Философия, политика, искусство, просвещение

Детское движение и коммунистическое воспитание

Однажды мне пришлось выступить в большом селе, расположенном у крупной железнодорожной станции. Мне предложили посетить школу второй ступени. После посещения школы, когда я возвращался назад к поезду, шедший со мной рядом учитель стал мне жаловаться: «Вы представить себе не можете, до какой степени распустились сейчас дети. Сладу никакого с ними нет. Озорничают по улицам, курят. Я уже собирал совещание родителей и советовался с ними, что бы предпринять. И вот я хочу вас спросить, одобрите ли вы такую меру. Вздумали мы вместе с родителями восстановить институт помощников классных наставников.1 Поручили мы двум или трем лицам следить за учениками и на улицах и на квартирах. Заметят безобразия — сделают внушение, родителям пожалуются. Да можно придумать и какие нибудь чувствительные меры, дисциплинарные». Я спросил у этого учителя: «А у вас совсем нет пионерской организации?» Но прежде чем он успел мне ответить, в разговор вмешался шедший рядом комсомолец. «Есть, есть, — заявил он, блестя глазами, — еще маленькая группка, но мы изо всех сил стараемся ее расширить». Тогда я сказал учителю: «Вот куда вы должны обратить ваше внимание. Вот настоящий способ воспитания ваших ребятишек». Но учитель с сомнением качал головою.

Я думаю, что довольно часто можно встретить учителей если не склонных к восстановлению наставнического полицейского надзора, то туго понимающих тот широкий путь коллективного воспитания, которое открывает перед школой пионерское движение. И нужно во что бы то ни стало, чтобы всякий учитель проникся той идеей, что пионерское движение может ответить целиком и на все его воспитательные заботы и что разрешить задачи на этом пути может только оно.

В самом деле, нам хочется придать школе характер трудовой, характер общественный, нам хочется связать школу с жизнью, распахнуть ее двери и окна, нам хочется наполнить ее политической сознательностью. Пионерское движение дает все это целыми охапками. Кроме своей внутришкольной среды, оно создает обширную детскую среду в виде всех концентрических кругов пионерских, а затем комсомольских организаций. Оно нащупывает форму коллективного труда, нащупывает пути не превышающего детских сил, по отзывчивого и полезного общественного служения. Оно повседневной практикой своей наполняет детские сердца политическим энтузиазмом и их умы от праздника к празднику, от демонстрации к демонстрации все более ясным сознанием всех сторон многосложной нашей политической действительности.

Но, конечно, пионерское движение спасительно не только для школы, оно спасительно также для тех, кого еще больше нужно спасать, — для беспризорных.

Знаменитый немецкий педагог Наторп еще до войны писал об ужаснейшем росте пьянства среди детей, детской проституции, самоубийств и психических заболеваний, о росте заболеваний чахоткой и сифилисом среди городских детей и подростков, в особенности, конечно, внешкольных, внесемейных. Указывая на различные способы борьбы с этим бедствием, Наторп приходил к выводу, что только тогдашняя социал–демократическая организация юношества и подростков уменьшает процент жертв. Он с восхищением писал тогда о том, что в этой среде создается взаимный контроль, что она поднимает уважение мальчиков и девочек к себе, что она дает их жизни повседневное содержание и идейное стремление, что почти всякий подросток, который сумел причалить свою утлую лодочку к тому берегу, может считаться спасенным.2 Но само собой разумеется, что коммунистическое движение юношества, подростков и детей несравненно в большей мере преисполнено энтузиазма, чем сероватое движение довоенного социализма. У нас же, где детские организации вольно развиваются в родной им стихии, на почве социалистического государства, все слова Наторпа приобретают несравненно больше правды, чем это было в Германии 1913 г.

