Нет ничего гаже, чем буржуазный журналист во время военного пароксизма* любого буржуазного отечества.
* Пароксизм — обострение болезни. Здесь обострение между народной обстановки. —Прим. ред.
Наша делегация в Женеве прекрасно испытывала на себе все уловки буржуазных журналистов. Как умело замалчивали они сильные речи Литвинова, — как искажали они их смысл, как со всех сторон обкладывали они короткие кусочки, вырванные из этих речей, самыми лживыми и полными ненависти комментариями! Как старались они в то же время опорочить не только самую делегацию как советскую, как делегацию «правительства бандитов», но и каждую отдельную личность, входящую в делегацию или бывшую около нее!
Гигантски мощная буржуазная пресса находится всегда в полной готовности приступить к своей военной функции, не менее человекоубийственной и отравляющей, чем хотя бы удушливые газы и разрушительные лучи.
Нечего и говорить, что когда подойдет момент той или иной новой войны, пресса держав, которые непосредственно вступят в войну, поддерживаемая секундантами из других стран, подымет невероятный треск, доказывая полную невинность, необычайное миролюбие и святую справедливость своей собственной буржуазии и запугивая народ своей страны грозящим ей внезапным варварским нашествием иноплеменников.
Даже совершенно справедливая оценка грядущей войны как особенно человекоубийственной, даже ужасы этой грядущей войны и воспоминания об ужасах войны уже пережитой будут использованы для того, чтобы нагнать животный страх на собственное свое население и на фоне этого испуга кошмаром журналистской беллетристики, огненными буквами вновь и вновь писать слова:
«Защищайте наше отечество, защищайте себя, иначе все погибло».
При этом будут пущены в ход, как пускались и ранее, все приемы самого беззастенчивого загаживания противника; будет искажена и замазана дегтем вся его история; будут обесчещены, будут протащены по грязным лужам все великие люди враждебной нации в прошлом, еще более будет изображена в грубейших зловонных каррикатурах нынешняя жизнь всех классов противника. Вновь появится пугало вроде того «боша», каким изображен был немец патриотическими перьями французских писак. Смешнее всего, что одинаковые приемы будут употребляться со всех сторон. Как в самой войне и газы, и цеппелины*, и подводные лодки бросаются на линию огня с одинаковой щедростью и бесстыдством при взаимных обвинениях в нелояльных методах ведения военных действий, так и господа журналисты с обеих сторон в одинаковой мере будут призывать одного и того же господа бога благословить оружие каждый своей собственной армии; вторить таким «богобоязненным» журналистам будут и попы всех религий. С обеих сторон противники будут говорить, что данная нация искони представляет собою исчадие зла и отребье человечества. Почти одни и те же термины, одни и те же ругательства с маленькими вариациями будут пущены в ход друг против друга.
* Дирижабли жесткой системы —Прим. ред.
Нейтральный человек и человек, вообще прозревший в тайны военной тактики газет, будет с горькой усмешкой слушать голоса по обе стороны фронта, и ему–то, конечно, будет совершенно ясно, что здесь все сплошь ложь и что если бы поверить обеим сторонам, то окажется — все человечество состоит исключительно из моральных уродов и злодеев.
С театра военных действий будут посылаться огненные корреспонденции, в большинстве случаев заведомо лживые. Характерным для них будет, с одной стороны мотив «гром победы, раздавайся», а с другой — «караул ратуйте».
Первые эти батальные картины — картины триумфальных подвигов «наших бедных маленьких солдатиков» и «наших великих народных полководцев» будут предназначаться для того, чтобы поднимать настроение тыловика и наполнять патриотизмом его пустую грудь. А вторые — для того, чтобы вызвать в нем страх и жалость, пользуясь и этими чувствами для продолжения войны до отходящего все далее «победного конца».
Неудивительно, что у Ромэна Роллана в его горькой пьесе «Лилюли», изображающей всяких чудовищ, питающихся около войны и питающих ее, самой гадкой фигурой, самой продажной, беззастенчиво лживой, юркой, человеконенавистнической представлен журналист. Поистине эти господа во время войны «пишут кровью и отнюдь не своей собственной».
Зато тем более благородна деятельность тех журналистов, которые борются против войны или разоблачают ложь этих милитаристических журналистов и стараются зажечь, хотя бы маленький огонек здравого смысла и честности в густом дыму и тумане шовинизма, нагнанном газетной сволочью.
Но еще более высоко призвание тех журналистов, которые, докопавшись до самых корней войны, будут не гуманистически и бесплодно протестовать против нее, как таковой, а будут нести энергичную пламенную службу информаторов–пропагандистов в рядах той армии, которая действительно идет в бой за человечество, которая действительно в состоянии своей победой раз навсегда в корне уничтожить всякую войну.
Это — наши коммунистические или примыкающие к ним газетные и журнальные работники.
