, это не средняя школа, дающая среднеподготовленного подмастерья, это есть подготовительный курс к серьезному университетскому обучению. Вполне возможно, конечно, что с первого, второго, третьего курса рабфака может выйти известный процент его студентов, получив не бесполезные для них знания, но это явно ненормально. Главная волна должна, пройдя нормально подготовительный курс, влиться на первый курс университета.

Лично я сторонник того, чтобы они вливались именно на первый курс университета, а не того, чтобы высшие курсы рабфака рассматривались как первый курс университета. Самым энергичным образом отмежевываюсь я от тех, кто предполагает, что рабфак сам превратится в университет, т. е. что старший курс рабфака окажется параллельным первому курсу университета. Тогда первый курс этот начнет хиреть, уступать свое место, а рабфак начнет вытеснять первый, второй и третий курсы и так далее и превратится фактически в рабочий университет путем вытеснения старого университета из его стен разросшимся рабфаком. Представление в корне неверное. Процесс такого рода борьбы разрастающегося вверх рабфака и хиреющего снизу университета будет болезненнейшим, бесконечно неэкономным. Мы должны завоевать для пролетариев университет как таковой, и для этого рабфак является соответственным коридором, выпускающим из своего конца студентов, так сказать, в нормальную аудиторию высшего учебного заведения.

Многие, исходя из ложного воззрения на рабфаки как враждебные университету учреждения, долженствующие его вытеснить, тем не менее, будучи их искренними друзьями, впадают в ересь, требуя отделения рабфаков от вузов и их независимости. Получается курьез. Профессура в той ее части, которая ненавидит рабфаки, ходатайствует о том, чтобы вытеснить рабфаки из университета, отгородиться от них какими то стенами, а наиболее рьяные защитники рабфаков тоже ходатайствуют выселить их из университетов, тоже хотят построить стену между собою и университетом и таким образом льют воду на мельницу худших предрассудков профессуры.

Если же мы будем рассматривать рабфаки как совершенно своеобразную пролетарскую подготовительную школу для университета, то мы поймем, что чем теснее она с университетом связана, чем больше ее программа и методы руководствуются целями университета, чем больше используются аудитории, лаборатории, библиотеки, профессура университета, тем это выгоднее для нас, тем скорее пройдет вверх подлинная линия органического, а не враждебного завоевания университета рабфаком.

Теперь о третьем значении рабфака. Являясь горячим защитником того, чтобы рабочие факультеты были именно факультетами, т. е. известной органической частью университета, я вовсе не противник того мнения, что рабфаки могуче изменят самый университет. Для неумеренных воителей рабфака дело представляется в виде какого то потопления старого университетского фрегата постепенно строящимся новым рабочим дредноутом. Для меня же это рисуется иначе. Я отнюдь притом не предполагаю, что все дело сводится только к изменению состава живой крови, циркулирующей в жилах дряхлеющего университета. Нет, дело глубже. Но прежде чем сказать об этом, я хочу разъяснить недоразумение со словом «факультет».

Факультетом, как известно, называется определенная линия, идущая параллельно с другими линиями, выражающими собою ту или иную специальность, якобы объединяющуюся потом в единство университета. Не место критиковать сейчас старую систему университета и факультетов, унаследованную нами от средневековья и во многом совершенно устаревшую, но во всяком случае рабочие факультеты совсем не похожи ни на медицинский, ни на факультет общественных наук и т. д. Там факультеты делятся по признаку преподаваемых на них специальностей, группирующих вокруг себя необходимые для этих специальностей дисциплины. Здесь же мы имеем дело с подготовительной школой, не идущей параллельно, а, так сказать, являющейся преддверием для всех университетов. Конечно, уже на рабфаках могут быть соответственные фуркации, так что на самом рабочем факультете может быть нечто вроде факультета медицинского, естественнонаучного, математического и т. д., как оно и есть в университетах. Но это еще менее делает похожим рабочие факультеты на факультеты вообще. Название это потому нелепо, следовало бы его изменить.