Недавняя конференция, трактовавшая вопрос о беспризорности, не только пришла к выводу, что именно пионерское движение является лучшим методом втягивания беспризорных в нормальную общественную жизнь, но вместе с тем подчеркнула еще одну сторону дела — именно то, что беспризорный ребенок не является ненормальным, что это вовсе не отсталый ребенок, что это не какое то маленькое чудовище с чертами атавизма (возвращения к первобытности), так рисует это себе не только буржуазный обыватель, но и буржуазная наука. Нет, это ребенок, предоставленный самому себе и купающийся во всех токах городской улицы, ребенок, который не по летам развивается. Если некоторые стороны его личности искажаются, то зато в нем растут находчивость, смелость, у него есть широкий опыт, и в большинстве случаев он качеством своего ума и воли стоит значительно выше так называемого нормального, или семейного, ребенка. Но эта столь заостренная жизнью маленькая личность может погибнуть, превратиться во врага нового общества, если ему вовремя не будет протянута рука. Если же протянуть ему эту братскую пионерскую руку, то такой беспризорный мальчонка может стать как раз одним из украшений пролетарской пионерской организации.

Не совсем то в деревне. Социологи и психологи указывают на то, что хотя деревенские ребятишки имеют богатые импульсы окружающей их природы, развивающие их физически и психически, но вместе с тем чисто общественные впечатления их чрезвычайно бедны. Если в городе психические заболевания, как показывает статистика, дают огромное количество маньяков, людей перевозбужденных, то деревня дает особенно высокий процент идиотов, т. е. людей, потерявших всякую отзывчивость и с психологией до крайности, до тупости упрощенной.

Это показывает, что нормальная городская психика вообще чересчур повышена, а деревенская — понижена. Деревня консервативна. Наши нынешние революционные бытописатели часто указывают на то, как она живет в себе, вековыми сельскохозяйственными круговоротами, отмахивается от издали доносящегося к ней шума мировых событий. Но если революция не оставляет уже темными головы крестьян, если взрослое крестьянство все более и более затрагивается ее веяниями, если комсомол внедряется все прочнее в ее молодое поколение, то не менее важно с самого детского возраста не только воздействием нашей пока еще очень слабой школы, но и более ярким воздействием пионерской организации расшевелить это море белокурых, русых и черных головок, которыми когда то восхищался плакавший над деревней Некрасов; все эти весенние цветы необъятного крестьянского луга растить уже под новыми впечатлениями и для новой жизни.

Пионерское движение идет необыкновенно удачно навстречу всем чертам, заложенным в детской душе. Ребенок любит организации, любит коллективную, ладно скроенную игру и нечувствительно, весело переходит от игры к делу в этой обстановке. Ребенок любит боевые настроения, и он здесь встречает их как в подготавливающей его к обороне социалистического отечества военной игре, так и в тех чувствах гордого вызова буржуазии, которые воспитываются в нем всем духом его организации. Ребенок любит героическое, доведенное почти до сказочного. Наша революция богата такими красками. Мы сами переживаем неимоверную героическую сказку, как сказала когда то Н. К. Крупская, и уж, конечно, не нам засушать детей обуженным размахом и мелкобуржуазной моралью.

Пионеры — это счастливые дети. Это дети, которые, не переставая быть детьми, находя отзвук всем своим первичным потребностям, чувствуют, что вместе с тем они стали на какую то серьезную тропу и что они поистине являются товарищами и сотрудниками всей лестницы поколений, которую они видят перед собой.

Коммунисты работают для будущего, и поэтому нам надо завоевать будущее, а завоевать будущее — значит завоевать молодые сердца, а затем завоевать и детские сердца. Коммунизм делает это теперь. В своей покаянной речи Савинков сказал:3 «Кто может сомневаться в прочности советского строя, когда у вас миллион комсомольцев!» У нас скоро будет миллион, а там и не один миллион наших пионеров и крошечных октябрят, целая необозримая армия, которая идет из будущего и идет под те же знамена, поет все те же песни, готовится строить все то же самое.

1924 г.


