Антирелигиозная борьба в школе

Конституция СССР гарантирует свободу вероисповеданий. Это значит, что мы вывели из состояния угнетения и преследования те религиозные верования и секты, которые в царской России считались государственно вредными, и, с другой стороны, взяли на себя обязательство не преследовать никого за религиозные убеждения. Данному обязательству советская власть остается, конечно, верной. Это, однако, вовсе не означает, что наше культурное строительство должно в какой либо мере останавливаться в нерешительности перед вопросом о том, смеем ли мы, постепенно создавая новые, социалистические формы сознания, бороться со всеми религиями как системами ложных представлений, ложных чувств и ложных действий, системами, враждебными действительному научному просвещению, реальному стремлению людей к овладению силами природы и общества, к подлинной свободе и разумному общему счастью.

В задачу просвещения в широком смысле входит рассеяние всякого рода предрассудков и беспощадная борьба со всякой тьмой — наследием прошлого, помехой для создания будущего. В частности, школа как участница просвещения, как важное его звено не может оставаться чуждой борьбе с религией, как в ее старых формах, так и в формах того сектантского движения, которое столь характерно разрастается в настоящее время за счет разрушения старых церковных объединений.

Само собою разумеется, что беспощадная борьба с религией в области просвещения никоим образом не может противоречить основным положениям Конституции о веротерпимости. Она не должна ни превращаться в какие бы то ни было формы административного воздействия, ни принимать характера грубого давления, оставаясь в рамках убеждения. Правило это тем более важно, что принуждение в этой области является к тому же и крайне нерациональным методом борьбы, скорее упрочивая верования, чем искореняя их.

Все это равным образом верно и относительно борьбы с религией в рамках школы. Правда, мы имеем здесь дело с детским возрастом, и может возникнуть мысль, что ребенок, во–первых, являясь жертвой тех или других религиозных предрассудков, все же в несравненно меньшей мере, чем взрослые, проникнут ими и опутан их цепкими и окрепшими корнями и, во–вторых, что по отношению к ребенку обязательство вырвать его из под злого очарования устаревшего миросозерцания является еще более настоятельным, чем по отношению к взрослым. Что касается последнего соображения, то оно, конечно, абсолютно верно. Надо пытаться искоренять религию, именно отвращая от нее новое поколение; и чем в более раннем возрасте мы начнем освобождение человеческого сознания от религиозных предрассудков, тем лучше.

Надо помнить, что ребенок в школе отнюдь не является изолированной индивидуальностью. Если он приносит в школу ту или другую религию, то это потому, что она навязана ему средой, в которой он живет, и в огромном большинстве случаев семьей. Поскольку школа активно проводит борьбу с религией, она сталкивается с семьей. Ребенок оказывается между двух мощных воздействий на него, запутывается в противоречиях и, не зная, кому верить, при цепкости семьи и ее религиозных предрассудков часто начинает ненавидеть и школу, и стоящее за ней государство.

В первые годы революции Владимир Ильич, всегда неизменно бывший страстным врагом религии и требовавший решительной борьбы с нею, предостерегал руководителей Наркомпроса от слишком большой спешки в этом отношении.¹ Антирелигиозная школа означает школу с антирелигиозным учителем. Между тем в нашей школе в те времена религиозные учителя преобладали, да и в настоящее время они далеко не являются редкой птицей. Владимир Ильич давал себе отчет, что в первые годы после революции поставить задачу замены всех религиозных учителей другими, по меньшей мере не худшими в качестве педагогов, является утопией. Он указывал также на то, что достаточно прочные религиозные убеждения крестьян при откровенной антирелигиозности школы могут повести к крайне враждебному отношению к учителю и даже к удержанию детей по возможности вне школы. Поэтому Владимир Ильич рекомендовал самым решительным образом отделение школы от церкви, настаивая, например, на обязательности выноса из школ икон, на изгнании из нее всяких религиозных обрядов, на строгом запрещении религиозному учительству вносить в преподавание и в отношения к своим ученикам какой бы то ни было религиозный оттенок.

К этому Владимир Ильич прибавил, что самое преподавание в школе должно быть как в сфере естествознания, так и в сфере обществоведения направлено к тому, чтобы приобретаемые учениками знания как можно решительнее разгоняли в их головах всякий религиозный туман. Именно это имел в виду ГУС Наркомпроса, когда в одном из своих писем (содержание которого было достаточно энергично для времени его опубликования), говоря об усилении борьбы с религией, употребил тем не менее выражение «безрелигиозная школа». С тех пор ушло достаточно времени, которым советская власть, партия и пролетариат воспользовались для общего продвижения социалистического строительства, и больше чем пора пересмотреть эти позиции.