Однако название вряд ли введет кого нибудь в заблуждение и вряд ли стоит спорить о словах. Между тем замена слова «рабфак» каким нибудь другим чревата опасностями. Опасно тут отмежевать это рабочее отделение университета от остальных. Когда мы имеем рабочие факультеты, мы тем самым подчеркиваем, знаменуем, что это неотъемлемая, равноправная с другими органами университета часть его. И вот это то особенно важно. Надобно непременно добиться, чтобы рабфак был живым органом университета, живым органом высшего технического учебного заведения, если он состоит при нем.

Итак, третья задача рабфаков заключается именно в том, что они не только вливают новую кровь в организм высших учебных заведений, но изменяют самую морфологию этих институтов. В самом деле, рабфак имеет своей задачей преподавать науку совсем особой публике. Аудитория рабфаков, с одной стороны, менее приспособлена к преподаванию, чем абитуриенты бывших средних учебных заведений. Но, по правде сказать, эта их меньшая подготовленность относится в значительной своей части за счет той ненужной схоластики, которая в значительной степени примешана еще к университетскому образованию. Нужны лишь небольшие дополнительные сведения по русскому языку и, может быть, какому нибудь иностранному, по математике, черчению, некоторая систематизация элементарных естественнонаучных знаний, для того чтобы формальные условия были выполнены. Между тем для восприятия специального преподавания аудитория рабфаков чрезвычайно приспособлена. Рабочие путей сообщения, иногда с значительным опытом, разумеется, являются превосходнейшей почвой для восприятия соответственных дисциплин и соответственной техники и т. д.

Рабочий в общем жизненно зрелее, социально развитее, активнее и самостоятельнее бывшего гимназиста и реалиста. Он не позволит себе, как вымуштрованный на проклятых партах молодой человек, заслушав лекцию, хотя бы со вниманием, просто по возможности ее запомнить; он осадит профессора после лекции на его кафедре массой разных вопросов; он будет тащить его к практике, поддерживать в особенности практические занятия и всегда, благодаря тому что он обладает техническими знаниями, ловкой, трудом воспитанной рукой, он сделает для себя, в особенности в области техники, доступным многое, чего никак не смог бы осилить окончивший среднеучебное заведение юноша. Особенно свежая рабочая сметка, подход с точки зрения практики как к целям, так и к методам не может не оздоровить самого преподавания. Все это заставит сначала отдельных профессоров пересмотреть свой курс, приспособиться к новой аудитории и потом мощно повлияет и на учебный план, на программу и методы преподавания всего университета. Студенты рабфаков, вливаясь в университет, не только заставят его преподавание измениться в духе большей жизненности, большей практичности, они постепенно воспитают, особенно из молодых ученых, из молодых преподавателей, главным образом работающих на рабфаках, соответственный этим новым требованиям профессорский персонал. Так произойдет не только внешнее завоевание университета, не только тот факт, что в аудиториях будут сидеть не одни сыновья интеллигентных отцов, но настоящие рабочие и крестьяне. Нет,"не ограничиваясь этим, установится и внутреннее завоевание, перемещение всех университетских ценностей, очистка университета от стародавней схоластичности, все еще милой сердцу интеллигента, и пополнение его теми дисциплинами, потребность в которых продиктована властным голосом жизни — голосом, к которому особенно чутко ухо пролетария.

Таково значение рабфаков, и отсюда выводы: тщательная подготовка наиболее квалифицированных, главным образом индустриальных, рабочих для рабфаков; непрерывная тесная связь рабфаков со своим высшим учебным заведением; особенная заботливость о том, чтобы рабфаки в естественном своем росте ни в коем случае не смяли и не ранили нормальных органов, нормальных высших учебных заведений, чтобы рабфаки не плевали в университетский колодец, из которого они потом будут пить, и столь же большая заботливость о том, чтобы вузы не затрудняли роста рабфаков. Вуз должен понять, что рабфак доставит ему пищу завтрашнего дня, что это его будущее, что это подающий надежды сын и что другого сына у него нет. Если университет хочет жить (это же относится и к другим высшим учебным заведениям), он должен особенно заботиться о нормальном развитии своего рабфака.