К 1924 г. пионерская организация, созданная в 1922 г., стала подлинно массовой детской организацией. По данным Отдела Единой трудовой школы Главного управления социального воспитания Наркомпроса РСФСР (Главсоцвоса), пионерские организации в школах охватывали в среднем 30–35% учащихся 11–14 лет; в некоторых школах все учащиеся этого возраста были пионерами.

Рост пионерской организации выдвигал задачу уточнения принципов и форм пионерского движения, его координации со всей учебно–воспитательной деятельностью школы. 4 августа 1924 г. Оргбюро ЦК РКП (б) приняло постановление «О пионерском движении», в котором подчеркивалось, что основная задача этого движения — «быть школой коммунистического воспитания». Постановление отмечало как существенный недостаток движения то, что «оно не связано со школой», и указывало, что «большинство наших педагогов до сих пор не понимает значения пионерского движения и не идет ему навстречу». «Первоочередной задачей Наркомпроса и комсомола» Оргбюро ЦК РКП (б) считало «разработку вопросов о практической увязке и согласовании» работы пионерских организаций со всей системой социального воспитания, «широкую популяризацию детского движения в учительских массах» (см.: «Народное образование в СССР. Общеобразовательная школа. Сборник документов. 1917–1973 гг.». М., 1974, с. 265–267).

К решению этой задачи и была направлена статья Луначарского «Детское движение и коммунистическое воспитание», опубликованная в «Правде» в начале сентября 1924 г.

Тогда же Наркомпрос РСФСР провел ряд организационных мер для выполнения постановления Оргбюро ЦК РКП (б). В сентябре коллегия Наркомпроса приняла «Положение о пионерских форпостах», где форпосты определялись как основная форма объединения пионеров в школе. В начале октября во все отделы народного образования было разослано специальное письмо Народного комиссариата просвещения «О пионерской работе», предлагавшее провести на местах широкую кампанию по разъяснению учительству целей, принципов и организационных форм пионерского движения. Аналогичное письмо «О пионерской работе в школе» было разослано Наркомпросом РСФСР и ЦК РЛКСМ всем комитетам комсомола (см.: «Еженедельник Наркомпроса», 1924, № 21 (41), с. 19–20; № 26 (46), с. 6–10).


  1. Стр. 265. Институт классных наставников и помощников классных наставников был введен в период школьной контрреформы начала 70–х годов XIX в. уставом гимназий (30 июля 1871 г.) и уставом реальных училищ (15 мая 1872 г.) для надзора за поведением учащихся как в школе, так и за ее пределами. Функции классных наставников и их помощников были откровенно полицейскими, соответствующими общему духу контрреформы, которая, по словам современников, представляла собой образец «бюрократического мракобесия, направленного на стерилизацию мыслей» молодого поколения. Вдохновители реформы известные реакционеры Д. А. Толстой и М. Н. Катков стремились превратить школу в «антисептическое средство для искоренения вольнодумства», в «бактериологическую станцию для прививки юношеству образа мыслей установленного образца» (см.: История России в XIX в., т. 7. СПб. [1909], с. 187).
  2. Стр. 266. См. примечание к стр. 31.
  3. Стр. 268. Луначарский имеет в виду процесс над одним из лидеров партии эсеров, руководителем контрреволюционного «Союза защиты родины и свободы» Б. В. Савинковым (1879–1925), состоявшийся 27–29 августа 1924 г. На суде Савинков заявил, что признает бессмысленность борьбы против советской власти.
Впервые опубликовано:
Публикуется по редакции

Автор:


Источник:

Запись в библиографии № 1752:

Детское движение и коммунистическое воспитание. — «Правда», 1924, 2 сент., с. 1.

  • То же. — В кн.: Луначарский А. В. Третий фронт. М., 1925, с. 58–62;
  • Луначарский А. В. Просвещение и революция. М., 1926, с. 282–285.

Поделиться статьёй с друзьями: