О цирках

Непосредственно после революции перед нами встал вопрос о цирках.

Некоторые решили его в отрицательную сторону. Так, на Украине цирки попали под сердитую руку. Почему–то это искусство многим показалось бессмысленным и буржуазным.

От такого суждения должна была предостеречь широчайшая популярность этого искусства, несомненная любовь к нему подлинных масс рабочих и красноармейцев, увлечение детей цирком и т. д.

Никогда не следует коммунисту сразу презрительно замахиваться на какое–нибудь действительно популярное явление. Понятно, когда так называемый утонченный интеллигент морщит нос, как от дурного запаха, от частушек или жестокого романса, от густых приключений какой–нибудь кинофильмы, от бульварных романов и т. д. Между тем надо было бы лучше проанализировать, какими именно сторонами все эти роды как будто бы спорного искусства захватывают ум и сердце масс. Может быть, именно здесь надо учиться писать все более тонкую и содержательную музыку, беллетристику, создавать все лучшие формы кинофильм и театра, не отрываясь от живого внимания масс. Конечно, во всех этих формах искусства есть и много отрицательного, притом вовсе не необходимого для масс, а являющегося чуждой, рутинной примесью.

То, что я сказал выше, отчасти относится и к цирку. Уже его широкая популярность, как я уже сказал, должна была заставить задуматься над этим явлением, уже одна она должна была поставить вопрос, может быть, об очищении цирка, о некотором видоизменении его, но, очевидно, вместе с тем и сохранении его основных черт. Но к тому же, присматриваясь ближе к цирку, мы должны сразу признать бесспорную многозначительность и воспитательный характер многих его главнейших элементов. Цирк есть чрезвычайно правдивое, в отличие от окутанного замаскированностью театра, зрелище человеческой силы и ловкости.

Конечно, совершенство человеческого организма, демонстрируемое цирком, как нам говорят, чисто физическое, но это не должно ни на минуту нас смущать. Мы — материалисты, мы знаем, что физическое оторвать от психологического нельзя. Мы даже переживаем в иных случаях некоторый чрезмерный уклон к биомеханике и к изгнанию психологии, при этом там, где это неуместно, то есть в театре. Торжество подлинной биомеханики, перед которой обычно бледнеет жалковатая акробатика актеров сцены, мы видим именно в цирке. Ни на одну минуту нельзя сомневаться, что ловкость и сила большинства артистов цирка, доведенная до предела, сопровождается также изумительного напряжения вниманием, увлекательной отвагой, чертами уже психологическими и при этом чрезвычайно важными.

Атлетика, акробатика, эквилибристика — все это такие несомненные ценности, которые в ближайшем будущем, через правильно понятый спорт, широкой волной прольются во все население вообще, оставляя в качестве показательных вершин и чемпионов крупнейших артистов цирка. Очень жаль, что, например, французская борьба приобрела характер ажиотажа и даже некоторого шарлатанства: сама по себе и она могла бы быть полностью введена в вышеуказанную категорию зрелищ.

Второй важнейшей стихией цирка являются животные, в особенности лошади.

Дрессировка животных подчас сопровождается явлениями нежелательными. Идут разговоры о том, что дрессировка эта сопровождается мучительством, что вольные и потому прекрасные инстинкты животных искажаются грубым фокусничеством дрессировщика. Но все это верно лишь тогда, когда мы берем дрессировку с плохих сторон. Мы прекрасно знаем, что дрессировка может идти и на основах, в которых принуждение играет весьма второстепенную роль, что она может сопровождаться большой любовью к животным и тонким пониманием их психологии. А вместе с тем нет никакого сомнения, что прекрасные экземпляры различных пород животного мира, начиная с лошади до какого–нибудь морского льва, показанные и со стороны их внешней ловкости, присущей именно их организации, и со стороны не бросающегося в глаза ума их, являют собою зрелище в высокой степени интересное и воспитательное, особенно для детей.

Дрессировка крупных хищников — вещь более спорная; но почти трагически захватывает проявляемая при этом отвага и власть человека и искупает отрицательные стороны этого несколько жуткого зрелища, в основе которого лежат тяжелые процессы укрощения.

Наконец, стихия клоунады присоединяется к вышеприведенным. Она все еще стоит у нас неважно. Я помню время, когда наши цирки увлекались красочными революционными пантомимами. На этом пути, как раз в первые, тяжелые годы революции, нынешней дирекцией цирков были достигнуты значительные результаты.

Однако была сделана и ошибка. Эти несколько театрализованные зрелища слишком вытеснили основные элементы цирка. Последовала реакция. Идейно задуманные и красочно выполненные пантомимы были совершенно отброшены, и мы вернулись к старому цирку, но только, правда, очень высокого качества. Программы цирков государственного треста, по общим отзывам, не только не ниже, но скорее выше по качеству, чем довоенные программы.

По пути была, так сказать, станция идейной клоунады. Целый ряд клоунов, среди них: Лазаренко, братья Таити, Дуров, в некоторых своих выступлениях Бим–Бом, не знаю, настоящие или не настоящие, — вероятно, настоящие, потому что давали тексты, написанные остроумными поэтами и остроумно исполнявшиеся. На меня производит такое впечатление, что и это несколько выцвело, что из клоуна не получился «шут его величества народа», что мы опять упали отсюда в тенденциозную клоунаду. Это жаль; в тенденциозной клоунаде хороша только тенденциозная великолепная ловкость и своеобразный острый гротескный юмор клоунов, который, конечно, нужно сохранить, но совершенно не нужно придумывать новый. Когда клоунада будет представлять собою с перцем поднесенную революционную сатиру, это до чрезвычайности сдобрит цирк.

Думается мне, что не надо было вовсе отходить и от пантомим. От времени до времени по крайней мере можно было бы давать скетчи с острой акробатикой.

Я помню, какое великое впечатление производила игра цирковых артистов в Народном доме в Петрограде в 1919 и 1920 годах.¹

Широкие возможности, которые открываются перед цирковым трестом после того, как он победит первые организационные, финансовые трудности, открываются именно перед советским цирком. Конечно, при широчайшем участии иностранных артистов. Только не надо крайностей, не надо, конечно, бросаться в новаторство и подменять цирк чем–то еще совсем неизведанным, неисследованным, не надо принимать цирк и таковым, каким он есть. Реформу же его надо предпринимать со внесения нового содержания в клоунаду, остальное появится постепенно.

1925 г.