1920 г.


2 августа 1918 г. Совнарком РСФСР утвердил правила приема в высшие учебные заведения, которые положили начало коренной перестройке высшей школы. Декрет широко открыл двери вузов, предоставив всем достигшим 16 лет «независимо от гражданства и пола» право поступать в любое высшее учебное заведение «без представления диплома, аттестата или свидетельства об окончании средней или какой либо школы» (см.: «Народное образование в СССР. Общеобразовательная школа. Сборник документов. 1917–1973 гг.». М., 1974, с. 403).

Для разрушения сословности высшей школы недостаточно было, однако, только юридической отмены всех существовавших ранее ограничений. Необходимо было создать реальные предпосылки демократизации вузов — организовать ускоренную подготовку абитуриентов из рабочих и крестьян и, кроме того, изменить сам внутренний строй жизни высшей школы. С этой целью было решено с осени 1918 г. открыть специальные подготовительные курсы.

В короткое время опыт работы этих курсов показал, что, готовя рабочих к поступлению в вузы, они не решали второй задачи — не оказывали на жизнь высшей школы почти никакого влияния. Созданные вне вузов, они были фактически оторваны от высшей школы и не могли существенно изменить ее атмосферу. Выход был найден самими рабочими. «В среде молодых партийных товарищей Замоскворецкого района, — писал Луначарский в отчете о работе Наркомпроса за 1917–1920 гг., — явилась мысль: а зачем же готовить рабочих к университету вне университета? Не проще ли прямо ввести их туда, и заставить университет готовить себе слушателей прямо на месте?» (см.: «Народный комиссариат по просвещению. 1917 — октябрь- — 1920. Краткий отчет», 1920, с. 58; далее «Краткий отчет»).

Так возникли рабфаки — рабочие факультеты. Первый из них был открыт в начале 1919 г. по инициативе замоскворецких рабочих в Коммерческом институте, преобразованном тогда же в Институт народного хозяйства имени К. Маркса (ныне Институт народного хозяйства им. Г. В. Плеханова).

И сентября 1919 г. Наркомпрос РСФСР принял постановление «Об организации рабочих факультетов при университетах». 17 сентября 1920 г. система рабфаков была законодательно оформлена декретом Совнаркома «О рабочих факультетах».

Первый год работы рабфаков проявил различные позиции в оценке их роли и назначения: взгляд на рабфак как на разновидность техникума, стремление реакционной профессуры отторгнуть рабфак от высшей школы и пролеткультовскую тенденцию подмены университета рабфаком («потопление университетского фрегата постепенно строящимся новым рабочим дредноутом»). Защитники указанных позиций были далеки от понимания истинных целей рабочих факультетов. Разъяснению этих целей, разъяснению специфики рабфаков как учебных заведений и была посвящена статья Луначарского «Роль рабочих факультетов», написанная вскоре после опубликования декрета Совнаркома.

В статье Луначарский раскрывает три основные задачи рабфаков: 1) создание «побочных каналов» для пополнения высшей школы; 2) пролетаризация высшей школы, «вливание свежих сил в университеты и вузы», «новой крови в организм высших учебных заведений»; 3) изменение внутренней жизни, «самой морфологии этих институтов» — от их общей идейной атмосферы до программ и методов преподавания. В рабочих факультетах Луначарский видит не только средство «внешнего завоевания университета», но и орудие его «внутреннего завоевания», «перемещения всех университетских ценностей». Именно поэтому рабфак, по словам Луначарского, должен стать «неотъемлемой, равноправной» частью университета, его «живым органом».