Громадное укрепление государственного порядка, рожденного революцией; разложение во всех старого типа церковных организациях (православной, магометанской, иудейской и т. д.); рост сектантства, приводящий, с одной стороны, сознание верующих в неустойчивое, переходное состояние, а с другой стороны, стремящийся в новой форме укрепить религию; все глубокие перемены, происходящие в области хозяйства и быта; значительное количество новых, антирелигиозных учителей, вышедших на работу; значительно большее количество культурных сил, которыми мы можем располагать для достаточно быстрой смены религиозных учителей, — все это вооружает школу гораздо лучше, чем прежде, и обязывает нас перейти в наступление, гораздо более решительное.

Недавно изданная методическая записка Главсоцвоса, одобренная коллегией Наркомпроса, развертывает программу антирелигиозной деятельности школ и дает в этом отношении целый ряд важных указаний. Наркомпрос отнюдь не провозглашает систематической чистки учительства в смысле немедленного устранения всех верующих учителей, но он твердо заявляет, что верующие учителя в советской школе есть некоторое нелепое противоречие и что отделы народного образования обязаны пользоваться всякой возможностью замены таких учителей новыми, настроенными антирелигиозно. Наркомпрос будет требовать тех или иных решительных приемов борьбы с религией, а в тех случаях, когда учитель по убеждениям своим вынужден будет отказаться от такого рода воздействия на учеников, Наркомпрос и органы его на местах будут проводить их с помощью комсомольских и пионерских организаций, отмечая такого учителя как дезертира на антирелигиозном фронте. Вытекающая отсюда борьба с религиозным учительством — не пустяки, так как мы можем подозревать, что в рядах учительской армии мы найдем еще от 30 до 40% разного рода верующих, включая сюда и адептов более утонченных форм религии, вроде, скажем, толстовства.

Поясню примером, в каких случаях непосредственные предписания Наркомпроса имеют характер обязательный и не могут не поставить религиозного учителя в трудное положение. В ближайшем будущем, например уже во время предстоящей пасхи, Наркомпрос и органы его на местах будут бороться с праздником религиозного характера, будут настаивать на том, чтобы школа в пасхальные дни работала. Дело сведется не просто к объявлению пасхальных дней рабочими — им надо придать особый характер. Школа должна будет произвести известное усиление для того, чтобы отвлечь детей от посещения церкви, от всякого рода религиозных и полурелигиозных церемоний и обычаев, дав им в то же время в школе некоторый эквивалент, нечто организованное, антирелигиозно–значительное и вместе с тем привлекательное.

В этом направлении школа несколько опередила другие учреждения уже во время последних рождественских праздников. В борьбе с пасхой школа будет по–своему принимать участие в тех общих мероприятиях, которые в этом году должны будут развернуться повсюду, преследуя цель во всем населении создать поворот от посещения церковной службы, обжорства, пьянства и т. д. к культурному времяпрепровождению, к высоким эстетическим и общественным формам празднования вокруг пролетарского весеннего праздника — дня Первого мая.

Возвращаясь к вопросу об обычных, постоянных формах антирелигиозной борьбы в школе, надо отметить несколько важных сторон этой борьбы.

Во–первых, борьба пойдет в сфере обучения. Наши программы, которые заряжены достаточным количеством антирелигиозного духа, будут в этом отношении несколько перередактированы для того, чтобы сгруппировать и выпуклее установить в них точное и непосредственное направление на борьбу с религией. В этом смысле усилено будет антирелигиозное воздействие по линии естествознания (выработка основ материалистического воспитания), по линии обществоведения (уяснение происхождения и развития религии, ее социальной роли в настоящее время, задач систематической борьбы с религией).

Школа, однако, не может ограничиться достаточно ярким антирелигиозным обучением. Она должна, опираясь на другие формы просвещения, идущие по линии борьбы с религиозностью взрослых, захватить и семью, поддерживая тех, кто освобождает ребенка от религии, разгоняя в самой семье мрак, который мог бы парализовать усилия школы по отношению к ребенку или поставить ребенка в положение мучительного раздвоения. Задача борьбы с семьей в этом отношении, конечно, задача трудная, но избегнуть ее невозможно.

Религия, однако, не представляет собою только миросозерцание. Всякая религия есть также этическая система. Школа должна резко столкнуться с религией по линии воспитания, разъясняя внутреннюю лживость религиозной морали, указывая на то, как мало под влиянием религии изменяется человек в сторону высшей нравственности.