Возражая тем, кто считал, что рабочий факультет не может быть признан факультетом университета, ибо он не дает никакой специализации, Луначарский убедительно и тонко разъясняет несостоятельность подобной семантической «аргументации». В семантике слова «факультет» он делает ударение не на специализации, а именно на самостоятельности, равноправности факультета как университетского подразделения.

Небольшая статья о роли рабфаков в полной мере раскрывает основную особенность педагогического творчества Луначарского и его деятельности как руководителя просвещения. Она дает блестящий образец анализа социально–педагогических явлений и процессов, образец активного вмешательства в течение этих процессов, умения подхватить и развить ценную инициативу масс.

Проблема рабфаков постоянно оставалась в поле зрения Луначарского. Называя их «пожарной лестницей», «взятием университетов на абордаж», Луначарский считал, что со временем (когда изменится классовая структура общества, а вместе с ней и социальный состав школы) отпадет необходимость в рабочих факультетах. Вызванные к жизни исторической задачей, они, решив эту задачу, отомрут. Однако в тот период, когда рабфаки создавались, они играли исключительную роль. В цитированном выше отчете Наркомпроса Луначарский определял эту роль как «своего рода академическую «Октябрьскую революцию». «Вторжение» пролетарской массы… в русские университеты, — писал он, — дало, наконец, возможность разбудить эту спящую царевну и приняться за решительное преобразование методов и приемов высшего академического преподавания». Начав «революцию в высшей школе», рабфаки внесли в нее «струю озона», «освежающую атмосферу» («Краткий отчет», с. 58–63).


  1. Стр. 88. Вопрос о судьбе средней школы, о путях ее развития был предметом острейшей дискуссии, которая началась в 1919 г. и продолжалась до конца 20–х годов. Резкая критика школы второй ступени со стороны руководителей комсомола, Наркомпроса Украины и представителей профессионального образования была вызвана тем, что средняя школа в первые послереволюционные годы не смогла перестроить свою работу в духе «Положения о единой трудовой школе». В условиях хозяйственной разрухи не было реальных возможностей для соединения обучения с производительным трудом; различные формы самообслуживания школьников, получившие в те годы широкое распространение, и труд в школьных мастерских не могли стать основой для создания подлинно трудовой школы; обучение в средней школе продолжало оставаться чисто словесным, традиции старых гимназий во многом еще сохраняли свою силу.

    Критика школы второй ступени велась в основном с трех сторон. Руководители комсомола требовали замены ее новыми типами школы (школы–клубы, школы рабочей молодежи и т. д.), поскольку, как отмечалось на II съезде РКСМ в 1919 г., «в ней нет условий для ее пересоздания» (ВЛКСМ в резолюциях его съездов и конференций. 1918–1928. М., 1929, с. 22). Руководители профессионального образования предлагали отказаться от задач общего политехнического образования и провести профессионализацию средней школы. «В каждой школе, — заявлял на II Всероссийском съезде работников просвещения и социалистической культуры О. Ю. Шмидт, заместитель председателя Главного управления профессионального образования (Главпрофобра), — мы должны вводить не политехнизм, а должны добиваться одной из достижимых функций человеческой деятельности…» («Вестник профтехобразования», 1920, № 3–4, с. 6). Наркомпрос Украины принципиально отвергал школу второй ступени, дающую общее среднее образование, объявлял ее буржуазным предрассудком и призывал отделаться вообще от «гипноза» общеобразовательной школы.

    Этим по сути пролеткультовским взглядам на среднюю школу решительно противостоял Наркомпрос РСФСР во главе с Луначарским. В докладе на II сессии Совета профессионально–технического образования (Совпрофобра) «Единая трудовая школа и техническое образование» (см. стр. 383–390 настоящей книги), в докладе на III сессии ВЦИК 7–го созыва (см. стр. 69–74), в речи на III съезде комсомола и во многих других статьях и выступлениях Луначарский энергично отстаивал общеобразовательную среднюю школу, разъяснял марксистское понимание роли и значения общего образования, существа трудовой политехнической школы.