Школа должна разъяснить те высокие принципы новой этики, которые несет с собою социализм, отнюдь не ограничиваясь при этом пустыми проповедями и прописями. Школа, ученическое самоуправление, пионерские организации должны идти по линии такой перестройки школьной и внешкольной жизни детей, которая гарантировала бы рост коллективизма, рост братских чувств солидарности, высокого уважения к личности, умения ставить свои интересы ниже интересов общих, и в особенности всего пролетарского класса и социалистического строительства, умения с энтузиазмом реагировать на все явления социалистической борьбы и социалистического творчества. Наряду с этим школа должна содействовать развитию чувств негодования и презрения к тем классам и группам, к тем общественным явлениям, которые все еще создают рознь, опаснейшие преграды трудящемуся человеку на путях к подлинному благоустройству жизни на земле.

От мелочей товарищеского общения, от борьбы с повседневными проявлениями эгоизма, неравенства между мальчиками и девочками, детьми разных национальностей, разного уровня зажиточности или способностей, от формирования все более содержательного коллективного труда и отдыха до выработки ярких и широких коммунистических убеждений — так должны идти пути этического воспитания в школе, опираясь на все более прочную установку производственного труда, на физкультуру, на пионердвижение, на внешкольную работу (кружки, клубы).

Все без исключения церкви и секты пользуются также и эстетическими приемами воздействия на своих адептов. Советское общество, в особенности растущее социалистическое общество, в свою очередь, обладает большими эстетическими силами, которые должны быть организованно противопоставлены церкви.

Организация праздников — таких ли, в которых школа является участницей общенародных торжеств, или чисто школьных — есть в этом отношении высоко важная задача. Праздники должны найти те активные увлекательные формы ознаменования какого нибудь большого, возвышающего события, которые могли бы быть с успехом противопоставлены обветшавшему и однообразному «репертуару» церкви. Всякого рода времяпрепровождение: театры, концерты, кино, радио, посещение музеев, богато иллюстрированные научные и в особенности антирелигиозные лекции, хорошо поставленная периодическая и непериодическая детская литература — все это должно быть пущено в ход, развернуто, усовершенствовано или создано для великой цели скорейшего превращения всего грядущего поколения в абсолютно атеистическое.

Было бы преступно извратить борьбу таким образом, чтобы, обратив ее всецело против православной церкви, например, оставить в тени борьбу с сектантством или с магоментанской, иудейской и всякой другой религией. Часто невнимание к религии, по количеству верующих занимающей менее видное место, чем православие, приводит к вреднейшим обывательским толкам о борьбе с православием как таковым, что усиливает своеобразные сектантские настроения, дает повод говорить об иноверческих и инородческих влияниях и т. д. Эта гнусная обывательская дребедень без следа исчезнет, если антирелигиозная борьба будет планомерно развертываться по всему фронту, с одинаковой энергией ударяя по всем богам, по всем церквам, по всем формам религиозной лжи, не исключая самых утонченных и рафинированных проявлений боговерия или мистики.

К основной записке Главсоцвоса об антирелигиозной борьбе в школах второй ступени в скором времени прибавится соответствующая инструкция о подобной же линии в школе первой ступени и ряд подробных разъяснений, касающихся отдельных задач антирелигиозной борьбы в школе.²

1929 г.

Усиленное внимание к воспитательным задачам школы в конце 20–х годов (см. комментарий к статье «Воспитание нового человека») потребовало более четкого определения этих задач и, соответственно, уточнения позиций школы в их решении. В сфере антирелигиозного воспитания уточнение позиций привело к принципиальным изменениям воспитательных установок — к переходу от «безрелигиозной школы» к школе антирелигиозной.

В 1925 г. научно–педагогическая секция Государственного ученого совета опубликовала методическое письмо «О безрелигиозном воспитании в школе I ступени».

«Наркомпрос упрекают иногда, — говорил Луначарский в лекции 3 апреля 1929 г. в Академии коммунистического воспитания им. Н. К. Крупской, — в том, что в документе, опубликованном им года четыре тому назад, он охарактеризовал нашу школу как безрелигиозную… Можно признать… что, пожалуй, этот документ о безрелигиозном воспитании явился несколько запоздавшим. Но следует помнить, что эта установка на «безрелигиозную» школу дана была ни кем иным, как В. И. Лениным. Владимир Ильич предостерегал Наркомпрос против того, чтобы он преждевременно не ставил вопроса об активном проведении атеизма через школу, и указывал нам причины, по которым этого делать не следует»

(А. В. Луначарский. Почему нельзя верить в бога? М., 1965, с. 309).

В речи на Втором съезде Союза воинствующих безбожников СССР (СВБ СССР), который состоялся в июне 1929 г., Луначарский следующим образом характеризовал эти причины:

«Конечно, это была мера временная, вытекающая из известной слабости, когда большинство учителей были религиозны и когда наша власть еще не пустила глубокие корни, когда мы могли бояться того, что это оттолкнет от советской школы массу крестьянства, когда мы немногое количество атеистически настроенных учителей не могли подвергать травле в темной деревне. Тогда Владимир Ильич предостерегал нас от установки прямой атеистической пропаганды в школе, но он требовал категорически, чтобы мы следили за тем, чтобы никакой религиозной отравы.., не проникло в школы.

Но мы стали сильнее и в учебном персонале, и в смысле прочности власти рабочего класса… Мы стали сильней и в смысле того, что пошатнулась во многом или находится в периоде изменения, эволюции самая твердыня массовой религии. И вот поэтому сейчас больше чем пора (может быть, Наркомпрос виноват, что он упустил срок), сейчас нужно перейти в самое мощное антирелигиозное наступление в области школы»

(там же, с. 330).

В статье «Антирелигиозная борьба в школе» Луначарский показал, в каком направлении и в каких формах необходимо вести это наступление. «Антирелигиозный дух», по его словам, должен пронизывать все сферы обучения и воспитания. Все средства школьного и внешкольного воздействия — уроки, учебники, сама атмосфера школьной жизни, пресса, радио, театры, кино, музеи, детская литература — «все это должно быть пущено в ход, развернуто, усовершенствовано или создано для великой цели скорейшего превращения всего грядущего поколения в абсолютно атеистическое».

Луначарский был страстным пропагандистом атеизма, решительным и непримиримым противником религии. Он называл религию «наркотиком», «одурманивающим ядом», церковь — «армией омрачителей, отравителей человеческого сознания» (см. стр. 44, 278 настоящей книги). Религия, неоднократно подчеркивал он, является одним из основных устоев эксплуататорского общества; она оправдывает угнетение, благословляет «министров и генералов устраивать фрикасэ из миллионов человеческих тел и душ» (стр. 128). Вместе с тем Луначарский отмечал, что религия не только обман, но прежде всего «самообман масс», — и именно это определяет необходимость борьбы с ней в первую очередь идейным оружием.

«Что… значит, — писал Луначарский в статье «Социологические и патологические факторы в истории искусства», — изречение… «религия есть опиум для народа» или указание Маркса, что религию нельзя искоренить до тех пор, пока жизнь человечества будет несчастна? Это значит, что здесь образуется целая система обманов, не только, как думал Вольтер, обманов жреца, который эксплуатирует массу, а гораздо более глубоких. Это — самообман, на известной ступени хозяйства необходимый для массы, потому что на самом деле преодолеть ужас, своей жизни она не может и создает, на наш взгляд, глубочайшим образом болезненное, сумасшедшее приспособление — веру, религию, которую потом господствующие классы эксплуатируют для своих целей»

(«Вестник Коммунистической Академии», 1930, кн. 37–38, с. 47–48).

Луначарский не раз во многих работах, и в том числе в статье «Антирелигиозная борьба в школе», подчеркивал, что «беспощадная борьба с религией в области просвещения никоим образом не может противоречить основным положениям Конституции о веротерпимости. Она не должна ни превращаться в какие бы то ни было формы административного воздействия, ни принимать характера грубого давления, оставаясь в рамках убеждения. Правило это, — замечал Луначарский, — тем более важно, что принуждение в этой области является к тому же и крайне нерациональным методом борьбы, скорее упрочивая верования, чем искореняя их».

Луначарский решительно выступал против крайностей и перегибов в деле антирелигиозного воспитания, против насилия над теми детьми, которые находились под влиянием религиозных настроений своих родителей. Когда в Наркомпрос поступили сведения, что в одной из школ Оренбургской области 7 апреля 1928 г. должен состояться публичный суд над ученицей, посетившей по настоянию родителей церковь в день «рождества», Луначарский немедленно телеграфировал в отдел народного образования, категорически предложив отменить этот суд (см.: Ф. Ф. Королев, Т. Д. Корнейчик, З. И. Равкин. Очерки по истории советской школы и педагогики. 1921–1931. М., 1961, с. 295–296).