    Приступив к реорганизации школьной системы, Наркомпрос Украины пошел по ошибочному пути ликвидации средней общеобразовательной школы и замены ее техникумами, для создания которых к тому же в то время не было реальных условий. В связи с этим Наркомпрос РСФСР 15 июня 1920 г. принял специальное постановление: «Считать необходимым обратиться в Совнарком Украинской ССР от имени Наркомпроса РСФСР по поводу закрытия школ второй ступени, настойчиво рекомендуя Украинскому Совнаркому осторожное отношение к школам второй ступени» (подробнее см.: Ф. Ф. Королев. Очерки по истории советской школы и педагогики. 1917–1920. М., 1958, с. 198–208).

    В статье «Какая школа нужна пролетарскому государству» Луначарский убедительно показал, к каким плачевным результатам привела деятельность Наркомпроса Украины. Взгляд на среднюю школу, пропагандируемый украинским Наркомпросом и некоторыми руководителями комсомола, он назвал оппортунистическим, мелкобуржуазным, народническим. Луначарский резко выступил против «идеологического отступления» от задач создания полноценной общеобразовательной средней школы. Он подчеркнул близорукость адептов разрушения школы второй ступени, их непонимание «главной ударной задачи» нынешней политики — «создать новую пролетарско–крестьянскую интеллигенцию». «Одним из главнейших» каналов «для создания новой интеллигенции», по его словам, служит именно школа второй ступени. И все суррогаты ее, вызванные к жизни трудностями времени, «должны отмирать по мере того, как школа второй ступени будет занимать правильное место» (см. стр. 104–107 настоящей книги).

  2. Стр. 88. Первое партийное совещание по народному образованию, ставившее своей задачей подготовку к X съезду РКП (б) материалов по «организации дела просвещения в Республике», проходило в Москве с 31 декабря 1920 г. по 4 января 1921 г. К участию в нем были привлечены представители РКСМ, ВЦСПС, Наркомпросов РСФСР и УССР, заведующие отделами народного образования и делегаты VIII Всероссийского съезда Советов. (Всего 134 участника с решающим голосом и 29 — с совещательным.) Совещание признало необходимым заменить девятилетнюю общеобразовательную школу семилетней. Обучение в этой школе должно было продолжаться не до 17 лет (как предусматривалось в Программе партии, принятой VIII съездом РКП (б) в марте 1919 г.), а до 15 лет. Сокращение срока обучения было вызвано экономическими трудностями, однако совещание допустило ошибку, пытаясь вслед за Наркомпросом Украины теоретически обосновать принципиальное значение этой меры.

    В. И. Ленин в статье «О работе Наркомпроса» резко осудил эту точку зрения и указал на недопустимость рассуждений о «политехническом или монотехническом образовании». «Если мы, — писал В. И. Ленин, — вынуждены временно понизить возраст (перехода от общего политехнического к профессионально–политехническому образованию) с 17–ти лет до 15, то «партия должна рассматривать» это понижение возрастной нормы «исключительно» (пункт 1–й директив ЦК) как практическую необходимость, как временную меру, вызванную «нищетой и разорением страны».

    Общие рассуждения с потугами «обосновать» подобное понижение представляют из себя сплошной вздор» (В. И. Ленин. О работе Наркомпроса. Полн. собр. соч., т. 42, с. 323; Директивы ЦК коммунистам — работникам Наркомпроса. Там же, с. 319–321).

Впервые опубликовано:
Публикуется по редакции

Автор:



Запись в библиографии № 1373:

Роль рабочих факультетов. — «Вестн. рабочих фак.», 1921, № 1, с. 3–7.

  • То же. — В кн.: Луначарский А. В. Проблемы народного образования. М., 1923, с. 135–142;
  • изд. 2–е. М., 1925, с. 146–154;
  • Луначарский А. В. Просвещение и революция. М., 1926, с. 127–134;
  • А. В. Луначарский о народном образовании. М., 1958, с. 164–171.

Поделиться статьёй с друзьями: